Лидия Иванова - Искренне ваша грешница Страница 25

Твое волшебное "люблю"

Я тихим эхом повторю.

Это название второй серии - "Любовь, похожая на сон", начало которой положил ночной звонок, настолько неожиданный для меня, что я попросила представиться, не узнав его голоса.

- Поздравляю с годовщиной нашей встречи - 6 сентября! Скучаю! Прошу простить! Люблю! Помню каждый наш день! Все время думаю о тебе! Моя душа осталась с тобой в той нашей жизни! Сейчас живу кисло...

Дело даже не в словах, которые он говорил, а в том, как сразу включил меня, будто в электрическую сеть. И я, как заводная игрушка, которая движется по желанию хозяина, застрекотала, заволновалась, пришла в движение... словно и не было этой "беременной" разлуки. Я ожила. Я снова слышала его голос и уже опять любила эти его низкие нотки поставленного баритона. Голова моя горела, в окно светила какая-то безумная луна, свет я не зажигала, и все это было как-то неправдоподобно, нереально.

Я разговариваю с ним и отчаянно боюсь, что сейчас это кончится и я снова потеряю его навсегда.

- Ты видишь, я не выдержал первый, и я тебе звоню, - сказал он.

- Позвонил раз, позвонишь и два, - ответила я уже уверенным голосом женщины-королевы, которой возвратили былое величие и снова надели на голову корону.

Я даже телефона не спросила и не поддалась на провокацию: "Хочешь, я к тебе сейчас прибегу, я теперь живу рядом с тобой, и телефон новый?"

- Нет, не хочу, - ответила я.

- Ну, хорошо, спасибо тебе за то, что ты меня не послала ко всем чертям, прости меня еще раз, я очень тебя люблю.

А мне уже вполне достаточно этого ночного звонка, и, положив трубку, я чувствовала, что взлетаю...

Прошло десять дней после звонка - и вот "заблудший сын" на пороге. В дверь он не стучал, не звонил, а скребся, как скребутся коты, когда просятся в дом, нагулявшись на воле.

Очень страшно было открывать - что я там увижу? Но увидела его, повзрослевшего, возмужавшего и еще более красивого, чем прежде.

- Ну, здравствуй, "живейшая из жен", - и он протянул свои руки, чтобы заключить меня в объятия. - Как же я мечтал об этом моменте! Неужели я тебя вижу?

Я тихо сидела в углу, чистила картошку и тоже не верила в реальность происходящего. Любуясь им издалека, я думала: "Как же красив, проклятый!" - и глоток за глотком снова выпивала этот сладкий яд - Любовь.

Он курил, затягиваясь дымом, втягивая щеки и прищуривая один глаз, и смотрел, смотрел:

- Как много вокруг красивых молодых женщин, но есть самая красивая и самая молодая - это ты, моя любимая Лидочка! Ты же видишь, мы еще и не пили, но я уже пьян от любви. От тебя исходят какие-то волны, мягкие и нежные, я их принимаю и в ответ посылаю свои волны нежности и обожания. Ты просто сиди и жарь мою любимую картошку, это твое приворотное зелье, а я буду любоваться тобой.

А потом он сел к пианино, а я встала так, чтобы смотреть ему в глаза. Он не смотрит на клавиши, он смотрит в глаза своей жертве, которая без сопротивления, с наслаждением слушает музыку и подчиняется его воле и буквально втягивается в какую-то невидимую воронку, и та засасывает, как болото, и только руки напоминают о том, что когда-то это была гордая, волевая женщина, сейчас превратившаяся в воспоминание. А потом музыка подхватывает нас, и, взявшись за руки, мы несемся в космическом пространстве, ощущая скорость ветра и немыслимое, нечеловеческое наслаждение. Не хочется возвращаться на землю из этого путешествия - так бы и парить вместе вечно!

- Лидочка, ты знаешь, нам не страшна разлука, мы повенчаны космосом, мы вечные теперь, понимаешь?

Как же мне не понять, когда я чувствую, что нами все время кто-то управляет! Астролог сказала, что это мощная планета праздника - Юпитер. В прошлом году, когда мы встретились, Юпитер вошел в Солнце и в наши души закатилась, как солнце, Любовь. А в этом году Юпитер "сел" на Уран, а Уран вошел в знак Рыбы, и вместе они запрограммировали его возвращение. А со мной космические мои учителя сотворили такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать: сначала они меня "уронили" - я сломала правую стопу, потом диабет случился, потом операция, в общем, все лето в больницах.

Недаром говорят, что любовью не шутят, да и не до шуток теперь, когда утром тебя будит звонок и любовный поток изливается на голову, а ночью нежное прощание.

Почему же он приходит и уходит? Уходит домой, как будто его там ждут дети и сварливая жена. Почему? Потому, что "удавка", а удавки бывают разные. У него "телефонная удавка", он должен в определенное время быть дома у телефона...

