Евгений Попов - Подлинная история Зеленых музыкантов Страница 25

(437) [...]

(438) Полагаю, что читателя надо уважать, и, чтобы он ни в чем не путался, фразы, подобные этой, просто необходимы для художественной прозы. Действительно, "шли дни". Шли, шли, прошли, идут дни новые. Если не заумничать, то текст любой степени сложности будет читаться весело и приятно. А иначе зачем литература, если скучно? Тогда надо идти в университет и там учиться.

(439) Конечно, лучше бы "копил", чем "накапливал", но тогда может сложиться впечатление, что Иван Иваныч складировал краденые продукты, яблоки, например, чтобы... ну что?.. ну чтобы гнать из них, к примеру, самогонку. А он самогонку не гнал. Это я самогонку гнал, когда правительство решило нас вместо пьянства гнуть в обратную сторону.

(440) , будто сошедших с полотна, изображающего скульптуру В. Мухиной "Рабочий и колхозница", что и до сих пор украшает вид на бывшую ВСХВ - ВДНХ, ныне ВВЦ, что, в принципе, одно и то же.

(441) Личные - понятно. А вот, интересно, какие общественные дела могли быть у этой пьяни и рвани?

(442) Очевидно, его там уважали, потому что он был студент. Помните, как у Достоевского в "Бесах": "От Сибири до Ташкента с нетерпеньем ждут студента".

(443) Да какое тут может быть применение, когда все это - "мещане", полностью дезавуированные храброй советской литературой. Обыватели, со своим знаменитым "мурлом мещанина", которых следовало бы не описывать, подлецов, а с ходу бросать под колеса паровоза современности. Вот у нас такая тоже "мещанка" служила в геологосъемочной экспедиции К.-ского геологоуправления. Придет с утра на работу и нет чтобы поведать что-нибудь духовное, так наоборот - рассказывает, что им вчера "с Севера вкусную рыбу привезли", они этой рыбы всей семьей "наелися", и теперь ей все время "ичется". И с такими людьми собирались строить коммунизм! "Ичется" ей...

(444) Этот изящный оборот расшифровывается очень просто: хрен бы кто тогда такое опубликовал. Я, кстати, даже немножко удивляюсь - а чего бы им было не печатать всякую мелкую похабщину для развлечения простого народа, как это делали, например, в ГДР. Нет, очень строгое у нас к литературе было отношение до самого последнего времени. Вот как русские классики ХIХ века запугали простых людей, правивших советской страной, что те сдуру принимали литературу со "звериной серьезностью" (термин, которым часто пользуется В. П. Аксенов).

(445) Я с ним вместе лежал в желтушечном отделении инфекционной больницы, и он стал героем многих моих сочинений. Галибутаев, имевший крайне мерзкий внешний вид, рассказывал, что с ним охотно проживала пожилая и богатая "работница питания", у ней была дочь-студентка, к которой приходили подруги, и все они смеялись над любовными отношениями Галибутаева и старухи. А также, чтобы Галибутаева подразнить, раздевались до пояса и танцевали друг с другом, целуясь. Пользуясь тем, что его пассия имела доступ к дефицитным продуктам, Галибутаев однажды предложил ей, чтобы в их "любовных утехах" участвовала также отдельная штука сырокопченой колбасы. И после этого говорят, что в СССР не было секса. Секса в СССР очень даже было!

(446) "Сочувствующий редактор" "для большей проходимости", когда я это однажды пытался напечатать, вписал мне в рукопись вместо "половой акт" хорошее русское слово "утехи". И чего все же большевики так конкретики боялись?

(447) См. мой рассказ "Ворюга".

(448) См. мой рассказ "Жду любви не вероломной".

(449) См. мой рассказ "Зеркало".

(450) См. мой рассказ "Влечение к родным деревьям", а также пьесу "Плешивый мальчик", хотя она до сих пор не опубликована.

(451) А вот это фраза - преподлейшая, с извиняющимися, лакейскими подмигиваниями в сторону власти и ее цензуры: дескать, извините, мы ничего... мы, знаете ли... мы это... мы "иронически сглаживаем" все эти "высосанные из пальца буржуазной пропагандой, навязанные нам западными средствами информации" темы: массовая эмиграция, развернувшаяся в 70-х, и "злоупотребление психиатрией в СССР". Не карайте нас за это, товарищи, а дайте нам существовать с нашей индивидуальностью в рамках вашего "развитого социализма".

Да если бы Шенопин действительно вывесил такое объявление, он на следующий день уже сидел бы в дурдоме без всяких советов Ивана Иваныча.

(452) Как сказала одна, ныне очень прогрессивная поэтесса на букву К, прочитав при "перестройке" какое-то, ранее существовавшее лишь в андерграунде произведение: "Подумаешь? Ничего особенного, я бы тоже могла так написать, еще и похлеще". - "А что ж не написала?" - "Страшно было", призналась простодушная дама.

