Виктория Токарева - Рассказы и повести Страница 26

Ив Монтан сидел на берегу, на детских санках.

- Эй! - крикнула я. - Инструктор! Научите меня плавать!

- Мне надоело учить!

- Тогда плавайте сами!

- Не хочу!

Я вышла из воды, села у его ног на теплые камни.

- А ты что собираешься делать? - спросил Ив Монтан.

- Сейчас или вообще? - не поняла я.

- Вообще. - Его, как и маму, заинтересовал мой социальный облик.

- Мне бы хотелось найти какое-нибудь веселое занятие. Не в том смысле, что смешно или легко. Пусть будет трудно, но весело. Есть такая специальность?

- Есть. Культработник в доме отдыха.

- Культработник - это инструктор по веселью. А я хочу тихо нести праздник. Для этого не обязательно разгадывать викторины и прыгать в мешках.

На противоположном берегу размещался стадион Лужники. Оттуда доносился неясный гул - может быть, в этот самый момент там шли спортивные соревнования.

- Холодно? - Ив Монтан положил руку на мое плечо.

Я не ответила. Ощущение счастья похоже на ощущение высоты. Необычно и страшно. Он прислонил мои мокрые плечи к своей накрахмаленной рубашке. Стало еще выше и еще страшнее.

Где-то за кулисами нервничали спортсмены. А я была на сцене и играла самую главную роль.

Ив Монтан поцеловал меня - осторожно, как мама. Я и раньше целовалась на катке, вернее, после катка. И на вечере, вернее, после вечера. Я и раньше закрывала глаза, чтобы не отвлекаться на посторонние предметы. Но сейчас все было иначе, чем раньше. Я почувствовала ожог, потом блаженство, будто упала в холодную воду Мои клетки несли совсем другую информацию: я всегда, всю жизнь сидела у его ног, и над моей жизнью всходило его лицо.

- А почему блондинка не пошла с вами в театр?

Это был провокационный вопрос. Я ждала, что Ив Монтан поблагодарит судьбу, которая предложила ему вместо блондинки меня.

- Не захотела, - сказал Ив Монтан. Не понял моей провокации.

- Могла бы просто не пойти - и все. Зачем было отдавать билет? Демонстрация...

Я совсем близко подвела его к нужной мысли. Он должен был сказать: "Тогда я не встретил бы тебя..."

- Конечно, некрасиво, - согласился Ив Монтан.

- Тогда вы не встретили бы меня, - прямо сказала я Мне надоели намеки.

- Она хотела, чтобы я понял. И я понял, только не то, что она хотела.

Я почувствовала, что не в силах переключить его внимание с блондинки на себя.

- Сколько вам лет? - Я решила переключить внимание на него самого, а заодно поближе познакомиться.

- Тридцать один.

- Вы женаты?

- Женат.

- А как ее зовут?

- Так же, как тебя.

- Вы ее любите?

Ив Монтан напряженно задумался.

- Конечно, - вспомнил он. Было непонятно, о чем думал так долго. Для того чтобы так ответить, можно было не думать вообще.

- А как же блондинка? - удивилась я.

- Блондинка - это блондинка, а жена - это жена.

- А я - это я?

- А ты - это ты.

Вспарывая воду, прошел речной трамвайчик. Кто-то возвращался на нем из своего свадебного путешествия.

- Но я так не хочу.

- А как ты хочешь?

- Я хочу, чтобы жена - это я, блондинка - это я и я - это я. Всю жизнь.

- Конечно, человек должен заниматься одним делом и жить с одной женщиной. Но бывает, что не найдешь своего дела и не встретишь свою женщину. Все бывает, как бывает, а не так, как хочешь, чтобы было. Поэтому надо уметь радоваться тому, что есть, а не печалиться о том, чего нет.

- А я так не хочу! Я так не буду!

- Будешь. Все так живут.

Моя мама во всем видит проблемы, а Ив Монтан ни в чем не видит никаких проблем. С мамой я, как бестолковый альпинист, постоянно преодолеваю горные вершины. А с Ивом Монтаном я бреду по пустыне Каракумы и не вижу ни одного холмика.

- А я знаю, почему блондинка не пошла с вами в театр.

- Почему? - он обернулся.

- Потому, что вы инструктор. Учите, как плавать, а сами не плаваете. Учите, как жить, а сами не живете.

- Дурочка, - сказал Ив Монтан. - В восемнадцать лет я такой же был.

- А вы не помните себя в восемнадцать лет.

- Откуда ты знаешь?

- Вы сами сказали.

Я поднялась, стала натягивать свою "майку".

Ив Монтан достал папиросу, поставил ноги на санки - так, будто собирался скатиться. Но полозья были ржавые, вместо снега - камни. Да и куда ему было ехать? Разве что в реку... Мне вдруг стало неудобно бросать его одного в чужом городе на выброшенных санках.

- Хотите, я вас домой провожу? - предложила я.

- Ты что, обиделась? - заподозрил он.

