Сулейман Рагимов - Сачлы (Книга 1) Страница 23

Босиком он добежал до телефона, рывком снял трубку.

— Сберкассу! Мешинова!

Однако Мешинова на месте не было.

— Выступает где-то по линии Общества безбожников, — осторожно подсказал за спиною Гашема Кеса. — Совершенно обнаглел и разложился!..

Субханвердизаде несколько раз подряд шумно дунул в трубку.

— Прокурора!

Но и прокурора, и следователя Алияра на работе тоже не оказалось.

— Да где же они?

— В больнице! — шепнул Кеса. — На приеме у ангелоликой Сачлы!.. Клянусь твоим здоровьем, приемная больницы забита людьми, иголке некуда упасть. Весь городок взбесился!.. Служащие утром бегут не в свои учреждения, а прямо в больницу.

Кеса увлекся и мог бы так разглагольствовать бесконечно, но взбешенный Субханвердизаде вытолкал его из комнаты.

Снова предался было думам, но вскоре пришел Мадат. Субханвердизаде предложил ему сесть еле слышным, слабым голосом. Они разговорились.

— К сожалению, у нас все делается в порядке единоначалия, — сказал Мадат. — Вот ты, товарищ, захворал, и фактически в исполкоме некому работать. Уехал Демиров, и я как будто уже не справляюсь с обилием всевозможных дел. Видно, опыта еще нету! — Он опустил голову.

Лежащий ничком на кровати Субханвердизаде пренебрежительно повел носом.

— Гм… Это опять интриги Демирова и татарчонка! Вот погляди, все свалят на тебя, ты, дескать, провалил мобилизацию денежных средств по району! Ну и, конечно, вспомнят те… тифлисские выступления.

— Да никаких выступлений не было! — прокричал хриплым голосом удрученный Мадат. — Вот привязались!

— Я и не говорю, что были выступления, — рассудительно заметил Субханвердизаде. — Если твой гага останется живым, то помни, он не даст тебе упасть! А на эту телеграмму не обращай внимания. Ты еще не привык, а на меня-то такие "молнии" сыпятся непрестанно. В других районах положение с реализацией займа еще хуже!

— Ну, знаешь, это не утешение.

— Выполнение бюджета я беру на себя, — самоотверженно заявил Гашем. — А ты отправляй-ка всех работников в горы, да и сам собирайся по знакомым тропам путешествовать где-нибудь подальше. Прояви себя в аулах, на деле, в колхозе.

Мадат покорно кивнул.

"Редко посаженная репа слаще густоветвистой", — с хитрецой сказал себе Субханвердизаде и продолжал:

— Без тебя я здесь вырву эти мерзопакостные интриги с корнем, со всеми отростками, сожгу на костре, чтоб весь мир увидел, как мы расправляемся с клеветниками! — Подумав, он добавил: — Райком комсомола в полном составе тоже гони в горы!..

Против воли Мадат усмехнулся: у Субханвердизаде — острый ум… Вот этого отрицать нельзя: умница.

— Значит, поезжай и не волнуйся! В обиду не дам.

Мадат ушел, немного приободрившись.

Проводив его недобрым взглядом, Гашем скривил плоские бесцветные губы: "Похоже, что Демиров хочет сделать тебя, братец, председателем исполкома… Ну, не бывать этому, не бывать!" И зычно протрубил:

— Эй-эгей, Кеса, тащи сюда Худакерема!

Уже проведавший о неприятной телеграмме, председатель районного отделения Общества безбожников Мешинов ступил в комнату робко, заранее придав лицу беспросветно унылое выражение.

Субханвердизаде распекал его за бездеятельность с такой яростью, так оглушительно, что подслушивающий за дверью Кеса беззвучно хихикал в кулак, решив, что теперь-то Гашем окончательно лишит Худакерема доверия.

— Немедленно усилить мобилизацию денежных ресурсов! Любой ценою заставить колхозников подписываться на заем! — отрывисто распоряжался председатель.

Однако далее события развивались совсем не так, как ожидал Кеса. Уже через минуту Субханвердизаде и Худакерем о чем-то шептались, и как ни напрягал слух безбородый на терраске, услышать ничего не удалось…

— Имей в виду, что Заманов собирает на тебя материал, говорит, что будь председатель Общества безбожников на своем месте, то фанатизм и суеверия не могли б так распространиться в нашем районе! — подзуживал Гашем собеседника. А если сберкасса в этом месяце провалит план финансовых накоплений, то твое дело — труба!.. Заманов только и твердит в райкоме, что исключительно по вине Худакерема в горах стало меньше руты (Суеверные люди сушили траву руту и подвешивали пучки над входной Дверью, дабы отвратить дурной глаз от семьи ред.).

— По анкетам в районе свыше трех тысяч безбожников! — сказал Мешинов.

