Михаил Гоголь - Мертвые души Страница 249

А между тем завязалось дело размера беспредельного в судах и палатах. Работали перья писцов, и, понюхивая табак, трудились казусные головы, любуясь как художники крючко<ва>той строкой. [Вместо “трудились ~ строкой” было начато: трудились казусные головы. С чувством художника любуясь собственны<м>] Юрисконсульт, как скрытый маг, незримо ворочал всем механизмом. Всех опутал решительно, прежде, чем кто успел осмотреться. Путаница увеличилась. Самосвистов превзошел самого себя отважностью [Далее начато: распоряжен<ий>] и дерзостью неслыханною. Узнавши, где караулилась схваченная женщина, он явился прямо и вошел таким молодцом и начальником, что часовой сделал ему честь и вытянулся в струнку. “Давно ты здесь стоишь?” — “С утра, [Вместо “С утра” было: Четыре часа] ваше благородие”. — “Долго до смены?” — “Три часа, ваше благородие”. — “Ты мне будешь нужен. Я скажу офицеру, чтобы на место тебя отрядил другого”. — “Слушаю, ваше благородие”. И, уехав домой, [Далее начато: а. и уехал второпях; б. и уехав домой ни минуты не медля, сам нарядился жандармом] чтобы не замешивать никого и все концы в воду, сам нарядился жандармом, [Далее начато: прицепил усы, ба<кенбарды>] оказался в усах и бакенбардах, сам чорт бы не узнал. Явился в доме, где был Чичиков, схватил [Вместо “схватил” было: и схвативши] первую бабу, какая попалась, и сдал ее двум чиновным молодцам, докам тоже, а сам прямо явился в усах и с ружьем, как следует, к часовым: “Ступай <1 нрзб.>, меня прислал командир выстоять, наместо тебя, смену”. Обменился и стал сам с ружьем. [Обменился с часовым ружьем] Только этого было и нужно. В это время наместо прежней бабы очутилась другая, ничего не знавшая и не понимавшая. [Далее начато: и непонимавшую] Прежнюю запрятали куды-то так, что и потом не узнали, куда она делась. В то время, когда Самосвистов подвизался [Вместо “подвизался” было: а. работал; б. подвизался; в. воинствовал] в лице воина, юрисконсульт произвел чудеса на гражданском поприще: губернатору дал знать стороною, что прокурор на него пишет донос; жандармскому чиновнику дал знать, <что> секретно проживающий чиновник пишет на него доносы; секретно проживавшего чиновника уверил, что есть еще секретнейший чиновник, который на него доносит, и всех привел в такое положение, что к нему должны все были обратиться за советами. Произошла такая бестолковщина: [Далее было: Пошли в самом деле доносы на доносы] донос сел верхом на доносе, и пошли открываться такие дела, которых и солнце не видывало и даже такие, которых и не было. Всё пошло в работу и в дело: и кто [Далее начато: не рассу<ждал?>] незаконнорожденный сын, и какого рода и званья, у кого любовница, и чья жена за кем волочится. [Далее начато: Такая скандаль<ная>] Скандалы, соблазны и всё так замешалось и сплелось вместе с историей Чичикова, с мертвыми душами, что никоим образом нельзя было понять, которое из этих дел было главнейшая чепуха: оба казались равного достоинства. [Далее начато: Бедный князь Однозор<ов?>] Когда стали, [Когда начали] наконец, поступать бумаги к генерал-губернатору, бедный [Далее начато: Однозор<ов?>] князь ничего не мог понять. [Далее начато: Чиновник] Весьма умный и расторопный чиновник, которому поручено было сделать экстракт, [сделать извлечение] чуть не сошел с ума. Никаким образом нельзя было поймать нити дела. Князь был в это время озабочен множеством других дел, одно другого неприятнейших. В [Далее начато: губернии] одной части губернии оказался голод. Чиновники, посланные раздать хлеб, как-то не так распорядились, как следовало. В другой части губернии расшевелились раскольники. Кто-то пропустил между ними, что народился антихрист, который и мертвым не дает покоя, скупая какие<-то> мертвые души. Каялись и грешили и, под видом изловить антихриста, укокошили не-антихристов. [Далее начато: Мужики] В другом месте мужики взбунтовались против помещиков и капитан-исправников. Какие-то бродяги пропустили между ними слухи, что наступает такое время, что мужики должны <быть> помещики и нарядиться во фраки, а помещики нарядятся в армяки и будут мужики, [что мужики должны <быть> помещики, а помещики мужиками] и целая волость, не размысля того, что [Далее начато: а. если слишком; б. не над кем тогда быть помещиками, капит<ан->исправниками, если все станут капитан-исправники] слишком много выйдет тогда помещиков и капитан-исправников, отказалась платить всякую подать: нужно было прибегнуть к насильственным мерам. Бедный князь был в самом расстроенном состоянии духа. В это время [Далее начато: вошел к нему старик] доложили ему, что пришел откупщик. [Далее начато: Он приказал] “Пусть войдет”, сказал князь. Старик взошел.

