Синяя соляная тропа - Джоанн Харрис Страница 22

того уже наполовину поглощенную пламенем. Вонь от китового жира, обугленного дерева, горящих волос и плоти повисла над кораблем подобно грозовому облаку, оскверняя море, загрязняя воздух. Наконец почерневший остов медленно ушел под воду, и от него на поверхности остались лишь следы крушения – обгоревшие доски и обломки.

Шелки наблюдал за умирающим кораблем с ближайших шхер. Он дрожал в промокшей одежде, но лицо его было холодным и словно каменным, как морские валуны, на которых он нашел спасение.

Глава третья

К тому времени как судно полностью исчезло под волнами и все затихло, солнце – еще редкий гость в этих северных краях – уже опустилось за горизонт. Небо окрасилось в мертвецки-зеленый, и в нем собрались тучи. Воздух же постепенно очистился.

Шелки сидел на облепленных водорослями камнях. Рядом лежали тюлени, вовсе не потревоженные и не испуганные. Они словно понимали, что охотники из желтой шлюпки больше не могут им навредить.

Они держались группками по двое и по трое, охраняя своих малышей. Шкура у них лоснилась от жира, а проникновенные карие глаза вбирали в себя картину крушения.

Моряки угрюмо смотрели на шелки. Некоторые проклинали его себе под нос, называя демоном, но голоса у них дрожали. Кто еще, если не демон, мог заручиться помощью кита? Вынести все мучения, которым его подвергали? Выжить после того, как его бросили на Сул-Скерри, привязали к корме на съедение акулам, а теперь и вовсе погубить их шхуну вместе с капитаном, старшим помощником и двумя моряками, оставшимися на борту? Это не объяснить иначе как демонической магией. И хотя моряки были вооружены, они не подняли на него ни гарпуна, ни копья и со страхом смотрели на шелки в гробовом молчании.

– Это за то, что мы угрожали его народу, – сказал один из них.

– Это за то, что мы бросили его на Сул-Скерри, – сказал другой.

– Это за то, что мы посадили его в корабельный карцер, – сказал третий, медленно поднял оружие, но затем уронил его молча в воду.

Один за другим охотники побросали дубины и копья за борт. Лишь китобой прижимал гарпун к груди, глядя на шелки. А затем молча вытянул руку и бросил свое оружие в чернильные воды океана. Раздался громкий всплеск, и гарпун, блеснув на прощание, скрылся под водой. Шелки поднялся и вытянул руку перед собой. Моряки, не говоря ни слова, подвели к нему шлюпку и пустили его на борт.

Они подняли маленький парус и повели лодку в ночь. Между собой переговаривались шепотом, на шелки бросали косые взгляды, а его тестя будто не замечали. Сейчас в Джоне Маккрэканне видели предателя, пустившего демона на корабль. Предателя Народа и своей семьи на борту. Поэтому и ему, и его зятю выказывали презрение.

Они плыли на восток. Порой ветер дул в паруса, а иногда приходилось работать веслами. На небе высыпали звезды, и море было словно шелковое полотно. Никакие опасности не встречались им по пути: ни подводные камни, ни шторма, ни чудища глубин. Наконец горизонт расцвел восходом, и они увидели землю и поняли, что скоро будут дома.

Часть 7

«И выйдешь ты за китобоя,

И будешь, дева, им горда,

Но лишь гарпун над пеной взмоет,

Убьет он сына и меня».

Баллады Чайлда, № 113

Глава первая

Весна на островах и печальна, и сладка. Недолго, но буйно цветут колокольчики, вереск, примулы и боярышник. В скалах распускаются розовые бутоны армерии приморской, а в болотах – пушица. Однако весна коротка – и, только вырвавшись из-под снега, умирает в объятиях лета.

В этом году весна пришла подобно раскатам грома: внезапная, мрачная, грозная. Ребенок вырос в чреве Флоры и начал властно пинаться, спеша выйти наружу. День возвращения «Кракена» приближался, и Флора искренне надеялась, что муж успеет вернуться к рождению сына, хотя ее мать втайне рассчитывала покрестить младенца до этого.

– Его надо назвать сразу, как только он родится, – твердила она. – Ребенок без имени призывает шторма и создания тьмы.

Разумеется, истинная причина была иной. Шелки не могли забрать свое дитя, если его уже покрестили. Об этом ей рассказала ее собственная мать перед рождением Флоры. Старушка и сейчас прибыла на острова, чтобы помочь принять роды. Внучка встретила ее тепло, но про себя гадала, знает ли бабушка правду об отце ребенка. Впрочем, та и словом не обмолвилась ни о шелки, ни о своем зяте. Лишь помогала по дому, готовила, убиралась и давала советы беременной.

Тем временем Флора подбирала имя для сына, чтобы можно было покрестить его сразу после рождения. Арран, что значит «высший»? Фергус, «могучий»? Или Койнах, «красивый»? А может, Донал, «властитель миров»? Флора считала, что имя ребенка должно отражать его благородное происхождение, давать ему чувство гордости и возвышать клан Маккрэканнов. Ей даже в голову не приходило, что это может оказаться девочка, поэтому она очень удивилась, когда первого мая вместо маленького принца родила принцессу, но, несмотря на это, сразу ощутила сильный прилив любви к новорожденной.

Флора Маккрэканн не знала другой любви, кроме как построенной на ее условиях. Она любила отца и мать, но все же не чувствовала, что достаточно с ними близка. Возлюбленный Флоры отчасти укротил ее необузданное сердце, но затем она поработила его и превратила в подобие домашнего питомца, к которому не испытывала ничего, кроме привязанности. И вот впервые в жизни Флора Маккрэканн полюбила искренне, по-настоящему. Все в ее дочери было очаровательно, от кончика носа до рыжих кудряшек. Девочка оказалась капризной и своевольной. То отказывалась брать сосок, то кричала, требуя молока.

– Сложный ребенок, – сказала мать Флоры. – После крещения присмиреет.

Сама Флора полюбила дочь такой, какая она есть, и не хотела ее менять даже ради своего удобства. Возможно, поэтому она не спешила с крещением и ждала возвращения «Кракена». Так или иначе, девочка еще оставалась безымянной, когда желтая шлюпка с выжившими моряками причалила к берегу.

Они плыли сорок восемь часов без перерыва, изнывали от голода, жажды, холода и страха – все, кроме шелки, окруженного молчанием. Правда, когда их путешествие подошло к концу и они пришли в родную гавань с единственным сокровищем – своей жизнью, – моряки начали роптать. Вспоминать о бочках с жиром, шкурах и бивнях, потонувших вместе с кораблем. Джон Маккрэканн выглядел несчастным и осунувшимся. Пожалуй,