— Э, кому нужны твои анкеты! — цыкнул на него Гашем. — Этот, Заманов в корне отрицает твою плодотворную деятельность. Он считает, что в борьбе с суеверием и религиозным фанатизмом нужно беспощадно применять силу. Дубинкой нужно орудовать!.. Уговорами не поможешь. И кроме того, у Заманова имеются против тебя материалы, — разжигал Субханвердизаде легко воспламеняющегося Худакерема.

— Ха, я чист, как горный снег! — отмахнулся Худакерем.

— Да, для меня, но не для Заманова… Этот интриган говорит, что партбилет Мешинова полон загадок!

— В партбилете красного партизана — загадки? — Худакерем то бледнел, то краснел.

— И партийный стаж будто поставил сам, и партизанское Удостоверение сам состряпал! — колол шилом извивающегося Мешинова Субханвердизаде. — Да ты не бойся, я не позволю, чтоб какие-то вороны ощипали нашего сокола!.. Заманов боится, что ты затмеваешь его своей революционной принципиальностью, вот и подвешивает на шею тебе бубенцы!

Худакерем взмахнул кулаками так, словно бросал вызов всему земному шару.

— Мы проливали кровь, создавали государство, установили диктатуру, а теперь всякие замановы-мамановы!.. Мы громили колчаков и Деникиных, а эти мне замановы нежились в объятиях своих толстых жен!

Субханвердизаде раскатился мелким ядовитым смешком.

— Что было, то прошло!.. Так уж получается, брат. Семеро с ложкой, а один с сошкой. И если мы, красные партизаны, не объединимся, не сохраним единства, то такие карьеристы, как Заманов, нас истребят одного за другим. Но вообще-то ты не тревожься, я заступлюсь, а теперь надо браться за распространение займа. Лозунг: в каждом колхозном доме — облигация!

— Кулаков бы надо заставить в первую очередь подписаться да внести деньги! — предложил Худакерем.

— Ну-у, много ли у нас кулаков-то? Это все выдумки Заманова: кулаки, кулаки… — брезгливо протянул Субханвердизаде. — Говорю: стучись в каждый деревенский дом, бери хозяина за шиворот, вытряхивай ему карманы!

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Председатель райпотребсоюза Бесират Нейматуллаев в эти дни наблюдал за перевозкой товара со станции железной дороги в городок. Он всегда лично следил за разгрузкой и погрузкой, неотлучно сопровождал караван в пути, то ругался с возчиками, то угощал их водкой. Друзьям он объяснял так: "Свой глаз алмаз".

И действительно, ни на станции, ни в дороге, ни на базе обычно ничего не пропадало. Благодаря этому Нейматуллаев прослыл рачительным хозяином, "красным купцом".

— Да, да, товарищи, наш кооператив не знает ни усушки, не утруски! победно восклицал на совещаниях Бесират, а когда в зале раздавались дружные рукоплескания, скромно, но с достойным видом раскланивался.

Но внимание Нейматуллаева было поглощено не этими хлопотливыми, но несложными делами, а установлением дружеских отношений с ответственными работниками района.

Если прибывал на работу новый прокурор, или финансист, или инженер, прокладывавший в горах дорогу, то Нейматуллаев незамедлительно посещал приезжего на квартире, грустно озирал пустую комнатку, чемоданы и узлы, сваленные грудой на полу, и горько усмехался.

— Преклоняюсь перед энтузиазмом, товарищ! Ценю ваше бескорыстие! — говорил он, часто мигая, словно собираясь заплакать от умиления. — Но все-таки жить в таком сарае высокопоставленному государственному деятелю непристойно… Ведь к вам супруга скоро приедет с детишками! Нет, нет, я не допущу такого надругательства над лучшими кадрами района.

И если новоприбывший не отличался проницательностью, не чувствовал подвоха, не дорожил своим добрым именем, то уже к вечеру квартира его была чисто вымыта и выскоблена кооперативными уборщицами, заставлена добротной мебелью, шкафы были набиты посудой.

Да, Бесират был ловок, бдителен, умел вовремя закрыть брешь и с наличностью в кассе, и с товарами на базе, и пользовался неограниченным доверием, и благоденствовал, жил припеваючи, да еще кое-что откладывал на черный день.

Жена его Мелек Манзар-ханум усиленно скупала золотые монеты, золотые часы, золотые браслеты и пояса, и все эти сокровища умный Нейматуллаев хранил в сундуке, разумеется, не у себя дома, куда могли нагрянуть с обыском, а у свояченицы-ворожеи, живущей в неприметном домике, обнесенном высокой каменной оградой.

Вернувшись сегодня со станции, Бесират заглянул на минутку в правление, подписал кое-какие срочные бумаги, обошел магазины, амбары, склады, узнал о затянувшейся болезни Субханвердизаде, дал не очень-то скучавшей в его отсутствие Мелек Манзар-ханум указания о неотложных делах…