Федор Сологуб - Том 8. Стихотворения. Рассказы Страница 23

«Предвестие отрадной наготы…»

Предвестие отрадной наготыВ твоей улыбке озаренной встречи.Но мне, усталому, пророчишь тыЗаутра после нег иные речи.

И я скольжу над вьюгой милых ласкМечтой, привыкнувшей ко всем сплетеньям,И, не спеша войти в святой Дамаск,На перекрестке медлю за куреньем.

Ты подожди, прелестница, меня,Займись хитросплетенною косою.Я в твой приют войду на склоне дня,Когда поля задремлют под росою.

А ранним утром мне расскажешь ты,Смущенная, наивно хмуря брови,Что предвещают алые цветы,О чем пророчит знойный голос крови.

«О чем щебечут птицы…»

О чем щебечут птицыТак звонко по весне?Какие небылицыРассказывают мне?

Забавно, словно в сказкеО чем звенят ручьи?Чьи шопоты и ласкиПерепевают, чьи?

Ответа мне не надо.Ответ я знаю сам.Душа беспечно радаВеселым голосам.

Под всякою личинойЯ узнавать привыкЛюбви, всегда единой,Непостижимый лик.

«Насладился я жизнью, как мог…»

Насладился я жизнью, как мог,Испытал несказанные пытки,И лежу, изнемогши, у ногТой, кто дарит страданья в избытке.

И она на меня не глядит,Но уста ее нежно-лукавы,И последнюю, знаю, таит,И сладчайшую чашу отравы

Для меня. Не забудет меня,И меня до конца не оставит,Все дороги последнего дняНежной лаской своей излукавит.

«Душа моя, благослови…»

Душа моя, благословиИ упоительную нежность,И раскаленную мятежность,И дерзновения любви.

К чему тебя влечет наш гений,Твори и в самый темный день,Пронзая жуть, и темь, и теньСияньем светлых вдохновений.

Времен иных не ожидай, —Иных времен и я не стою, —И легкокрылою мечтоюУродства жизни побеждай.

«Гори, гори, моя любовь!..»

Гори, гори, моя любовь!Я не боюсь твоих пыланий.Светлее воскресайте вновьВы, сонмы яркие желаний!

Ты погасай, моя тоска,Хотя б с моею вместе кровью,Стрелою меткого стрелкаСраженная. — моей любовью.

Мне стала наконец яснаДавно томившая загадка.Как прежде, смерть мне не страшна,И жить, как никогда, мне сладко.

Amor

Тринадцать раз в году больная,Устала я от жизни этой.Хочу лежать в гробу нагая,Но не зарытой, не отпетой.

И будет гроб мой — белый мрамор,И обовьют его фиалки,И надпись золотая: AMORУ ног на черном катафалке.

Поставят гроб в высокой башне,В торжественном большом покое,И там ничто тоской вчерашнейМне не напомнит про былое.

Аканты легких капителейИ своды голубой эмалиМеня закроют от мятелейИ от тревожной звездной дали.

Увижу в полночь сквозь ресницыНа ступенях алмазных лестницВ одеждах алых вереницыБлаженных Элизийских вестниц,

И отроков в крылатых латах,Превосходящих блеском солнцы,На страже у дверей заклятыхЧеканенной тяжелой бронзы.

И мне к челу с венчальным гимномРубиновая диадемаПрильнет, и фимиамом дымнымУпьюсь я, как вином Эдема.

Улыбкой слабой дрогнут губы,И сладко потеплеют чресла,Когда серебряные трубыМне возвестят: Любовь воскресла!

И запылает надпись: AMOR,Пасхальные зажгутся свечи,И встану я, и белый мраморПокину для последней встречи.

Дон Кихот

«Бессмертною любовью любит…»

Бессмертною любовью любитИ не разлюбит только тот,Кто страстью радости не губит,Кто к звездам сердце вознесет,Кто до могилы пламенеет,—Здесь на земле любить умеетОдин безумец Дон-Кихот.

Он видит грубую Альдонсу,Но что ему звериный пот,Который к благостному солнцуТруды земные вознесет!Пылая пламенем безмерным,Один он любит сердцем верным,Безумец бедный, Дон-Кихот.

Преображает в ДульцинеюОн деву будничных работ,И, преклоняясь перед нею,Ей гимны сладкие поет.Что юный жар любви мгновеннойПеред твоею неизменнойЛюбовью, старый Дон-Кихот!

«Порой томится Дульцинея…»

Порой томится Дульцинея,От темной ревности бледна,Но кто ей скажет: Дульцинея.Ты Дон-Кихоту не верна! —

Изменит грубая Альдонса.Любой приманкою взята,Но кто же скажет ей: — Альдонса,Для Дон-Кихота ты свята!—

Душою прилепляясь к многим,Одну прославил Дон-Кихот.Даруя милости убогим,Не изменяет Дон-Кихот.

«Кругом насмешливые лица…»

Кругом насмешливые лица,—Сражен безумный Дон-Кихот.Но знайте все, что есть светлица,Где Дон-Кихота дама ждет.

Рассечен шлем, копье сломалось,И отнят щит, и порван бант,Забыв про голод и усталость,Лежит убитый Росинант.

В изнеможении, в истомеПешком плетется Дон-Кихот.Он знает, что в хрустальном домеЦарица Дон-Кихота ждет.

Фимиамы (1921)

«На что мне пышные палаты…»

На что мне пышные палатыИ шелк изнеженных одежд?В полях мечты мои крылаты,Подруги сладостных надежд.

Они летят за мной толпами,Когда, цветам невинным брат,Я окрыленными стопамиИду, куда глаза глядят.

Слагать стихи и верить смелоТому, Кто мне дарует свет,И разве есть иное дело,Иная цель, иной завет?

«В ясном небе — светлый Бог Отец…»

В ясном небе — светлый Бог Отец,Здесь со мной — Земля, святая Мать.Аполлон скует для них венец,Вакх их станет хмелем осыпать.

Вечная качается качель,То светло мне, то опять темно.Что сильнее, Вакхов темный хмель,Или Аполлоново вино?

Или тот, кто сеет алый мак,Правду вечную один хранит?Милый Зевс, подай мне верный знак,Мать, прими меня под крепкий щит.

«Бывают дивные мгновенья…»

Бывают дивные мгновенья,Когда насквозь озареноБлаженным светом вдохновеньяВсе, так знакомое давно.

Все то, что сила заблужденьяВсегда являла мне чужим,В блаженном свете вдохновеньяОпять является моим.

Смиряются мои стремленья,Мои безбурны небеса.В блаженном свете вдохновеньяКакая радость и краса!

«В пути томительном и длинном…»

В пути томительном и длинном,Влачась по торжищам земным,Хоть на минуту стать невинным,Хоть на минуту стать простым,

Хоть краткий миг увидеть Бога,Хоть гневную услышать речь,Хоть мимоходом у порогаЧертога Божия прилечь!

А там пускай затмится пыльюСвятая Божия тропа,И гнойною глумится быльюОжесточенная толпа.

«Скифские суровые дали…»

Скифские суровые дали,Холодная, темная родина моя,Где я изнемог от печали,Где змея душит моего соловья!

Родился бы я на Мадагаскаре,Говорил бы наречием, где много а,Слагал бы поэмы о любовном пожаре,О нагих красавицах на острове Самоа.

Дома ходил бы я совсем голый,Только малою алою тканью бедра объяв,Упивался бы я, бескрайно веселый,Дыханьем тропических трав.

«Благодарю тебя, перуанское зелие!..»