Всё, что мы потеряли - Элис Келлен Страница 22

комнату, обращая внимание на наши с ней фотографии и карточки других друзей, висевшие на пробковой доске над столом рядом с картиной, которую я нарисовала для нее на день рождения. На картине виднелся тонкий силуэт Блэр, спиной к зрителю и лицом к бурному морю. Дело в том, что для меня Блэр была всегда немного такой — спокойствием среди хаоса. Спокойствием в моем внутреннем хаосе. Однажды отец сказал мне, что нам всем нужен якорь. В каком-то смысле она была моим.

— В следующий раз сделаем что-то поспокойнее, — сказала Блэр.

— Да, так лучше. Не знаю, что это было.

— Ты о чем?

И не знаю, я сделала это, потому что не нашла что еще сказать перед уходом или из-за ее взгляда, полного ностальгии, а может, из-за странного момента, который мы обе сейчас проживали, но я внезапно выпалила с пересохшим ртом и спутанными мыслями:

— Я разделась перед ним.

— Что?

— Перед Акселем. И поцеловала его.

— Черт, Лея. Ты серьезно?

— Я была сама не своя, — попыталась защититься я.

Черты Блэр смягчились, а ее глаза наполнились нежностью. Она протянула руку, положила на мою, а затем сжала ее. Это пожатие согрело меня изнутри, как будто через него передались воспоминания, теплые чувства и дружба.

— Ты не понимаешь, Лея? Сейчас ты больше, чем когда-либо, похожа на саму себя. На настоящую. Ты не помнишь? Ты всегда была такой. Спонтанной. Непредсказуемой. Ты совершала любую глупость, пришедшую тебе в голову, ты тянула меня за собой, и это… это заставляло меня почувствовать себя живой. Я скучаю по этому.

Я поднялась, меня била дрожь.

— Мне пора идти.

30 Аксель

Лежа на кровати, она сняла лифчик и подтянула меня к себе. Я рухнул на колени рядом с ней и вперился в ее женственное тело. Я протянул руку и погладил бедра, поднимаясь все выше. Мэдисон раздвинула ноги в ожидании ласки и со стоном выгнулась в ответ.

И тогда я подумал о другой груди, маленькой, круглой, совсем не похожей на эту. Черт возьми. Я потряс головой, чтобы сбросить это наваждение, воспоминание.

Я лег. Мэдисон забралась на меня, надела мне презерватив, и я забыл обо всем на свете, кроме нас, стонов Мэдисон мне на ухо, нарастающего удовольствия. Потребность, секс, момент. Только это.

Май (осень)

31 Аксель

В нашей ситуации не стоило терять ни дня, ни даже часа, поэтому, как только Лея зашла в дом, я взял ее чемодан и отнес в комнату. Она прошла за мной, растерянная.

— Что происходит? — спросила она.

— Давай расставим все точки над i. Поговорим. Ну как делают нормальные люди, ок? Я всю неделю думал над твоими словами. Я должен был раньше это все понять. Чувствовать. Ты должна чувствовать. Вот так. Правда, Лея?

— Нет. — Она была напугана.

— Пойдем на террасу.

Как только мы пришли туда, она встала, скрестив руки.

— Я пообещала тебе, что буду рисовать.

— Обязательно. Но этого недостаточно. Однажды в этом самом месте ты меня спросила, будешь ли ты когда-то снова счастлива, помнишь? И я тебе задал вопрос, а хочешь ли ты быть счастливой, но ты не ответила, поскольку у тебя началась паническая атака. Ответь сейчас. Давай.

Она была такой затравленной, потерянной…

— Не знаю… — Она тяжело дышала.

— Я уверен, что знаешь. Посмотри на меня.

— Не поступай со мной так, не надо.

— Я уже поступаю, Лея.

— У тебя нет никакого права…

— О, у меня оно есть. Черт возьми, еще как есть! Я говорил тебе, Лея. Я пообещал, что я не остановлюсь, даже если ты считаешь, что я ковыряю твою рану. И ты скажешь мне спасибо. И я буду продолжать, потому что знаешь что? Я тебя уже сломал. Я вижу это. Я не позволю тебе снова закрыться. А сейчас ответь на вопрос: ты хочешь быть счастливой?

Губы затряслись. Глаза метали молнии, словно хотели пронзить меня. Навредить. Оставайся такой всегда. Именно такой. Полной эмоций, пусть даже негативных, пусть даже направленных на меня. Я это переживу.

— Не хочу! — закричала Лея.

— Наконец-то слышу искренний ответ.

— Чтоб тебя, Аксель!

Она попыталась зайти в дом, но я загородил проход.

— Почему ты не хочешь быть счастливой?

— Как ты можешь такое спрашивать у меня?

— Обычно. Открывая рот.

— Ненавижу тебя. Сейчас.

Я сдержался. Напомнил себе, что ненависть — это тоже чувство. Одно из самых сильных, способное вывести человека из оцепенения, что и происходило с Леей.

— Ты можешь плакать, Лея. Со мной можешь.

— С тобой… Ты последний человек…

Она не смогла закончить фразу до того, как начала всхлипывать. И в этот момент… да, я сделал шаг навстречу к ней, нежно подхватил ее и обнял, чувствуя, как она дрожит. Я закрыл глаза. Я почти мог коснуться ее злости, ярости и боли, настолько сильных, что они ослепляли ее и привязывали к состоянию, в котором ты можешь только думать: «Это нечестно, нечестно, нечестно». Часть меня сочувствовала ей, иногда я хотел сесть рядом с ней в тишине и уступить, но потом вспоминал девушку, полную жизни, которая пряталась где-то внутри нее самой, и мог думать только о том, чтобы вытащить ее оттуда. Почти с одержимостью.

Я шептал в ее спутанные волосы:

— Прости, что загнал тебя в ловушку, но это лучше для тебя. Ты увидишь. И поймешь. И простишь меня, правда, Лея? Я не верю тебе про ненависть. — Она улыбнулась сквозь слезы. — Мы сделаем это вместе, хорошо? Я все возьму на себя, тебе нужно только следовать за мной, и все. Я буду тебя вести, если ты позволишь.

Я протянул ей руку. Лея сомневалась.

Она внимательно посмотрела на мою ладонь, как будто останавливалась на каждой линии и отметке, затем ее пальцы аккуратно