De feminis - Владимир Георгиевич Сорокин Страница 23

Он со вздохом подошёл к окну.

– Никто мне так не помог в жизни, как шахматы. Отец рано умер. С мамой из-за отчима у меня не сложилось. В шестнадцать лет я сбежал из дома в свободное плаванье. Спасибо сестре, что научила в шахматы играть. И с тех пор шахматы со мной. Щит мой и меч! Я играю с друзьями и компьютером, разбираю партии великих гроссмейстеров. Вкладываю деньги в нашу шахматную федерацию. Которая уже заявила миру о себе. И вкладываю деньги в тебя, нашу шахматную королеву Валерию. Мне недавно подсчитали, сколько за десять лет мы вложили в наши отечественные шахматы. Двести шестьдесят три миллиона евро. Для маленькой страны это много. Но мы добились больших успехов. И ты добилась огромных успехов. Ты – флагман отечественных шахмат. И вдруг я узнаю…

– Господин Президент! – воскликнула Валерия. – Я не стала играть гамбит, потому что…

– Подожди! Не перебивай Президента!

– Но я…

Он предупредительно поднял свою широкую короткопалую ладонь.

– И когда я узнаю, что Валерия, наша непобедимая Валерия в решающей партии на чемпионате мира отказалась от своего супероружия, от нашего, не побоюсь сказать, национального гамбита, от нашей ядерной бомбочки, я… просто… потерял дар речи. Да! Я онемел.

– Господин Президент, позвольте же мне объяснить…

– Нет! Не позволю! Объяснить она хочет! Это невозможно логически объяснить! Идёт матч. Напряжённейший! Весь мир следит. Четыре – четыре. Две последние партии остались. Ты играешь белыми. Ты – на подъёме. В предыдущей ты чёрными в сицилианке размазала Ли по стене. У тебя белые. Добить её, потом сделать ничью в последней партии – и ты снова королева шахмат! И весь мир у твоих ног!

– Но, господин президент…

– Заткнись! – Он резко вскинул свою ладонь.

Она замолчала, а он быстро заходил вдоль окон, поглядывая в них.

– Объяснить она хочет, видите ли… Объяснить можно всё. Хромой Мирко, устроивший прошлогодний путч, тоже готов был всё объяснить. Гитлер мог всё объяснить. И евроидиоты, повесившие на нашу страну санкции, тоже всё объяснили, крючкотворы ёбаные… Слова, слова. Они обесценились, растоптаны мировыми бюрократами и педерастами. За словами больше ничего не стоит. А вот за делами – стоит!

Он сжал кулак и показал его в окно, помахав.

– Дела! Дела решают, дорогая королева шахмат. Ты сама это доказала, когда впервые сыграла Гамбит вепря. Ты сама открыла ему дорогу! Тот день, третье августа, запомнили все. Партия с Костенюк: d4 d5, Cg5 Cf5, e3 c6, c4. Что это? Откуда? Из каких пыльных сундуков? Ты же раньше никогда не играла это начало!

– Никогда.

– Никогда! Костенюк озадачена. Что это? Ещё пять ходов, и белые теряют коня без всякой компенсации. Валерия блефует? Или просто не выспалась? Мир замер. И вдруг – е4!! И мир ахнул. Конь оказался отравленным. А Гамбит вепря – великим. Таким его сделала ты. И это было гениально! Потому что совпало с феерическими успехами нашего национального свиноводства. Мистика – она всегда со мной. В том августе мы впервые потеснили немцев. Наши вепри стали вкуснее всех в Европе. Супермаркеты нам открыли двери. Евро потекли в наши банки. Вот вам, евродемагоги!

Он снова помахал кулаком в окно.