Это случилось давно и считается ошибкой молодости, а теперь, привыкнув к комфорту, уже и расставаться с ним страшно. Красиво жить не запретишь - только одни это право зарабатывают собственным трудом и напряжением, другие продают свою свободу. И кажется, что вот оно и есть счастье - "материально я обеспечен", ан нет, наступает минуточка, а с нею и прозрение, что это не свобода, а добровольная тюрьма, пожизненное заключение. Обычно женщин берут на содержание, и это понятно - слабый пол. Но мужчина, молодой, красивый, полный сил и энергии, усаживается на цепь и караулит самого себя, чтоб не украли?!. Когда хозяйка уезжает, так хочется побегать на воле, погулять без ошейника по чужим дворам, вдохнуть воздуха свободы и вольного счастья, хотя и ворованного, но уж очень желанного.

Господи, ну при чем же здесь я? Мирная, большая, не худая, не молодая женщина, по возрасту вполне могла бы быть его бабушкой. Почему мне снова выпало испытание любовью? Почему при звуке его голоса по телефону у меня мурашки бегают по спине, а при встрече коленки подгибаются?

- Жди меня! Жди всегда! Жди, и я приду к тебе, я буду возвращаться каждый раз вопреки всему. Ты моя вечная жена, - повторяет он мне как заклинание.

Если я буду только ждать, глядя с балкона в его сторону, кто же будет за меня работать? И творить? И петь? И танцевать? И вообще изучать жизнь, и черпать ее пригоршнями, и радоваться ей бесконечно, не посягая на чужой кусок, не верша зла, а творя добро? Не скрою, я испытываю к нему амбивалентные чувства, то есть люблю и ненавижу одновременно. Ну и что из этого? Надо гордо отвернуться? Бросить? А если это последняя любовь?

Хорошо рассуждать моим умным подругам, которые находятся в холодном состоянии души и трезвой памяти. Они не видят его глаз, не знают его рук, не ощущают вкуса поцелуев. Они требуют, чтобы я вернулась к себе самой, к своей жизни и работе. Я пытаюсь оправдываться и сваливаю всю вину на Юпитера, который пришел, а потом ушел.

- Да брось ты, не вмешивайте вы в свои отношения Юпитера! - сказала одна из них.

Тут и без Юпитера хватает. Как вам понравятся такие его размышления:

- Ты понимаешь, мне все время тебя мало. Только уйду, и уже снова к тебе тянет. Я как та мышка, к которой присоединили проводочки и дали клавишу, на которую можно нажимать. От разряда электрического тока она получает наслаждение - чем чаще нажимает клавишу, тем больше удовольствия испытывает. Но при этом она разрушает себя физически. И все равно нажимает, и в конце концов погибает от радости, которую не смогла пережить. Так и я погибну, любя тебя и желая все большего удовольствия от общения с тобой.

- Что же нам делать? - спрашиваю я.

- Не знаю, - отвечает, - только чувствую, что мне придется раздвоиться, вы разорвете меня скоро на две части. Как жаль, что еще не налажено клонирование...

Однако дни проходят за днями, ничего не происходит, только он ходит на работу, а я его жду с обедом. И это такое удовольствие для меня, как, впрочем, и для него:

- Ты знаешь, меня никто и никогда не ждал с работы. Ты первая, и это необыкновенно приятно.

- Так бы вот и жить, сквозь годы мчась, - заключаю я.

- Почему я "летаю" только с тобой? И куда мы улетим в конце концов?

- Ладно. Ты лучше кушай, никого не слушай, - и подвигаю ему тарелку с жареной картошкой по-белорусски, с чесноком.

Он сначала обнюхивает еду, как собачка, потом пробует на вкус, потом набрасывается, ест с жадностью, закатывая глаза от удовольствия, потом кладет вилку и притягивает меня к себе - целует еще маслеными и потому теплыми и мягкими губами. Магия какая-то! Блаженно, хорошо, легко на душе. И если я привораживаю его своей картошкой, то он меня - своими поцелуями. Всегда неожиданными и всегда разными: то по-детски непосредственными, то благодарными и ласковыми, а то сугубо мужскими, означающими только одно - страсть. И от этих поцелуев я выпадаю в осадок - я чувствую, как по всему телу пробегает судорога и кончается там, где-то внизу, и я вдруг оживаю, пробуждается желание, кружится голова от невозможности реализовать его тут же.

- Ты, пожалуйста, меня так больше не целуй, это вредно для диабета, говорю я, а сама еще плохо дышу, от такого поцелуя дыхание сбивается.

Во какие дела творятся с женщиной на шестьдесят четвертом году жизни! Всего сорок лет, четыре поколения, отделяют нас друг от друга. Тут одно из двух: или я очень молодая, или он очень старый. Так или иначе, нам вместе безумно хорошо: то он становится приемником моих сигналов, то я, наоборот, становлюсь его приемщицей, и мы без слов понимаем друг друга.