На что я могла обидеться? Он ничего не обещал мне и не хотел казаться иным, чем есть на самом деле. Правда, я приняла его за Ива Монтана, а он оказался инструктором по плаванью из Средней Азии. Но ведь это была моя ошибка, а не его. Он был ни при чем.

- Просто вы приезжий, - объяснила я. - А я здесь живу...

Весь день стояла жара, а так как природа все уравновешивает, ночью прошел дождь. Асфальт стал блестящим, а лужа возле нашего дома заметно выцвела. В ней увеличился процент воды. Я шла в "майке", обхватив себя руками, чтобы не трястись от холода. У меня дрожали все внутренности, я просто физически устала от этой вибрации. Я была пустая настолько, что даже кости были полы, как у птицы, и ветер гудел в них - оттого, наверное, так холодно было.

Лифт в доме был выключен, я пошла пешком и где-то в районе третьего этажа вспомнила про соль. Была уже ночь, магазины закрыты. Соль можно было достать только у нашей дворничихи Нюры. Она жила на первом этаже, и у нее в прихожей стоял целый мешок соли - крупной и мутной, как куски кварца. Этой солью она посыпала зимой скользкие дорожки, чтобы люди не падали.

Нюра открыла мне дверь босая, в ночной рубашке Выслушав мою просьбу и мои извинения, уточнила:

- Тебе много?

- Да нет, - сказала я, - чуть-чуть...

Она ушла, потом вернулась и протянула мне спичечный коробок, туго набитый солью. Я поблагодарила, а Нюра не слушала, смотрела на меня задумчиво и вдруг спросила:

- Тебе, Танька, сколько лет?

- Восемнадцать.

- Дура я, - решила Нюра. - В войну надо было б мне ребенка принести, сейчас бы уже такая была...

- Больше, - сказала я.

- Даже больше, - огорчилась Нюра. - Совестно было - с ребенком и без мужика. А уж лучше одной, чем с каким алкоголиком...

- Или с пьяницей.

- Это все одно.

- Нет, - сказала я, - это большая разница: пьяница хочет - пьет, не хочет - не пьет. А алкоголик и хочет - пьет и не хочет - тоже пьет.

Когда я вернулась домой, мама подметала квартиру - наводила мещанский уют. Уют современных мещан, которые живут медленно и невнимательно. Она выпрямилась, стала смотреть на мои голые руки и ноги, на обвисшие после купания неорганизованные волосы.

- Где ты была? - спросила мама и поудобнее взялась за веник. Было непонятно - то ли она хотела на меня нападать, то ли от меня защищаться.

- На! - я протянула ей спичечный коробок.

- Что это? - растерялась мама.

- Соль, - объяснила я. - Ты же просила...

- А где ты ее взяла?

- Сама выпарила.

Я повернулась и пошла в ванную. Мне хотелось побыть одной, а главное - согреться.

В меня медленно входило тепло, заполняя мои кости.

За дверью осторожно, будто я сплю, двигалась мама, и я поняла вдруг, что она несчастная баба, что ей тоже было столько лет, сколько мне. Поняла, что у меня был отец - может быть, такой же, как Ив Монтан. Может быть, мама тоже хотела заниматься одним делом и жить с одним человеком, но у нее ничего не получилось, потому что все бывает, как бывает, а не так, как хочешь, чтобы было.

Я вспомнила, как Ив Монтан отломил мне полсвечки, и заплакала.

Слезы скатывались к ушам, а потом приобщались к остальной воде. Вода и слезы были одинаковой температуры, мне казалось, будто я лежу, погруженная в собственные слезы.

В дверь постучала мама.

- Тебе Петров звонил, - сказала она.

Я не отозвалась, наивно полагая, что мама постучит и уйдет. Но мама не уходила.

Я вышла из собственных слез, надела халат и стала вытирать лицо. Терла до тех пор, пока оно не сделалось красным.

Мама посмотрела на меня и вдруг сказала:

- Таня, хочешь, я не буду тебя больше бить?

- Все равно... Ты ведь не целишься.

- Я тебя больше пальцем не трону, - пообещала мама. - Иди поешь.

- Не хочу.

- А что ты хочешь?

Я пошла в комнату и стала стелить свой диван. Возле дивана стоял ящик для белья - с дырками, чтобы проникал воздух. Я наклеила однажды на дырки с внутренней стороны рисованные рубли, - получилось, будто ящик набит деньгами.

- Я не знаю, чего я хочу, - сказала я маме. - Я знаю, чего не хочу.

Мама ждала.

- Я не хочу быть инструктором... Я хочу сама плавать или посыпать дорожки солью, чтобы другим ходить удобно было. И я просто счастлива, что провалилась в педагогический. Я больше не буду туда поступать.

- А как ты собираешься дальше жить?

- Чисто и замечательно.

- Таня, если ты будешь так со мной разговаривать...

Мама хотела добавить: "Я тебе всю морду разобью", но вовремя спохватилась. Все-таки обещала не трогать меня пальцем и даже давала честное слово.