"СТРАХ СЪЕДАЕТ ДУШУ". Эдуард Русаков за пазухой привез в город К. "Архипелаг ГУЛАГ", так как и на внутренних рейсах "Аэрофлота" "служивые" могли заставить пассажира "с целью безопасности" раскрыть сумку и предъявить ее содержимое, как это делают таможенники на "внешних" (за границу) рейсах. Так вот, он дал "ГУЛАГ" замечательному художнику А. П., и тот мне потом рассказывал, что читал книгу мало того что ночью, при зашторенных окнах, но еще и в перчатках, "чтоб не делать отпечатков" (В. Высоцкий).

Ненависть к советской власти вновь поднялась с глубин моей души при этом рассказе запуганного опытом жизни в собственной стране старика. Вот тем и дурны коммунисты, что заставляют людей НЕНАВИДЕТЬ, не давая им возможности самосовершенствоваться в сторону доброты и гармонии, изживая то изначально дурное и темное, что заложено в ЛЮБОМ человеке. [...]

(453) Имеется в виду русская поговорка "бред сивой кобылы".

(454) ТРИ ПУТИ-ДОРОЖЕНЬКИ... (См. комментарий 328.)

(455) Надоело и советскому обществу, которое все же существовало, что бы по этому поводу ни говорили "кремленологи". Общество к тому времени расслоилось не только на "хозяев" и "рабов", но и по интересам - одни стали "почвенники", другие - "западники". Началось углубленное изучение русской философии начала века, трудов "реакционных", "белогвардейских" и "буржуазных" историков.

Примечательно, что некоторые важные персоны, как, например, крупный комсомольский деятель Л. К., быстро съезжали на заднице из "официалов" в "диссиденты" по общественной лестнице, намазанной большевистским мылом. Случаев обратного вознесения из грязи в коммунисты я что-то не помню, может, читатели поправят? [...]

(456) К сожалению, в тоталитарные времена самые светлые умы искали ЕДИНСТВЕННОЕ, оно же - ГЛАВНОЕ. Отсюда эти извечные распри и разногласия, продолжающиеся до сих пор. Не лучше ли на исходе века и тысячелетия объединить усилия, чтобы выжить в чуждом человеку мире?

(457) Ну и что плохого в этом бытовании гармонически развитой личности, которая в свободное от физического труда время предается философско-творческим изысканиям, работает над собой, обогащая себя печатными знаниями? Да об этом только и мечтали все русские интеллигенты, если верить классикам!

А вот одеяло нужно было постирать. Ведь телесная грязь не лучше душевной (но и не хуже). [...]

(458) [...]

(459) Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан: весь оптический спектр писательских ухищрений ни описать, ни откомментировать невозможно.

(460) [...]

(461) "Большое видится на расстояньи" (см. комментарий 25).

(462) Вот бы и мне так, а то я что-то устал комментировать все это. [...]

(463) Сказовая словесная инверсия, потому что в те времена многие "молодые писатели" увлекались "сказом".

(464) Предлагаю желающим обнаружить в этом фрагменте текста влияние "Театрального романа" М. Булгакова.

(465) См. комментарий 456.

(466) Бог знает, что кому в этом мире нужно. Вот у нас, например, в подвале живет бомж Рифатка, которого администрация терпит лишь потому, что время от времени подвал заливается помоями и говном, каковые нечистоты Рифатка кротко убирает за то, что его не трогают. Он себе оборудовал в подвале лежанку, провел электричество и повесил на стенке портрет Ленина, полагая его единственным в мире хорошим коммунистом. Вид он имеет убогий, в баню не ходит, бреется раз в неделю и тем не менее имеет жену, с которой судится и разводится вот уже который год.

(467) Ну как же так никому не нужно, Иван Иваныч? Говорю вам, имея мучительный литературный опыт, что если кто-то спятил настолько, что ему пришло в голову нечто сочинить прозой или стихами, то уж будьте любезны непременно найдется на земле по крайней мере парочка других психов, которым захочется все это прочесть, и причем добровольно.

(468) [...]

(469) Поэт Поэтович Поэтов.

(470) У богатых и благополучных всегда есть странная тоска по бедности и неустроенности. [...] Хорошо покушав, многие любят вспоминать, в какой нищете они начинали самостоятельную жизнь. Примечательно, что в нашей стране на вопрос "как дела?" редко кто ответит, подобно американцу, "fine", а скорее всего скорчит скорбную харю и начнет плести про "проблемы", хоть бы пусть долларами и тысячами рублей набиты все его карманы. Научили большевики, что быть богатым некрасиво... А большевиков - демократы. Не те, которые сейчас, а которые тогда, в ХIХ, которые без кавычек. Как говорят начальники, заканчивая совещание,- "Спасибо всем".