Александр Герцен - Том 2. Статьи и фельетоны 1841–1846. Дневник Страница 23

Знание – это сладкое мясо египетское; история и хронология – это Тифоном обглоданные кости египетского мяса, а история европейской цивилизации – это просто «лишь алчная чета».

Что за дело, кто прежде кого жил? Дело в корнесловии фамилии. Тут «Голос» дома. Мы и прежде никогда не сомневались, что Коперник был поляк; но доказательства на это были бедны: родился в Польше от поляков, имевших чисто славянскую фамилию. «Голос» идет гораздо далее; он доказывает филологически не только польское происхождение Коперника, но и выводит самое объяснение его планетного движения из корнесловия его фамилии. Не смейтесь, а слушайте. Коперник, Копырник – это трава; у этой травы корни – во первых, в земле, во-вторых, в богемских словах koprnět, trpnut, strnut[74] и в польских pokornieć, cierpnąć, ścierpnąć[75]. (Ну, гг. немцы, родственны ли вам эти звуки? Нет!). Мало-помалу наша трава превращается в добродетель, и из жербжицы делается Покорник. Итак, Коперник, propie sic dictum[76], – Покорник. Слово, которое могло бы быть и русским, замечает «Голос», если б было принято. Это совершенно справедливо! Но «Голос» не ограничивается этим, а тотчас же усвоивает его русскому языку для того, чтоб доказать милым каламбуром, что Коперник потому и был гениальный астроном, что он был Покорник. «В Копернике, – говорит «Голос», – мы не столько удивляемся беспредельной мысли, сколько религиозной покоре, которая дала ему средства и силы постигнуть тайну мировращения». Странно, конечно, покажется многим, как Галилей, живший после Коперника, сидел (по «Голосу», прежде рождения Коперника) в тюрьме именно за ту же покору и как учение Коперника было объявлено нерелигиозным; но вы опять забываете, что все это можно узнать из костей сладкого египетского мяса. Странно и то, отчего же никто из доминиканцев, базилианцев, например хоть Заремба, который принимал Коперника в духовное звание, не дошел покорой до движения земной планеты, – все они были люди препокорные и прекопырные. Странно только с первого взгляда; со второго вы усмотрите, что Коперник был покорник в квадрате: раз по жизни да раз по фамилии, – как же ему было не добраться до объяснения солнечной системы? Это ясно, как дважды два четыре. Приобретение русскому языку слова покоры очень важно, и на нем останавливаться нечего; мы знаем многих, решившихся идти далее и подписываться «копырнейшими слугами».

Филолого-мистическое изыскание есть только пьедестал, с которого «Голос» начинает свой выговор Германии вообще, Баварии и Швабии в частности. Можно себе представить, как «Голос», после всех gtrpnut, krpnet, в справедливом гневе трактует неуместную дерзость германцев поставить памятник славянину! Он называет современное состояние Германии (а может, и всего Запада) «временем игрищ безумных». Поделом! Что, у германцев мало, что ли, великих людей? Три века тому назад завелся как-то у соседей, и то чудом, покорой, гений, опередивший самого Ньютона, умершего сто с чем-то лет тому назад, – и того давай! Это ни на что не похоже! Ведь мы не ставим памятников Гёте или Шиллеру. Коперник писал не для немцев, писал для соотечественников: это ясно из того, что он писал по-латыни и посвящал папе римскому великие творения свои. Разве не довольно Европе, что она унаследовала, поняла, развила великую мысль, более отгаданную гением, нежели изложенную наукообразно? Разве не довольно ей, что она же поставила гения в возможность сделать свое открытие предшествовавшим развитием астрономии, подав ему «Альмагесту» Птоломея и все последующие труды до XVI века? Мало ей памятники воздвигать… Нет, копырнейшие слуги, много будет! Мы можем читать и не читать Коперника; можем думать, что он дальше повел науку Ньютона, основанную на Копернике; мы можем ему ставить памятники и не ставить, – нам он свой человек; с своим человеком что за церемония? А немцы не приставай! Мы всегда с негодованием смотрели, как какие-нибудь французы ставят памятники корсиканцам, женевцам, швабам… A propos, Бавария виновата – пусть несет кару; а бедные швабы – ни телом, ни душой, даже нам стало немного жаль их. Какой-то из редакторов «Conversation’s Lexicon» написал, что Коперник происхождения швабского: конечно, ошибка непростительная, хотя и менее грубая, нежели сделал «Голос», считая Коперника последователем Ньютона. Не знать, где и от кого родился Коперник, не мешает знать его великое деяние, а думать, что Коперник открыл движение земли, имея перед собою теорию тяготения Ньютона, показывает совершенное незнание предмета. По несчастию, «Голос за правду» узнал о жалкой ошибке «Conversation’s Lexicon» в самое то время, когда гнев его достиг высшей степени. «Как, – говорит он, – поляка Коперника производить от т… швабов». «Голос», задыхаясь от гнева, заикнулся на т… Жаль, что редакторы не доглядели этого т… Мы уверены, что крепкое словцо, начинающееся с т…, вовсе не обидно; но поле толкования широко: мало ли прилагательных с т? – таврический, темный, тупой, толстый, трогательный и проч. Шваб Шиллер не был ни толст, ни туп. Фихте и Гегеля, может, и считают редакторы «Москвитянина» тупыми и толстыми, но зато, наверное, согласятся, что они не таврические…

