Николай Наседкин - Казарма Страница 23

Рыжий раскраснелся и чуть не всхлипывал от воспоминаний. Не успел я как-нибудь ответить на его тираду, как дверь нашей палаты отворилась.

- Здравствуйте, ребята! Меня вот к вам подселили. Можно?

- Давай, давай, - ответил я этому невысокому черноволосому парню, устраивайся на любой плацкарте.

Новичок выбрал койку с Пашкиной стороны и сел. Рыжий, замолкнув, с минуту таращил на него свои серые пуговки и потом принялся за свою методу:

- Как кличут-то? Какой призыв? Откуда родом?..

- Зовут Борисом. Девять месяцев уже отслужил. Сам из Новосибирска. А вы?

Познакомились.

Пока Борис расправлял постель, я его рассмотрел поподробнее. Глаза умные, лицо, особенно по сравнению с Пашкиным, радовало правильностью черт, только было бледноватым. Ростом невысок и размахом плеч не поражал. Последнее, что я заметил - томик Чехова, который Борис положил под подушку...

Разбудил меня часа через два голос медсестрички - пора идти на уколы.

- Слышь, чуваки, - сказал уже после обеда Пашка, когда мы все опять валялись, - давайте о гражданке побазарим, а? Давайте об этом, ну, о бабах, короче. Ну, у кого как было там в первый раз или в последний и всё такое прочее. Давайте, а?

Борис отложил книгу. Я - тетрадку, в которой писал письмо матери. Предложение надо было обдумать. Но рыжий терпением не отличался.

- Заметано! Я - первый, - рубанул он и, усевшись на постели по-турецки и подложив подушку под свою тощую спину, взахлёб начал.

РАССКАЗ РЫЖЕГО

Отмучил я восьмилетку, приваливаю домой и базарю:

- Все, батяня, я на пахоту пойду!

Ну, тут охи-вздохи, маманя - в слёзы, но я, как кремень. Батяня пристроил меня к себе, на мясокомбинат. Работёнка - кайфовая: весы такие громадные, сижу я, значит, ковши с мясом вешаю да два раза в месячишко к кассе бегаю. Лафа!

Один раз, помню, объявили очередной перекур, а я не курю. Сижу, значит, на своем стуле и яблоко хаваю. Вдруг слышу сзади:

- Ты чё один балдеешь?

Секу - кадра стоит: волосы светлые из-под косынки до самых плеч, брюки-клёш и халатик белый, как положено. Клёвая вся из себя!

- А чё, - спрашиваю, - с кем я балдеть буду?

- А ты, - спрашивает, - не Андрея Фомича сын?

- Евонный, - говорю, - и есть, а чё?.. Ну, короче, то да сё, о том, об этом базарим. её Глашей, оказалось, звать. Понравилась она мне - жуть! Базарю:

- Смотаемся в киношку вечером?

- Давай, - соглашается и адресок дает.

А тут перекур кончился, она к себе - в фасовочный цех.

Приканал я домой, сполоснулся, хавать начал, а сам всё о ней думаю. В первый раз так деваха понравилась. Для балдежа вдарил я рюмашечку, да вторую и - к её хате Одет ништяк: волосы под битлов, брючата чёрные, клёш двадцать пять на тридцать, рубашечка нейлоновая.

Она недалеко от меня жила, на соседней улице. Там у нас целый район хаты с садами и палисадниками. Подваливаю, короче, а она сидит на лавочке у ворот и меня ожидает. Ну, повалили мы с ней в кино. Не помню, чё в тот раз крутили. Сижу я рядом, думаю: дурак буду, если щас не залапаю - самый момент. А у меня за этим делом никогда не заржавеет. Сижу, значит, на неё смотрю, а потом взял и руку на её руку - р-р-р-раз! Она сперва дёрнулась, потом ничё. Ну, я - дальше-больше. Тут ещё под этим делом (Рыжий щёлкнул себя по кадыку). Руку ей на коленку положил - молчит! А меня, серьёзно, в пот бросило. Секу, рука у меня горячая, а кожа у нее холодная-холодная, ну лёд. Думаю: точно сёдни моей станет. Наглел я, наглел, а она вдруг тихо так:

- Не надо, Паш, а?

Фу-ты, думаю, ломается ещё! Но лапу убрал.

Картина кончилась, пошёл провожать. Я, конечно, не молчу, про битлов базарю, про то, что записей у меня до чёртиков. Она:

- Вот бы послушать!

- Придёшь, - базарю, - ко мне, послушаешь. Коло хаты ёйной стоим. Поздно уже. чёрт с ним, думаю, засосать хоть. Ну, стоим. Я - р-р-р-раз! - её за плечи. Она ничего - молчит. Ну, я её тогда к себе и - присосался. А она мне:

- Зачем же так сразу-то?

- А затем, - базарю, - чтоб веселей жить было!

И ещё раз засосал...

Побалдели ещё, я уж совсем втемнях домой отвалил.

И пошло у нас. На пахоте рядом и вечерами вместе. Ну, там, то в кино иль на скачки в клуб, то так просто кантуемся, на улице. И знаете, раньше одна мысль была - добиться всего и отвалить, а потом как-то на другой бок переворачиваться всё стало. Даже до того дошло, что знаю: вот в любой момент захочу и моей станет, а сам же тяну резину. Ну, целую, конечно, оглаживаю, а насчет этого - ни-ни.

Раз, помню, приканали к нам в первый раз. Я её с маманей познакомил, с братухой - батяню-то она по работе знала. А братуха у меня уж мужиком был: двадцать два года, волосы кудрями и на гитаре мастак. Баб этих у него море.

