Владимир Набоков - Под знаком незаконнорожденных Страница 24

-- Постойте, постойте, -- воскликнул Эмбер. -- Я понял, в чем дело. Это из-за того, что я не открыл вчера окон, когда включили громкоговорители. Но это легко объяснить... Мой доктор подтвердит, что я был болен. Адам, все в порядке, не нужно тревожиться.

Звук прикосновения праздного пальца к рояльной клавише долетел из гостиной при появлении эмберова лакея с перекинутым через руку платьем. Лицо у лакея было цвета телятины, и на Густава он старался не смотреть. На удивленный вскрик хозяина он ответил, что дама в гостиной велела ему одеть Эмбера, если он не хочет, чтобы его расстреляли.

-- Но это же смехотворно! -- выкрикнул Эмбер. -- Не могу же я так вот взять и впрыгнуть в одежду. Мне нужно сначала принять душ, побриться.

-- В тихом местечке, куда мы направимся, имеется парикмахер, -дружелюбно сообщил Густав. -- Давайте, вставайте, право, не стоит быть таким непослушным.

(А что если я отвечу "нет"?)

-- Я отказываюсь одеваться, пока вы все смотрите на меня, -- сказал Эмбер.

-- А мы и не смотрим, -- сказал Густав.

Круг вышел из спальни и мимо рояля пошел в кабинет. Девица Бахофен вскочила с рояльного табурета и проворно его перехватила.

-- Ich will etwas sagen [я хочу что-то сказать], -- сказала она и уронила легкую руку ему на рукав. -- Только что, во время нашего разговора мне показалось, что вы считаете меня и Густава довольно глупыми молодыми людьми. Вы понимаете, это у него такая привычка, он вечно делает witze [шутки] и дразнит меня, а я совсем не такая девушка, как вы могли бы подумать.

-- Вот эти безделицы, -- сказал Круг, касаясь полки, мимо которой он проходил, -- особой ценности не имеют, но он дорожит ими, и если вы сунули фарфорового совенка, -- я его что-то не вижу, -- к себе в сумку...

-- Мы не воры, профессор, -- очень спокойно сказала она; каменное у него было сердце, коли он не устыдился дурных мыслей, увидев, как стоит она, блондинка с узкими бедрами и парой симметричных грудей, влажно вздымающихся среди оборок белой шелковой блузки.

Он добрался до телефона и набрал номер Хедрона. Хедрона не было дома. Он поговорил с его сестрой. И обнаружил, что сидит на шляпе Густава. Девушка вновь подошла к нему и открыла белую сумочку, показывая, что не похитила ничего, имеющего реальную или сентиментальную ценность.

-- Можете и меня обыскать, -- с вызовом сказала она, расстегивая жакет, -- если не будете щекотаться, -- прибавила дважды невинная, немного вспотевшая немецкая девушка.

Он вернулся в спальню. Густав у окна пролистывал энциклопедию в поисках возбуждающих слов на M и Ж. Эмбер стоял полуодетый с желтым галстухом в руке.

-- Et voil ... et me voici... -- говорил он с детским прихныкиваньем. -- Un pauvre bonhomme qu'on trane en prison. Ох, мне туда вовсе не хочется. Адам, неужели нельзя ничего сделать? Придумай же что-нибудь, пожалуйста! Je suis souffrant, je suis en dtresse. Я признаюсь, что готовил coup d'etat, если они станут меня пытать.

Лакей, которого звали или когда-то звали Иваном, лязгая зубами и полузакрыв глаза, помог своему несчастному господину надеть пиджак.

-- Теперь я могу войти? -- спросила девица Бахофен с некоторой музыкальной застенчивостью. И неторопливо вступила, покачивая бедрами.

-- Пошире откройте глаза, господин Эмбер, -- воскликнул Густав. -- Я хочу, чтобы вы полюбовались дамой, согласившейся украсить ваш дом.

-- Ты неисправим, -- промурлыкала девица Бахофен с кривоватой улыбкой.

-- Присядь, дорогая. На кроватку. Присядьте, господин Эмбер. Присядьте, профессор. Минута молчания. Поэзия с философией должны поразмыслить, в то время как сила и красота... а недурно отапливают вашу квартирку, господин Эмбер. Нуте-с, а теперь, если бы я был совсем-совсем уверен, что вы двое не постараетесь, чтобы вас пристрелили наши люди, те, что снаружи, я, пожалуй, попросил бы вас покинуть комнату, а мы с девицей Бахофен остались бы здесь и провели коротенькое совещаньице. Я в нем очень нуждаюсь.

-- Нет, Liebling, нет, -- сказала девица Бахофен. -- Пойдем отсюда. Меня тошнит от этой квартиры. Мы этим дома займемся, мой сладенький.

-- А по-моему, прекрасное место, -- неодобрительно пробормотал Густав.

-- Il est saoul, -- выговорил Эмбер.

-- Нет, правда, все эти зеркала и ковры обещают столь дивные восточные неги, я просто не в силах устоять перед ними.

-- Il est compltement saoul, -- сказал Эмбер и заплакал.

Миловидная девица Бахофен решительно подхватила своего дружка под руку и после некоторых увещеваний убедила его препроводить Эмбера в ожидавший их черный полицейский автомобиль. Когда они ушли, Иван впал в истерику, выволок с чердака старый велосипед, снес его вниз по лестнице и уехал. Круг запер квартиру и медленно поплелся домой.

