Ветер сулит бурю - Уолтер Мэккин Страница 25

Глава 5

Уже совсем рассвело, когда они остановились возле большого моста, ведущего в город. Здесь пути их расходились в разные стороны.

Уличные фонари еще горели, и ветер гнал косой дождь. В тусклом свете занявшейся зари вид у них был очень жалкий. Волосы у девочки слиплись и мокрыми прядями свисали по обе стороны лица. От этого глаза стали очень яркими. Побледневшее, усталое личико с широкими скулами казалось вырезанным из слоновой кости.

«Экие глаза у нее большие, и голову еще опустила, прямо Мадонна, да и только», — подумал Мико, вспомнив литографию, висевшую дома над очагом.

У Питера волосы намокли и потемнели, но лицо у него было оживленное и на щеках горел румянец.

«Кажется, ему все это очень понравилось, — рассуждал Мико. — Питера вообще радует все, что бы с ним ни приключилось; может, поэтому-то его так и любят». Маленький Туаки был похож то ли на мокрую крысу, то ли на потерявшегося щенка.

— Пошли, пожалуй, — сказал Мико наконец. — Что мы дома-то скажем?

Тут все призадумались.

— Про крыс, во всяком случае, рассказывать нечего, — сказал Питер. — Это уж слишком фантастично. Меня в школе не раз били и за более правдоподобные отговорки.

— У тебя хоть бы все обошлось, — сказал Мико девочке.

— У меня-то обойдется, — устало ответила она. — Мои родители вряд ли беспокоятся. У меня есть тетка, Джулия ее зовут. Она живет неподалеку от острова. Я пила у нее чай перед тем, как пойти туда. Они, наверно, думают, что я осталась у нее ночевать из-за дождя.

— Ну, спокойной ночи, — сказал Мико, — ни пуха тебе, ни пера.

— Спокойной ночи, — ответила девочка, — и спасибо тебе. Ты вел себя очень храбро.

Питер с девочкой смотрели им вслед, пока они не скрылись за поворотом длинной улицы, и только тогда свернули к ее дому. Чтобы проводить ее, ему пришлось сделать небольшой крюк, но он ничего против этого не имел. Они не разговаривали. Да и говорить сейчас было, собственно, не о чем. Уж очень все это было странно. Наконец она остановилась у калитки своего дома и протянула мокрую руку. Он пожал ее, заметив при этом, что рука у нее очень мягкая.

— Ты… ты… ты извини меня, что я вначале нагрубил тебе, — сказал он.

— Ничего, — ответила она. — Я же понимаю, что вы были очень недовольны, когда увидели, что на острове девчонка. Мне ведь тоже было неприятно, когда вы пришли.

— Ну, спокойной ночи, — сказал он. — Надеюсь, тебе дома поверят.

— О, в этом можешь не сомневаться, — сказала она несколько свысока. — У меня вполне благоразумные родители.

— А-а… — сказал он, — ну, прощай. Может, мы еще с тобой увидимся как-нибудь?

— Почему бы нет, — ответила девочка, — где-нибудь встретимся.

Она вошла в свою калитку и направилась к дому по цементной дорожке палисадника — маленького аккуратного палисадника, в котором благоухали цветы, — просунула руку в почтовый ящик, потянула за веревочку, привязанную к задвижке с внутренней стороны, и дернула ее. И дверь отворилась, и она вошла в темный провал, и дверь захлопнулась, и Питер остался один. Он пошел домой, насвистывая. Время от времени он вскидывал ружье и целился в ранних пташек, искавших приюта в мокрых деревьях, которые росли вдоль дороги.

Во многих домах этим утром обычный распорядок был, как говорится, нарушен. Только подумать! В четырех семьях совершенно бесследно пропало пятеро детей!

Вообразите себе волнение, нараставшее по мере того, как пробило десять, потом одиннадцать, потом двенадцать. Вообразите слухи, передававшиеся из дома в дом, от родных к знакомым, так что отчаяние и беспокойство распространялось все дальше и дальше, как круги по воде. Можно с уверенностью сказать, что в городе в то утро насчитывалось по меньшей мере человек сто, которые были выбиты из колеи внезапным исчезновением пятерых детей.

С Джозефин благодаря тетке дело обстояло проще всего.

— Говорю я тебе, ничего страшного тут нет, — в тысячный раз твердил ее отец. — Что она, никогда не оставалась ночевать у тетки Джулии, что ли?

— Да, — отвечала миссис Мулкэрнс, — но…

— Ну какое там еще «но»? — спрашивал он, стараясь говорить как можно спокойнее.

— Да, — пробовала она возразить. — А дорога, по которой она ходит? Там ведь ни души не встретишь. Она любит глухие места. А что, если…

— Боже милосердный! — крикнул Джордж, швырнув в сердцах вечернюю газету, которую ему никак не удавалось дочитать. Газета загорелась от уголька, и он кинулся спасать ее, ругаясь и кашляя от дыма. — Посмотри только, до чего ты меня довела! Эх, женщины! Интересно, сколько времени они тратят на свои излюбленные размышления о том, что их могут изнасиловать, или их сестер могут изнасиловать, или их дочерей могут изнасиловать. Полжизни по меньшей мере. Черт возьми, не дикари же здесь живут, в конце концов! Как, по-твоему? И не станут тебе честные голуэйские католики ходить день и ночь по городу, насилуя маленьких девочек.

— Может, и нет, — сказала миссис Мулкэрнс, задетая за живое этим типично мужским аргументом, — только у нас тут хватает всяких подозрительных личностей, уж не знаю, кто они, католики или не католики.

— Послушай, — сказал Джордж, — я хочу читать газету. Джо у тетки. Я в этом совершенно уверен. Ты посмотри, как льет. Тетка никогда бы ее так поздно не отпустила. Все ясно? А теперь дай мне почитать газету, а сама займись своими делами.

Газету-то он почитал, да не очень внимательно.

— А ну ее к черту! — сказал он. — Пошли-ка лучше спать.

Она медленно разделась, и улеглась рядом с мужем, и стала перебирать четки, шепча молитву.

— Джордж! — сказала она немного погодя, села в кровати, зажгла свет и начала так трясти своего несчастного мужа, что тот проснулся. — А вдруг она где-нибудь упала, и сломала ногу, и теперь лежит, и умирает под дождем?

— Вот же наказанье! — сказал Джордж. — Да уснешь ты, наконец? Ложись спать, ради всего святого!

Но она, разумеется, не уснула. Она лежала, не смыкая глаз, пока от бледного рассвета не побелели желтые шторы, и тогда она сначала услышала внизу