Преломление. Обречённые выжить - Сергей Петрович Воробьев Страница 23

Из ракетниц выпустили тогда тысячу ракет. Больше не было. Радовались как дети. Обнимались, колотя друг друга по спинам, и плакали. А потом в перерывах между повседневными обязанностями и разгрузкой поезда пили на радостях водку. Или, точнее, в перерывах между застольями занимались другими насущными делами. Так продолжалось неделю. А через неделю выгруженный поезд отправился обратно к побережью на станцию «Мирный». И именно в этот день над станцией «Восток» появился южнополярный поморник — символ спасения. Никогда ещё так далеко в глубь континента не залетала ни одна птица.

После прибытия основной смены оставшихся восточников переправили самолётом в «Мирный». Туда же доставили и останки начальника ДЭС Алексея Илларионовича Карпенко. За всю 26-летнюю историю станции «Восток» он был единственным, кто сложил там свою голову. Хоронили его 17 января 1983 года на острове Буромского близ «Мирного».

По случайному ли совпадению или по неписаным законам судьбы в этот же день положили рядом и прах Ивана Александровича Мана — капитана легендарного дизель-электрохода «Обь», обеспечивающего первые и последующие экспедиции в Антарктиду. Он умер у себя дома, но перед смертью наказал похоронить его на антарктическом «Новодевичьем» кладбище, где к тому времени уже покоились более 50 жертв Шестого континента. Теперь он прибыл сюда в последний раз, чтобы остаться здесь навсегда.

Известный журналист Василий Песков, побеседовав с участниками той экстремальной зимовки, 227 дней которой были равны подвигу, был немало поражён мужеству и стойкости зимовщиков. В итоге в 1984 году появилась повесть «Зимовка». Вот так вот, без пафоса, просто — зимовка. Обречённые — выжили!

Материалы для моего повествования взяты из личных воспоминаний участника той зимовки Велло Парка. Из статьи «Восемь месяцев при 80-градусном морозе» в «Дневной газете Эстонии» (Eesti Paevaleht) от 29 апреля 2006 года (стр. 14–17), переведённой одним из известных эстонских полярников Энном Каупом. А также из книги Василия Пескова «Зимовка». И наконец, из очерка Г. Лятиева «Погорельцы Шестого континента», опубликованного в популярном журнале «Наука и жизнь» № 3 за 2001 год.

Антарктида. Будни и праздники

А-ля «Титаник», или Бережёного Бог бережёт

Шёл 1975 год. Судно Дальневосточного морского пароходства «Капитан Марков» совершало свой первый рейс в антарктические воды. Рейс планировался долгим — в общей сложности около двух лет. Первая половина посвящалась обеспечению советских южнополярных станций, таких как «Мирный», «Молодёжная», «Новолазаревская». Вторая — возвращению на родину по очень длинному и долгому маршруту, связанному с грузовыми перевозками между портами азиатского региона. В двухгодичный рейс к чёрту на кулички, конечно же, не затянешь ни одного нормального моряка. Поэтому в пароходстве решили набрать команду из так называемых «козодёров». «Козодёрами» в те времена называли моряков, которых по тем или иным причинам лишали заграничной визы, и они уходили в невыгодный каботаж[8], как правило обеспечивать наши северные порты.

Команду в столь длинный и непредсказуемый рейс набрать было практически невозможно. Оставался единственный выход: в виде исключения вновь открыть «козодёрам» визы и из них сформировать экипаж «Маркова». «Козодёры» прекрасно понимали, что если отказаться от этого предложения, значит, никогда больше не увидеть заграничные страны и валютной прибавки к жалованию. В итоге попавшиеся в своё время на пьянке, драке, контрабанде, валютном ввозе или нарушившие «Правила поведения советского моряка за границей» считались реабилитированными за одну лишь подписку на «каторжный» рейс. Поэтому многие соглашались. Или «век визы не видать».

Не могу сказать, что рейс на «козодёрном» судне ледового класса «Капитан Марков» проходил без происшествий. Первое случилось ещё на выходе из моря Уэдделла: при совершенно ясной погоде и исключительной видимости мы наскочили на айсберг… Но прежде чем говорить о самом происшествии, я должен поведать о его непосредственном виновнике.

А виновником оказался матрос-рулевой — Гриша в шляпе. Всегда и всюду он появлялся в своей неизменной фетровой тирольской шляпе с пером. За какие конкретно грехи он попал на «Марков», никто не знал. Равно это касалось и других штрафников. Возможно, у первого помощника капитана и были досье на каждого члена экипажа, возможно, даже и Гришина шляпа каким-то образом фигурировала в тех документах, как аксессуар одежды для скрытия валютных излишков или мелкой ювелирной контрабанды. Зигмунд Фрейд наверняка дал бы объяснение феномену такого постоянного слияния тирольской шляпы с Гришиной головой.

В народе думали по-разному. Одни считали, что Гриша прикрывал своей шляпой большой лишай, похожий очертаниями на Антарктиду. Другие настаивали на том, что под шляпой скрывает он свою истинную сущность. Третьи — что просто воображает.

Четвёртые вообще ничего не думали, а просто спрашивали Гришу за трапезой:

— Ты что, турок, что в шапке ешь?

— А она мне жевать не мешает, — отвечал на это Гриша и двуперстием быстро налагал на себя крестное знамение и подковыривал ногтем большого пальца передний зуб.

— Нет, точно басурман какой-то, — восклицал его же брат-матрос, — надо будет ему феску подарить на день рождения и туфли с загнутыми носами.

— Этого лучше не делать, — отговаривал другой, сидящий напротив, — тогда уж он точно к Аллаху зарулит невзначай. И нас с собой прихватит.

Этот прозорливый матрос был недалёк от истины.

В итоге многие пришли к мнению, что, скорее всего, Гриша в своей шляпе и родился. Рождаются же в рубашке. На этом и порешили, поскольку сразу всё объяснялось и не нужно было гадать, почему да зачем.

Старпом, однако, думал по-другому:

— Просто Бог шельму метит. Вот и отметил его шляпой. Ещё неизвестно, что там под ней.

В этот знаменательный день Гриша в шляпе, как всегда, нёс на руле «пионерскую» вахту — с 8 до 12 часов — под руководством четвёртого помощника капитана по имени Валера. Многие называли его Вареником. Вареник попал на пароход не за «козодёрство», а за молодость — сразу после окончания среднего мореходного училища.

Трудно сказать, что повлияло в то памятное солнечное утро на решение Гриши «подъехать» поближе к айсбергу. То ли его неизменная шляпа с пером, вернее, не сама шляпа, а что было под ней, то ли решение ещё не умудрённого опытом четвёртого помощника Вареника не вовремя удалиться в штурманскую рубку для прокладки на карте нашего курса.

Вокруг были россыпи столовых айсбергов[9], гладкая, без единого волнения чёрная шелковистая вода, аквамариновое небо с клубящимися облаками. И Грише захотелось потереться боком о находящийся рядом айсберг. Он слегка качнул штурвалом влево. В результате борт судна подошёл к ледяной стене проходящего мимо исполина настолько