йиййикаойи

8

Удивительно ярким выглядел город в лучах последнего солнца: стояли Красные Деньки, особенность этих мест. Они наступали в ряд за первыми заморозками, и счастлив был заезжий турист, навестивший Падукград в такую пору. Слюнки текли при взгляде на грязь, оставленную недавними дождями, столь сдобной казалась она. Фасады домов по одной стороне улицы купались в янтарном свете, который подчеркивал каждую, ну просто каждую их деталь; на некоторых красовались мозаичные панно; главный банк города, например, радовал глаз серафимами среди юккоподобных растений. По свежей синей краске бульварных скамеек детские пальчики выводили слова: "Слава Падуку", -верное средство насытиться властью над липучей материей без того, чтобы уши тебе открутил полицейский, коего натужная улыбка обнаруживала испытываемое им затруднение. Воздушный рубиновый шарик висел в безоблачном небе. В открытых кафе братались чумазые трубочисты и мучнистые пекари, там потопляли они в гренадине и сидре старинную рознь. Посредине панели лежали резиновая мужская калоша и запачканная кровью манжета, и прохожие обходили их стороной, не замедляя, однако, шага и не взглядывая на эти вещицы, да и вовсе ничем не показывая, что заметили их, разве соступят с бордюра в грязь и опять взойдут на панель. Пуля вызвездила окно дешевой лавки игрушек; при приближении Круга оттуда вышел солдат с чистым бумажным пакетом и запихал в него калошу вместе с манжетой. Уберите препятствие и муравьи опять поползут по прямой. Эмбер не носил съемных манжет, да он и не решился бы выпрыгнуть на ходу из машины и побежать, и задыхаться, и бежать, и пригибаться, как этот несчастный. Все это начинает надоедать. Надо проснуться. Слишком быстро множатся жертвы моего кошмарного сна, думал, шагая, Круг, грузный, в черном плаще и с черной шляпой, шлепал расстегнутый плащ, фетровая широкополая шляпа моталась в руке.

Слабость привычки. Прежний чиновник, настоящий ancien rgime старого закала, сумел избегнуть ареста, а то и чего похуже, улизнув из своей благопристойной плюшево-пыльной квартиры по улице Перегольм, дом 4, и переехав на жительство в заглохший лифт дома, в коем обитал Круг. Хоть и висела на двери табличка "Не работает", странный автомат по имени Адам Круг неизменно пытался войти и натыкался на испуганное лицо и на белую козлиную бороду потревоженного беженца. Впрочем, испуг тут же сменяли суетливые проявления гостеприимства. Старик сумел превратить свое тесное логово в довольно уютное гнездышко. Он был аккуратно одет, тщательно выбрит и с простительной гордостью мог показать такие, к примеру, приспособления, как спиртовая лампа или брючный пресс. Он был барон.

Круг невоспитанно отказался от предложенной чашечки кофе и протопал к себе в квартиру. В комнате Давида его ожидал Хедрон. Ему сказали о звонке Круга; он сразу пришел. Давид не желал отпускать их из детской, угрожая вылезти из постели, если они уйдут. Клодина принесла мальчику ужин, но он отказывался есть. В кабинет, куда ушли Круг с Хедроном, неразличимо доносились его препирательства с нею.

Они говорили о том, что можно теперь предпринять : планируя определенные шаги, отлично сознавая, что ни эти шаги и никакие иные уже не помогут. Оба хотели понять, почему хватают людей, политической значимости ровно никакой не имеющих; хоть, право, оба могли бы найти ответ, простой ответ, который им будет предъявлен всего через полчаса.

-- Кстати, двенадцатого у нас опять совещание, -- заметил Хедрон. -Боюсь, ты снова окажешься почетным гостем.

-- Я -- нет, -- ответил Круг. -- Меня там не будет.

Хедрон тщательно выскоблил черное содержимое трубки в стоявшую у его локтя бронзовую пепельницу.

-- Мне придется вернуться, -- вздохнув, сказал он. -- К обеду явятся китайские делегаты.

Он говорил о группе иноземных физиков и математиков, приглашенных к участию в конгрессе, отмененном в последний момент. Кое-кто из наименее важных участников не получил извещения об отмене и проделал весь путь впустую.

В дверях, прежде чем выйти, он глянул на шляпу в своей руке и сказал:

-- Надеюсь, она не мучилась... я...

Круг затряс головой и торопливо открыл дверь.

Лестница являла собою необыкновенное зрелище. Густав, теперь при полном параде, с выражением крайнего уныния на высокомерном лице сидел на ступеньке. Четверо солдат выстроились в различных позах вдоль стены в виде как бы батального барельефа. Хедрона немедленно окружили, показав ему арестный мандат. Кто-то из солдат отпихнул Круга с дороги. Произошли беспорядочные военные действия невнятного свойства, в ходе которых Густав оступился и гулко пал на лестницу, увлекая за собою Хедрона. Круг пытался последовать за солдатами, но был отброшен. Лязганье стихло. Можно было представить себе барона, сжавшегося в темноте своего необычного укрытия и все не смеющего поверить, что его пока не поймали.