Валерий Коновалов - Век Свободы не слыхать Страница 23

В вестибюле подъезда меня встретил дежурный наряд из двух прапорщиков. Сверившись с моими удостоверениями и проверив, что мне действительно назначено, они предложили пройти к лифту и подняться на четвертый этаж. Кнопки лифта почему-то не были помечены цифрами.

- А какую кнопку нажимать? - спросил я.- Не ровен час, заблужусь еще.

- Единственную действующую, остальные заблокированы,- сказали в ответ.

- Понятно.

Наконец я в кабинете у Гурова. Поздоровались, сели к столу. Александр Иванович попросил секретаршу Лену принести чай и кофе. Я начал было настраивать аппаратуру, но генерал остановил меня: "Давай сначала так поговорим". Говорили долго. Гуров рассказывал о том состоянии, в котором после развала союзных силовых структур оказалась безопасность России. Об отсутствии концепции национальной безопасности, без которой невозможно свести к единому знаменателю законы и нормативные акты силовых ведомств. Для примера он назвал недавно принятый парламентом и утвержденный президентом "Закон об оперативно-розыскной деятельности". Об угрозах, которые несут государству в условиях беззакония и бесконтрольности, а главное, бессилия власти организованная преступность и коррупция. О терроризме и о многом другом. Я то и дело порывался включить магнитофон, но Александр Иванович тут же меня осаживал. Наконец он сам задал мне несколько вопросов о моей предыдущей жизни в СССР, о том, что толкнуло меня уехать на Запад, как я оказался на радио "Свобода", а также по поводу моего интереса к вопросам обороны и безопасности. В числе прочих был и вопрос, как я теперь отношусь к КГБ.

Я ответил, что за вычетом 5-го Главного управления нормально и что согласен с тем, что то, как поступили с госбезопасностью СССР, было просто очередной "демократической" глупостью, если не чьим-то нарочитым злым умыслом. С Гуровым я решил говорить искренне, незачем было скрывать от него мои взгляды, тем более что они совпадали и с его собственными. Именно эта общность взглядов со временем сблизила нас и сдружила. Александр Иванович, сказав, что в служебное время обо всем не поговоришь, пригласил меня к себе домой в гости. Потом, заметив по часам, что рабочий день-то подходит к концу, предложил все же включить аппаратуру и задать интересующие меня вопросы. Но беседа поначалу не пошла, на меня опять "накатило". Необходимо было немножко расслабиться. Я спросил генерала Гурова, как он посмотрит на то, если я совсем немножко "залью за галстук" (свой "рабочий инструмент" плоскую пластиковую поллитру шотландского виски "Johnnie Walker", в вольном переводе на русский именуемого "Ванькой Ходоком", я на всякий пожарный всегда держал в том же кейсе). Гуров ответил, что не возражает.

Говорили мы по двум темам сразу. Одна из них - безопасность Российского государства и задачи МБ, вторая - уже упомянутый "Закон об оперативно-розыскной деятельности", который Александр Иванович, имеющий ученую степень доктора юридических наук, профессионально разложил "по полочкам", показав все сильные и слабые стороны данного нормативного документа и еще раз при этом подчеркнув, что в отсутствие единой концепции безопасности этот закон в полную силу на практике реализован не будет.

Тут мы заметили, что время уже совсем позднее и за окнами стемнело. Я попрощался с Александром Ивановичем, его секретаршей Леной и заторопился к выходу "прощаться" с прапорщиками на КПП. Состояние у меня было более чем приподнятое, ибо в пылу борьбы с заиканием я незаметно осушил всю поллитру скотча фактически на голодный желудок, и меня развезло. Не знаю, что уж подумали обо мне прапорщики, но Миша саркастически заметил, что еще немного, и он поехал бы в бюро РС сообщить, что я "сгинул в застенках Лубянки". Потом, принюхавшись, спросил: "Ты что, еще и надраться там умудрился?" Я только развел руками, ибо внятно отвечать уже был не в состоянии.

Через пару-тройку дней состоялась у нас и поездка в пресс-бюро СВР. Елистратов эту мою тягу к структурам бывшего КГБ назвал не чем иным, как формой "утонченного диссидентского мазохизма". Я только отмахнулся от его очередного саркастического замечания, но про себя все же усмехнулся "мазохист", значит. С большим трудом мы установили, что бывшая улица Богдана Хмельницкого и есть теперь эта самая Маросейка (интересно, чем это перед новой властью провинился гетман, воссоединивший Украину с Россией?), сориентировались на местности и попали в искомый переулок под названием Колпачный. Миша опять схохмил в мой адрес, обыграв название переулка. Подойдя к красивому серого камня особняку с массивной дверью я, к своему удивлению, не обнаружил на нем ни одной вывески или таблички, о чем через улицу крикнул оставшемуся в машине Михаилу.

