Прочь из города - Денис Ганин Страница 22

— Мужики, а может, отожмём мы эту дверь, а дядю того — прижмём, как следует, и жратвы домой наберём? Нас ведь четверо, а он там один. Что он нам сделает?

— А вдруг он не один? — засомневался второй, что помоложе.

— Серёг, не дрейфь! Один он там, я тебе говорю. И камеры сейчас не работают, и тревожная эта их кнопка…

Видя, что дело начало приобретать опасный поворот, Ропотов попытался вернуть их разговор в правовое поле:

— Мужики, хорош вы! Это же кража со взломом. Ещё и разбойное нападение на человека при исполнении. А сейчас комендантский час, нас даже судить не будут, просто патруль расстреляет вот здесь прямо, на этом самом месте, и всё.

— Во-во, по законам военного времени, — добавил Борис.

— Военного положения, — поправил его Ропотов.

— Вашу мать! — сплюнул зачинщик взлома, — с вами точно каши не сваришь… ни сегодня, ни завтра! Что вы только бабам своим да детишкам дома скажете, когда они вас жрать просить будут?

Постояв так ещё минут с пять, поговорив пустое, все четверо решили разойтись. Ропотов шёл домой с противоречивым чувством: с одной стороны, он предотвратил преступление, возможно, даже убийство несчастного охранника магазина, с другой — ему совершенно нечего было нести домой. А значит, и весь его поход оказался в целом бесполезным.

«Как меня встретят Лена и дети? «Папа, что ты нам принёс? Мы хотим есть», — а что я им дам? Уголовный кодекс почитаю на память?» — крутилось у него голове.

Когда он открыл дверь в квартиру, в звенящей от холода темноте его никто не встречал. Дети вместе с Леной, полностью одетые, даже в шапках и перчатках лежали в их с Ропотовым комнате, свернувшись в один большой клубок и укрывшись всеми одеялами, что были в доме. Откуда-то из-под одеял послышался приглушенный детский кашель.

— Алёша, это ты? — последовал голос Лены.

— Да… я, — ответил Ропотов Лене из коридора.

— Алёша, у Саши, похоже, температура, и он кашляет.

— Вот, чёрт! Этого только сейчас не хватало.

— Я там нашла лекарства противовирусные, уже дала. Но ему б сейчас чего-нибудь горячего: молока с мёдом или чая с малиной… Господи, как же у нас холодно, даже цветы в горшках все замёрзли… Молоко и вода у нас есть, а как это всё нагреть, ума не приложу… Алёш, придумай что-нибудь. Ты же мужчина!

Ропотов, не разуваясь и, тем более, на раздеваясь, в чём был, сразу прошёл на кухню. Он вспомнил, что в одном из шкафчиков у них были ароматические свечи. Порывшись в темноте, он отыскал две большие, почти нетронутые, купленные когда-то в «Икеа» свечи. Вооружившись зажигалкой, он решил зажечь только одну из них. Вторую же — оставить про запас на столе, чтобы та потом была под рукой. Когда Ропотов искал зажигалку, он также обнаружил пару коробков спичек, и что ещё более ценно — нераспакованный пакет плоских чайных свечек, на сотню штук. Какая, в сущности, бесполезная мелочь — свечи и спички в городской квартире, но как сейчас они оказались кстати, и как, быть может, они ещё пригодятся им!

Жёлтый, ритмично вздрагивающий от дыхания Ропотова огонёк после того, как подхватилась и разгорелась свеча, удлинился и стал ещё лучше освещать кухню. Такой приятный и дразнящий аромат кофе наполнил и защекотал ноздри Ропотова.

«Да, сейчас бы кофейку горячего глоток… да с колбаской», — пронеслось у него в голове.

Первым делом Ропотов поднёс к пламени свои озябшие руки. Растирая их, он долго не мог почувствовать тепло. Когда он сел на стул, глаза сами собой стали закрываться. Внезапно острая боль опалённой ладони привела его снова в чувство. Одёрнув руку, он встал и нашёл на полке эмалированную кружку. Налил в неё ледяного молока. Наполовину пустой, оставленный Леной пакет уже стоял на столе. Держать его в холодильнике не имело смысла — вся их квартира сейчас превратилась в один большой холодильник.

Ропотов держал над свечой неполную кружку минут пять, пока Лена не окликнула его. Ей не терпелось напоить горячим Сашу, а время тянулось мучительно долго. Попробовав тотчас молоко на язык, Ропотов убедился, что оно почти не нагрелось. Держать долго кружку на весу было неудобно, да и тепла от одного фитиля явно не хватало для её разогрева.

«Подожди ещё немного! Нагревается, но медленно», — крикнул Ропотов из кухни. Он поставил кружку на стол и заглянул в мусорное ведро. Оттуда извлёк пустую консервную банку из-под фасоли, которую недавно покупал в «Пятёрочке», когда та ещё работала.

Банка была большая, с одной стороны, но с другой: «Лучше бы она была больше, её содержимого хватило бы нам подольше», — подумал с сожалением Ропотов. Повертев банку в руках, он взял нож и стал пробивать им по всей окружности банки отверстия: три-четыре снизу и столько же у верхнего края. Потом поместил на дно банки три чайных свечи — больше не влезало — и ловко зажёг их одной спичкой. Сверху на банку водрузил ковш, перелил в него молоко и накрыл крышкой. «Теперь другое дело! — удовлетворенно отметил про себя Ропотов. — Так и быстрее будет, и руки хорошенько можно погреть».

Погрев немного ладони от самой банки, он сходил в комнату, где Лена и дети лежали, укрывшись одеялами. Предложил Лене, также как он сам только что, погреть руки. Она отказалась — вылезать из-под одеяла для того, чтобы греть только руки, охладив при этом остальное тело, она не захотела. Вместо этого Лена попросила Ропотова рассказать ей, что он видел и слышал на улице.

Не услышав для себя ничего радостного, она снова погрузилась в полудрёму. Саша тихонько покашливал, Павлик же, что удивительно, лежал молча.

Ропотов вернулся на кухню. Минут пятнадцать потребовалось, чтобы молоко нагрелось до образования у его поверхности легкого пара. Этого было достаточно. Сняв ковш с банки и перелив молоко обратно в кружку, Ропотов добавил и растворил в молоке ложку густого мёда. Потом он осторожно потушил свечи, стараясь не расплескать расплавившийся в них и ставший вдруг таким драгоценным простой парафин. Когда он нёс кружку в спальню, больше всего он боялся споткнуться обо что-нибудь в темноте и разлить с таким трудом приготовленное лекарство. Но, к счастью, в пути с ним ничего не приключилось, и разбуженный Леной и немного осоловевший ото сна Саша, откашлявшись, как следует, с жадностью выпил всё молоко до последней капли.

— Мама, я тоже молочка с мёдиком хочу, — вдруг напомнил о себе Паша.

— Какой у нас папа