“Вот вам Чичиков. Вы стояли за него и защищали. Теперь он попался в таком деле, на какое последний вор не решится”.

“Позвольте вам доложить, ваше сиятельство, что я не очень понимаю это дело”. [это дело, в котором он попался]

“Подлог завещания, и еще какой… Публичное наказание плетьми за этакое дело”.

“Ваше сиятельство, скажу не с тем, чтобы защищать Чичикова. Но ведь это дело не доказанное. Следствие еще не сделано”.

“Улика. Женщина, которая была наряжена на место умершей, схвачена. Я ее хочу расспросить нарочно при вас”. Князь позвонил и дал приказ позвать ту женщину. [Князь позвонил: “Позвать ту женщину, которая взята”, сказал он вошед<шему>]

Муразов замолчал.

“Бесчестнейшее дело, и, к стыду, замешались первые чиновники города, сам губернатор. [Далее было: Ваше сиятельство, губернатор ведь наследник. Он в праве также иметь притязанье] Но он не должен быть там, где воры и бездельники!” сказал князь с жаром.

“Ведь губернатор — наследник; он имеет право на притязания; а что другие-то со всех сторон прицепились, так это-с, ваше сиятельство, человеческое дело. Умерла-с богатая, распоряженья [Далее начато: хорошего] умного и справедливого не сделала. Слетелись со всех сторон охотники поживиться — человеческое дело…”

“Но ведь мерзости зачем же делать? Подлецы!” сказал князь с чувством негодованья. “Ни одного чиновника нет у меня хорошего: все мерзавцы”.

“Ваше сиятельство, да кто ж из нас, как следует, хорош? Все чиновники нашего города — люди, имеют достоинства [имеют свои достоинства] и многие очень знающие в деле, а от греха всяк близок”.

“Послушайте, Афанасий Васильевич, скажите мне, я вас одного знаю за честного человека, что у вас за страсть защищать всякого рода мерзавцев?”

“Ваше сиятельство”, сказал Муразов: “кто бы ни был человек, которого вы называете мерзавцем, но ведь он человек. Как же не защищать человека, когда знаешь, что он [защищать человека, если он] половину зол делает от грубости и неведенья? Ведь мы делаем несправедливости на всяком шагу [Далее начато: Ваше сиятельство] даже и не с дурным намереньем и всякую минуту бываем причиной несчастия другого. [“и всякую ~ другого” вписано. ] Ведь ваше сиятельство сделали также большую несправедливость”.

“Как!” воскликнул [“Как!” вскрикнул] в изумлении князь, совершенно пораженный таким нежданным оборотом речи.

Муразов остановился, помолчал, как бы соображая что-то, и наконец сказал: “Да вот хоть бы по делу Дерпенникова”. [Далее было: Как, разве я несправедлив?]

“Афанасий Васильевич, преступленье против коренных государственных законов, равное измене земле своей”.

“Я не оправдываю его. Но справедливо ли то, если юношу, который, по неопытности своей, был обольщен и сманен другими, осудить так, как и того, который был один из зачинщиков? Ведь участь постигла ровная и Дерпенникова, и какого-нибудь Вороного-Дрянного, а ведь преступленья их не равны”.

“Ради бога”, сказал князь с заметным волненьем: “вы что-нибудь знаете об этом? Скажите. Я именно недавно послал еще прямо в Петербург об смягчении его участи”.

“Нет, ваше сиятельство, я не насчет того говорю, чтобы я знал что-нибудь такое, чего вы не знаете. Хотя, точно, есть одно такое обстоятельство, которое бы послужило в его пользу, да он сам не согласится, потому <что> через это пострадал бы другой. А я думаю только то, что не изволили <ли> вы тогда слишком поспешить. Извините, ваше сиятельство, я сужу по своему слабому разуму. Вы несколько раз [Далее начато: давали] приказывали мне откровенно говорить. У меня-с, когда я еще был начальником, много было всяких работников и дурных и хороших. [Следовало бы тоже принять во вниманье] [Извините, мне кажется по моему слабому разуму, следовало бы тоже принять во вниманье] и прежнюю жизнь человека, потому что, если не рассмотришь всё хладнокровно, а накричишь с первого раза, запугаешь только его, да и признанья настоящего не добьешься; а как с участием его расспросишь, как брат брата, сам всё выскажет и даже не просит о смягченьи, и ожесточенья ни против кого нет, потому что ясно видит, что не я его наказываю, а закон”.