После этой выходки «Голос» слабеет; перелом совершился, он становится нежен, добродушен, близок к милому лепету детей. Он рассказывает нам, что великий астроном Коперник знал механику. Каков был Коперник? Да не знал ли он и геометрии? «Тихо-Браге написал стихи в честь его инструменту, названному paralacticum; искусство его в живописи доказывает портрет его, снятый им самим». Каков сюрприз после точки с запятой! Наконец, «Голос», утихая, говорит, как бы выводом и последним словом своим, следующие красноречивые строки: «Заключим воспоминание о знаменитом Копернике свидетельством Мостлина, по мнению которого день кончины его был 19 января, а не 15 или 24 мая, не 19 февраля и 1 июня».

После этого трогательного места «Голос» умолкает. Последние строки убедительны: конечно, если Коперник умер 19 января, то во все прочие дни и месяцы того года он не умирал[77].

<1843>

Путевые записки г. Вёдрина[78]*

Один неизвестный литератор, впрочем, очень почтенный человек, г. Вёдрин, объехавший с большой пользой многие страны, намерен издать в весьма непродолжительном времени свои «Путевые записки» – как для покрытия издержек, неминуемых при путешествиях, так отчасти для пользы и удовольствия читателей. Спешим познакомить публику с этими записками небольшим отрывком, в котором живо описывает г. Вёдрин выезд из Москвы. К путешествию присовокупится особо напечатанная на веленевой бумаге расходная книжка, в которой можно будет ясно видеть и всю воздержность почтенного Вёдрина и все пренебрежение его к благам мира сего. Но вот отрывок, отдаем его на суд читателей.

«28. Клопы не дали спать всю ночь. Скверное насекомое! Говорят, на Дербеновке грузин продает кавказский порошок, уничтожающий клопов; да страшно дорого, рубль серебром фунт – а там выдохнется, перестанет действовать. Но все к лучшему. Вскочил в 5, умылся и – в Рогожскую искать товарища. Долго толкался. Что за лихой народ извозчики! Борода, кушак… Размечтался и вспомнил Кеппена брошюру о курганах. Товарищ попался, купец из Нижнего, с брюшком, говорит на о. Потолковали – сладили – через час едем. Домой за чемоданом – даль страшная – хотел взять извозчика, очень стали дороги, 25 сер., меньше ни один взять не хотел… Идучи, проголодался, перэхватил. Нельзя не отдать справедливости цивилизации, когда дело идет об удобствах, – кабы не вред нравам! Только не завязывай туго кошелька: цивилизация требует за все деньги; но за этот презренный металл окружает человека такими предупредительными удобствами, что менее жаль денег. Я бегу домой… верст пять – проголодался, в животе ворчит: а цивилизация тут; так аппетитно бросила в открытые лавки печенку; вынул грош; отляпали кусок в две ладони, соль даром – разумеется, у них свой расчет. Заметил, что жевавши дорога кажется короче. Гастрический обман! Встретился мальчишка обтерханный, продает голенища, стянул где-нибудь; посмотрел, немецкая работа, поторговал было – дорого просит – мимо!

Выехали в 11 часов.

На заставе солдат с медалью и с усами. Люблю медаль и усы у воина; молодец! Нынче на заставах дают контрамарку с №. Получил – отдал, шлагбаум вверх – тррр… едем. Товарищ – человек тихий, занимает три четверти повозки, платит половину. Он дома поел пирога с луком. Странно: запах сивухи – ничего, лука – даже хорош, а эти два запаха вместе – препротивные. Пусть объясняют химики – не наше дело.

Места более плоски, нежели гористы; справа виднеется река – волны смалтово-серебристо-платинистые. Чудный вид! Что перед ним хваленая Италия! Деревни и села, и притом всё русские деревни и села… Мужички работают так усердно. Люблю земледельческие классы: не они нам, мы им должны завидовать; в простоте душевной они работают, не зная бурь и тревог, напиханных в нашу душу, ни роскоши, вытягивающей мнимые избытки.