- Да здесь это,- раздраженно ответил Елистратов,- что ты хочешь, чтобы тебе тут аршинными буквами написали "СВР"? Подойди и позвони в дверь.

Я так и сделал. В двери сначала открылся "волчок", после чего открылась и сама дверь. В отличие от лубянского подъезда здешние служилые люди были одеты в штатское, однако их принадлежность к организации не мог бы скрыть даже самый модный итальянский двубортный костюм.

- Вы по какому вопросу?

Я назвался.

- Подождите здесь.

Через некоторое время секретарь Кобаладзе Елена Васильевна предложила мне подняться наверх и подождать немного в приемной:

- Юрий Георгиевич пока еще занят.

Ожидая, я успел выкурить пару сигарет и выпить предложенную чашечку кофе. В пресс-бюро СВР сервис был по высшему классу, не хуже, чем на Западе. "Микстуру" я принял загодя еще в машине и чувствовал себя вполне готовым к работе.

Наконец меня пригласили в кабинет к начальнику пресс-службы СВР полковнику Кобаладзе, о котором я знал только то, что ранее он работал в Лондоне под "крышей" Гостелерадио.

- Так что хочет от нас радио "Свобода"? - улыбаясь и протягивая мне руку, спросил Юрий Георгиевич.

- По максимуму - беседу с Примаковым, по минимуму - с одним из его замов,- тут же нашелся я.

Кобаладзе рассмеялся:

- Ну, в отношении директора это слишком завышенная просьба, интервью он практически никому не дает, а его заместителя вы должны назвать вполне конкретного, так что давайте сначала поговорим со мной, посмотрим, какие вопросы вас интересуют.

Тогда я предложил провести нашу ознакомительную беседу в форме интервью с самим Юрием Георгиевичем, чтобы вообще не остаться с пустой магнитофонной лентой. Чуть подумав, Кобаладзе дал согласие. Наш первый разговор касался общих вопросов становления структур СВР и работы разведки как по старым, так и по новым направлениям - в рамках прорабатываемого российскими законодателями закона о разведдеятельности и сопутствующих нормативных актов, но при отсутствии на тот текущий момент четкой внешнеполитической доктрины у Российского государства.

Под занавес зашел у нас разговор и о так называемых ушельцах, то бишь перебежчиках из ПГУ. Не вступая в полемику с Кобаладзе по поводу "гордиевских и иже с ним", я задал только один вопрос: как объяснить историю с майором КГБ Владимиром Кузичкиным? Ведь его уход из тегеранской резидентуры через Турцию в Англию не мог оказаться незамеченным, хотя бы по более поздним, второй половины 83-го - начала 84-го года, публикациям в британской прессы. И что же? В Москву пришла похоронка. Его жену известили, что Кузичкин погиб или же пропал без вести, выполняя задание в Афганистане. (В зону ответственности майора Кузичкина входила афганская провинция Герат, где он работал среди тамошних "духов", имевших тесные связи с Ираном.) Хорошо. Может, случайно его перепутали с полковником Владимиром Кузнеченковым, погибшим при штурме дворца Амина в декабре 79-го? Хотя в это мало верится.

И что еще более странно, по-настоящему наличие Кузичкина в Англии советские спецслужбы обнаружили только в начале 90-х годов уже после выхода в свет его книги. Возникает закономерный вопрос, суммировал я вышесказанное: знал ли тогдашний резидент КГБ в Тегеране Леонид Шебаршин об уходе на Запад своего подчиненного? Если не знал, то по логике вещей самое время было ставить вопрос о полном или частичном служебном несоответствии данного офицера разведки, а если знал, то при чем тут история с похоронкой "на погибшего в Герате" агента по кличке Оса. И кроме того, возможно ли будет задать этот вопрос лично Леониду Владимировичу? Объяснил я и причину моего интереса, сославшись на всевозможные и противоречащие друг другу публикации в советской, а затем и в российской прессе, а также на личное мое знакомство с ним (Кузичкин писал для "Сигнала"). Все это, вместе взятое, однозначно мешало поставить его на одну доску с Гордиевским и другими. Что-то в его истории не совсем увязывалось, и я это чувствовал. (Кстати, к схожему заключению по поводу Кузичкина пришел на страницах своей книги "Позывной "Кобра" и мой знакомый офицер-афганец, подполковник спецподразделения "Вымпел" Эркибек Абдуллаев.) На всю эту мою вопросительно-утвердительную тираду Кобаладзе почти ничего не ответил, пообещав только, что вопросы для беседы с Шебаршиным он проработает. Кстати, ответ Шебаршина был отрицательным - с прибавлением некоторых эпитетов в адрес радио "Свобода". Впрочем, все это не так уж теперь и важно.