Он вокруг Глаши сразу ла-ла-ла. А мне чё? Пускай, думаю. Потом свалили мы с Глашей в мою комнату. Я дверь закрыл на задвижку, врубил битлов и сел к ней на кровать. Ну, тут, само собой, облапил, сосать начал. Она вдруг как обхватила меня, прижалась вся и шепчет:

- Ты меня любишь?

Я, конечно, - люблю! - базарю. Да оно и в самом деле так было. А она целует меня, жмётся. Короче, дело за мной только. Я уж тоже завертелся, чё-то расстегивать у ней начал. Руки дрожат...

И тут - надо же! - плёнка кончилась. Я пока другую катушку ставил, вроде утихнул. Да и она тоже. Потом как-то не то уж... Посидели ещё да в кино повалили...

Рыжий замолчал и, глядя в пол, по инерции ещё шевелил губами. Выражение лица у него было даже какое-то умильное: он, казалось, вот-вот слезу пустит.

- А дальше? - спросил Борис.

- Чё дальше? Ничё, - неожиданно поскучнел Пашка.

Так до дня рождения моёго тянулось. А он аккурат у меня на 31 декабря приходится. Ну вот, я её, конечно, пригласил. Гостей там всяких собралось: братуха назвал, батяня. Водяры разной накупили, краснухи, да ещё своё зелье поспело, короче - море. Глаша в тот вечер была - блеск! Платье розовое, короткое, капрончик на ногах, волосы под ленточкой...

Ну, тут маг вовсю орёт, ёлка светится, веселье кругом, Глаша рядом сидит и руку мне на плечо положила, а мне - восемнадцать тряпнуло. Ну, я от кайфа-то и давай одну за другой опрокидывать. Забалдел - страшно. Помню, Глаша уже обнимает меня, целует, чё-то про братуху базарит. Потом я ещё стакан вдарил и - отрубился...

Пашка опять замолк. Хотя как-то не хотелось верить, даже как-то обидно было верить, что его могла полюбить красивая девчонка, но он так увлечённо расписывал...

- Ну! - не выдержал теперь я. - Не тяни душу, рассказывай.

Утром очухался - лежу на койке в большой комнате. Голова трещит, бока болят, всего выворачивает. Ничё не помню! В хате тихо, все свалили куда-то. Глядь, на столе графин с чем-то жёлтым стоит. Думал - квас и хватанул прям из горла. А там - горилка закрашенная. Сперва муторно стало, а потом ничё: кайф словил. Башка соображать чё-то начала. Думаю, как же я вчера Глашу-то проводил? Может, обидел чем? Может, наглел? Ничё не помню!

Но настроение уже балдёжней стало. Пойду, думаю, пока битлов послушаю. В свою комнату - торк. Закрыто. Я ещё не врубился и другой раз изо всей силы - торк. Задвижка выскочила (Рыжий запнулся), секу, на моей постели братуха с Глашей лежат... Обнявшись...

Признаюсь, меня поразил финал рассказа, да и Бориса, видно, тоже.

- Так что же ты сделал? - осторожно спросил он. Пашка резко повернулся к нему.

- А ты бы чё на моём месте сделал, а? Ну, чё?.. Чё, думаешь, я из-за какой-то на братуху родного обижаться буду? Да их - море, а братуха-то один у меня! Он же один, братуха-то!

Рыжий откинулся на подушку. Мы с Борисом не знали, то ли посочувствовать ему, то ли, наоборот, обозвать идиотом. С одной стороны, действительно, стоит ли из-за такой убиваться? Но, с другой, если бы мой родной брат так по-сволочному поступил, я ему уж по лицу точно бы ударил...

Впрочем, брата у меня нет, так что Бог его знает...

- А клёвая она была, - с тоской вздохнул Пашка, - вспоминается часто.

Надо было что-нибудь сказать, но говорить не хотелось. Ну его, расслюнявился! Рыжий долго сопел в тишине.

- Ну что? Теперь мне рассказывать? - спросил Борис.

- Давай, - отозвался я.

- У меня попроще было, - начал Борис, повыше устраиваясь на постели, а может, и сложнее. Это с какой стороны посмотреть.

РАССКАЗ БОРИСА

Началось это, когда я учился на третьем курсе института, под Новый год. До этого, если откровенно, в жизни моей ничего такого не было. Я случайно лопал в малознакомую мне компанию. Предновогодний вечер, как сейчас помню, был отменным - со снегом, с морозцем.

Я шёл с бутылкой шампанского под мышкой сквозь уличную по-праздничному возбужденную толпу и вдруг подумал: "А зачем я туда иду? Не лучше ли в одиночестве провести эту чудную ночь?" Но, слава Богу, лень было возвращаться в свою келью.

В гостях я разделся, сунул бутылку на кухню и прошёл в зало. Я неплохо знал только хозяина квартиры Виктора и его супругу Валю (вместе учились) да ещё двух-трех гостей. Остальные же пять-шесть человек, как я уже говорил, были мне совершенно незнакомы. Всем, я это сразу как-то остро почувствовал, было не до меня, никто меня никому не представил. Виктор с Валей суетились у плиты. Все уже были веселы или, вернее, навеселе, и в комнате стоял оживлённый шумок. Громко играла радиола. Несколько пар танцевали танго. Я, решив, несмотря ни на что, повеселиться, хотел кого-нибудь пригласить. Но, увы, все более или менее миловидные девушки оказались со спутниками, а остальные, мягко говоря, не блистали очарованием. Я, про себя чертыхнувшись, сел в низкое кресло перед проигрывателем и начал перебирать пластинки.