В Белов - Привычное дело Страница 25

Вот так и душа: чем ни заманивай, куда ни завлекай, а она один бес домой просачивается. В родные места, к ольховому полю. Дело привычное.

Иван Африканович только хотел попить, как на дороге к сельсовету появился прохожий с чемоданом. Это был один из отпускников, чуть знакомый Ивану Африкановичу парень из дальней заозерной деревни. Хотя парень плохо знал Дрынова, они поздоровались. Иван Африканович закурил у парня (свое курево кончилось еще позавчера), весело спросил:

- Что, друг мой, опять к нам приезжал? Значит, влекет родимая-то сторонушка, ежели в году не по одному разу ездишь.

- Влекет, брат,-горестно согласился парень.

- Влекет. Да ты притулись, покури. Что, все учишься?

На кого эдак долго тебя учат? Шесть годов, кроме десятилетки. Всю молодость проучишься, а жить-то когда?

Небось, наверно, уже четвертый десяток разменял?

- Разменял.

- И в холостяках все аль обзавелся?

Парень с сожалением и улыбкой развел руками: мол, что поделаешь, женился. А Иван Африканович удовлетворенно закивал:

- Успел, значит. Ну, это ладно. Только врозь не живи с бабой, пустое это дело, врозь молодым людям. Я вот постарше тебя, да и то, когда на лесозаготовках был в сорок пятом году, так вот настрадался без женки. А нынче я, друг мой, тоже тряхнул костями, съездил в одно место.

- В какое место?

- И не говори, друг мой, такая была фильма. Нонче меня Митька и смутил. Знаешь, наверно, Митьку-то?

Должен знать, вы с ним одного сроку.

Однако Митьку собеседник не знал. Ивану Африкановичу хотелось поговорить, излить душу, он рассказал парню про свою поездку:

- Вот значит, Митька приехал да и говорит: поедем, дескать, плотничать, хватит из кулька в рогожу перекладывать. Деньжонок, говорит, подзаработаешь, а то и насовсем в город из колхоза переберешься. Ну, я, друг мой, и вбил это мечтанье в свою голову. Думаю, ребятишек полный комплект, и все в школу ходят, кормиться надо, а дома какой заработок? Спать по ночам перестал, все думаю:

ехать или не ехать? Бабе не говорю, а сам планты строю. А Митька отпетый парень, и голова работает, как хороший сельсовет,-все ему нипочем. Поджимает меня. "Ежели,- говорит,-так, дак так, а не так, дак и робенка об пол.

Уговаривать,-говорит,-не буду, уеду и один". Ну, я плюнул и говорю: давай по рукам, будь что будет.

- На Север, что ли?

- В Мурманск.

- От меня сто двадцать километров этот Мурманск.- Парень слушал с интересом.

- Ну вот, плюнул да и говорю: "Будь что будет!" Баба моя в слезы, рев подняла. Теперь, значит, ехать на что.

Митька говорит: "У меня на дорогу есть, я тебе,- говорит,- на билет дам, а ты воротишь после!" Ладно.

Взял я в сельсовете справку, струмент наточил. А Митька говорит: "На кой шут тебе струмент, струменту казенного хватит, а возьми ты,-говорит,-луку. В Мурманске лук дорог, весь путь окупится". А луку еще прошлогоднего у меня было с двух грядок, полати от него прогибались, Нагребли мы два мешка. Да. А бабу мою Митька успокоил, насулил всего, она и смякла, баба-то, поревела да и смякла, а мы и качнулись бурлачить. Машины на станцию часто ходят, корье возят, Митька в кабине сидит, я на самом верху мотаюсь, того и гляди, в канаву спикирую. А шофер такая шельма попался, газует напропалую, ни страху, ни совести. "Уступи,- кричу,- на дырочку,- вся машина ходуном ходит". Нет, прохиндей, жмет и жмет. Ну, все ж таки проехали эдаким манером половину.

Остановились у чайной; гляжу, Митька в магазин с ходу; воротился с бутылкой. "Слезай,-говорит,-вся слобода теперь наша, на простор выехали". Я и говорю: "Не дело, робята, в дороге выпивать, не доехать нам живыми", а шофер уж стакан достал из ящичка, что бардачком-то прозывается. И вот, друг мой, чего я тут натерпелся- про то век не забуду. Сижу на корье, за веревку держусь, а у самого сердце в пятку ушло, чует моя душа, что неладно дело кончится. Так оно и вышло, как по писаному.

Выскочили мы на бугор из поскотины, как на ракете, а впереди старушонка бредет с котомкой, глухая вся, не чует, как шофер дудит. "Ну,-думаю,-капут сейчас этой старухе, машина прямо на ее". Только так подумал, как мотанет меня, ничего больше не помню, очухался на земле; гляжу, машина вверх колесами, никого нету. Одна старушонка сзади топает.

- Перевернулись?

- С ходу! Я, значит, встал на ноги, гляжу-вылезают.

Один, другой. У Митьки вся харя красная, крови как из барана, а шофер ничего, вылез, обошел вокруг машины.