– И я осознал: это знак судьбы. Гамбит вепря и свиноводство. Два шара в одну лузу! Хоп-ля! И ты стала играть Гамбит вепря. Играть, играть… Я выписал тебе двух новых тренеров, мощных Шломо и Бориса, недешёвых надо сказать, но я понимал, по-ни-мал, что тебе надо помочь теорией, подкрепить, новый гамбит должен устоять. И он устоял. И ты громила им не только баб, но и мужиков. Грозных гроссов! Выносила их лихо на шахматную помойку. Ты была бульдозером, железным вепрем! И расчистила себе дорогу к короне. И стала королевой. Всё! Престол твой! И нашей страны. Мировая пресса обалдевала: Валерия несётся на вепре! Помнишь обложку в “Шпигеле”? Как люди за тебя болели! Сколько подарков ты получила от простых людей. И от Президента королева получила замок в горах. Не самый плохой, ведь, а?

– Я всегда буду вам благодарна, всегда…

– Ну, ещё бы! – зло усмехнулся он.

Сильно хлопнул в ладони.

И вздохнул, глядя в окно, покусывая губу.

– Царствовала три года. Громила всех в турнирах. Умножала славу нашей страны. И что? Чтобы отстоять корону, тебе оставалось выиграть одну партию. Напустить вепря на китаянку. Он смял бы её! Она только что продула белыми. И ты вдруг разыгрываешь… шотландку. Шотландку убогую, беззубую, дурацкую! После вепря это… кролик какой-то. Овца паршивая. Разыграла дебют, словно школьница. Ну, и смяла она тебя. И последнюю ты тоже слила. Начисто. В унитаз китайский. Pizdets, как говорят наши русские друзья. Корона свалилась.

– Господин президент, у меня был душевный кризис.

– А у меня он перманентно, – произнёс он, мрачно глядя в окно. – Все активы моей семьи и друзей заморожены на Западе и в Штатах. Слетать в Ниццу или на Сардинию я уже не могу. В Крым – пожалуйста. Но там, pardon, кал в море плавает… Санкции. А тут ещё корона свалилась. Завтра введут эмбарго на нашу свинину, и что? Душевный кризис, видите ли, у неё…

Он усмехнулся, сунул руки в карманы и подошёл к ней.

– Какого чёрта у тебя в решающей партии вдруг душевный кризис?

– Понимаете… – Она вздохнула, колыхнув грудью. – У меня кое-что случилось.

– Влюбилась в парня?

– Нет.

– Слава богу… Марушка дарит тебе нежность?

– Да, да…

– Она же летала к тебе в Осло, да?

– Да… прилетала.

– Тебе было хорошо?

Она кивнула.

– Тогда какого хера ты всё просрала?! – прорычал он, оттолкнув её голову.

Она согнулась, закрыв лицо руками.

– Всё, всё просрать одним махом! – Он вскинул руки. – Десять лет работы! Десять лет, а?!

Она замерла, спрятав лицо и молча ожидая удара. Зло ткнув её пальцем в плечо, он отошёл к окнам, глянул в них, потом вернулся к своему месту, налил себе шампанского, осушил бокал и яростно швырнул его в окно. Брызнули осколки.

– Душ-ш-е-вный кризис!

Постоял, тяжело дыша, сунул руки в карманы, покачался и произнёс:

– Выпей.

Валерия сидела, замерев.

– Я говорю: вы-пей! – прошипел он.

Она распрямилась, взяла бокал, отпила.

– И рассказывай, что стряслось. Какой, к чёрту, душевный кризис.

Обняв бокал обеими ладонями, она заговорила:

– В ту ночь… ночь перед партией мне… мне приснился…

Она смолкла.

– Кто?

– Мне… приснился… ангел, – произнесла она дрожащим голосом.

– Ангел?

– Да.

– Какой?

– Он был… он весь…

– Сиял? Тогда это Люцифер. Он всегда сияет.

– Нет, ангел не сиял. Он был как обычный человек. И весь как… как добро.

– Добро?

– Да. Весь как добро…

Она всхлипнула и заплакала.

– Хватит выть! – прошипел он.

Она перестала, вздрагивая плечами.

– Что значит: как добро?

– Ну… он был сделан из добра.

– Из золота, что ли? – усмехнулся президент.

– Нет. Он был человек. Но этот человек был сделан из… добра. Из молекул добра, из атомов добра, весь, весь… только из