Ширинку расстегивает по малой нужде. Обмыли мы Митьку, вроде ничего, только зуб шатается да губа нижняя пополам лопнула. Шофер говорит: "Уходите, робята, а начальство будет спрашивать, не говорите, что со мной ехали". Сгребли мы свои манатки, мешки с луком, чемоданишко да пешедралом до станции. Митька, тот хоть бы что, идет да губу облизывает, а я затужил. "Пошто,- думаю,- с тобой связался, с мазуриком, доведешь ты меня до казенного дома с даровыми харчами". Ну, а сам все ж таки иду, была, думаю, не была, а повидалася, все одно нехорошо. Пришли на станцию. Темнотища, как в овине,- у вокзала два фонаря горят, еле живые, да у магазина один.

Зашли на вокзал, сижу я на мешках с луком, до того мне стало на сердце неловко, что прямо беда. Куда, думаю, на склоне годов ударился, где, какого дешева забыл? А Митька чемоданишко поставил. "Сиди,-говорит,-я сейчас".

Побежал. Воротился, гляжу, опять карман оттопырен.

"Вот,- говорит,-антигрустину принес, распечатывай, Африканович". Отвинтил казенную кружку от бачка, пирог вынул, наливает мне первому. Я было заотказывался, а потом думаю-один хрен, так с маху полкружки и дерябнул.

Митька ржет, сукин кот. "Поглядел бы я,-говорит,-как ты, Африканович, с возу касманавтом летел". Я говорю:

"Тебе, парень, больше досталось: вишь, губа-то как морковина стала".

Иван Африканович взял еще папироску, прижег, затянулся.

- Допили, значит, и эту, дело привычное. Пошел он про поезд узнавать. Захорошило у меня, вроде все и ладно, и небо теперь с овчинку, готов ехать везде, в самую что ни на есть Алма-Ату. Взял Митька билеты. А ты, друг мой, сам понимаешь, что первая колом, вторая соколом, а потом уж летят мелкими пташками. Я говорю, что надо бы еще. "Да, вот, Африканович,-это Митька мне на ответ,-вот, Африканович, у нас,-говорит,-финансы кончились, давай мешок с луком, обменю ежели".-"Бери,-говорю,- шут с ним и с луком, все легче с одним мешком по вагонам валандаться". Взял он мешок и убежал, а поезд вот-вот, гляжу-люди, какие были, зашевелились. А Митьки не! и нет, как в воду канул. Гляжу, бежит. "Давай,- кричит,- остатний мешок, а ты бери чемодан да полезай". Только успел я закарабкаться, поезд взял да и пошел, проводница подножкой хлоп, а Митька орет мать-перемать, бежит за вагоном без всякого результату. "Ну,-думаю,-крышка.

Отстал Митька от поезда. И билеты у пего, и вино, и лук, у меня в кармане пусто, как весной на гумне". Весь хмель будто рукой сняло. Как делу быть? Сижу на Митькином чемодане, а потом, значит, к проводнице: так и так, товарищ с билетами остался, а я, мол, еду. Спасибо, девка хорошая попалась: "Ты,-говорит,-дяденька, спи пока, а утром я тебя, как только остановка будет, высажу". Залез я на самый верх, к трубе притулился да и уснул. Пробудился я утром, слез. Гляжу, проводница-то новая. Ходит, а на меня ноль внимания. Я и так, я и эдак. Хожу за ей, головой о железяки стукаюсь. Только заикнусь, значит, насчет моей высадки, а она уже в другом конце; вроде мне и совестно ей надоедать, а сам думаю: должны они меня высадить, раз посулили, должны - и вся недолга. Не высаживают.

- Тебе надо было до Обозерской ехать.- Парень еле сдерживал улыбку.

- Да. Вдруг, значит, идет контроль. А поезд жмет, только столбы мелькают. "Ваш билет?" Я говорю: так и так, Митька, то есть и лук и билет у Митьки. "Какой Митька? Билет ваш покажите!" Я говорю, нету билета, лук и билет при Митьке, а Митька... "Какой лук? Где садились?" Сгребли меня, ясна сокола, да и вдоль всего поезда как на позор, только я успел фуфайку с Митькиным чемоданом прихватить. На остановке сдали меня в милицию. "Ну,думаю,-каюк, сроду в тюрьме не бывал, а под старость лет достукался". Да. "Ваши документы!"

Вынул я справку. "Куда едете?" Так и так, в Мурманск ехал.

"Почему без билета?" Объяснил я все дело: и как билет покупали, и как Митька остался. "Вот,-говорят,-сроку тебе три часа, чтобы ехал домой, а штраф, дескать, через колхоз вытребуем". Я говорю: "Ехать-то мне не на что".- "А это,-говорят,-наше дело пятое, три часа тебе сроку".

Да. Вышел я из милиции, сперва-то обрадовался, хоть отпустили, думаю, хорошие робята попались. А время уже к вечеру клонит, и в зобу у меня маковой росинки не было со вчерашнего, Попил водицы на вокзале. Сижу, Митьку ругаю да на часы гляжу, а милиционер ходит, на меня поглядывает. Пуговицы светлые, штаны новые, как делу быть? Поезд обратный прошел, а кто мне билет даст?

Пословица говорит: без денег везде худенек,- а у меня три часа сроку.

- Какая была остановка-то? - спросил парень, улыбаясь.-Наверно, Обозерская и была.