Сати Спивакова - Не всё Страница 26

Слава и Галина сыграли в моей жизни важную роль, особенно когда у меня с Володей сложились трудные взаимоотношения, как это, наверное, бывает в любой семье: каждая супружеская пара в определенный момент проходит через кризис. Часто рядом не бывает людей, которые могут дать настоящий совет, напутствие и, исходя из личного опыта, не принимая ни одну сторону, увидеть главное. Как ни странно, такими людьми оказались именно Ростропович и Вишневская, а ведь, на первый взгляд, наши проблемы не должны были их волновать. Но когда слухи понеслись быстрее событий, первыми, кто отреагировал, были Слава и Галина. Это, видимо, их свойство - мгновенный, реактивный ответ на события, будь то мир или отдельная семья. Так же он вскочил и улетел в Москву во время путча, не задумываясь о последствиях, о том, что будут говорить, о том, нужно ли его появление в Белом доме, о том, как перенесет это его семья. Он действовал, повинуясь интуиции. Обостренная интуиция - одна из характерных черт гениальности, она исходит от высшего разума. Так же и тут: в период нашего разлада многие близкие мне люди отстранились, праздно наблюдая, вычисляя будущие события. А Ростроповичи появились сразу, звонили нам обоим: Слава пытался по-мужски, по-отечески советовать Володе и переживал, Галина сразу приняла сторону женщины. Она как-то сразу меня встряхнула. А с Володей долгие годы была на ножах: с ее точки зрения, он вел себя не по-мужски. И высказала это, как только она может высказать, Галина Павловна орала по телефону так, что Слава часто потом со смехом говорил, когда впоследствии она звала нас в гости:

- Что ж ты их зовешь? Ты так на него наорала, я не представляю, как он после этого придет.

В этом вся Галина. Она очень конкретная, у нее четкие позиции по отношению к людям.

Если Ростропович в силу чувствительности натуры способен поддаться влиянию или хотя бы внешне пойти на компромисс, чтобы не обидеть кого-то (не знаю, случается ли ему действовать по принципу лжи во спасение, но он может попытаться обойти острый угол, чтобы смягчить какую-то ситуацию), то Галина прямая. Она не поддается никакому влиянию.

За это многие ее не любят. Она может быть резкой. Но знаю, когда трудно, первой, как ни странно, рядом будет Галина Павловна. Без лишних слов.

Раньше, когда я оказывалась в Париже в одиночестве, Галина часто приглашала меня к себе, мы долго сидели вечерами, говорили, и каждый раз я выходила от нее с необыкновенным зарядом энергии, интереса к жизни, ощущением соприкосновения с огромным миром. Как личность Галина Павловна - гигант.

Не было бы Вишневской, не было бы, наверное, сегодня того Ростроповича, который есть. Не надо забывать, что у нее была в России блестящая карьера. Думаю, она была единственной настоящей примадонной в советском Большом театре. Никогда не забуду, как она однажды обронила:

- Что хотела моя левая нога - то в Большом театре и делали. Хотела я поменять цвет костюмов, потому что мне не нравилось, как они сочетались с обивкой мебели в спектакле "Травиата", - меняли.

Когда они пришли расписываться в загс, все знали, что она - Вишневская, а фамилию Ростропович никак не могли правильно записать.

Помню, как-то раз, придя к ней вечером, я застала Галину в очень приподнятом настроении. Она усадила меня в маленьком кабинете на диван и сказала:

- Хочу дать тебе послушать запись со спектакля "Аида" в Большом театре мне это раздобыли в архивах Радиофонда.

Это была запись 50-х годов спектакля с блестящим составом: Мелик-Пашаев, Лисициан, Вишневская, Анджапаридзе. Галина надела на меня наушники и удалилась. Я просидела почти два часа как завороженная. Особенно меня потрясло то, что запись была живая, не для диска, без купюр. Как она пела! Надо это услышать, чтобы понять. Когда, прослушав, мы с Галиной сели ужинать, как обычно, погруженные в мягкую тишину и приглушенный свет ее парижской столовой, она посмотрела на меня лукаво и как-то грустно:

- Ну?! Обалдела? Кто сейчас так поет в Большом? Я сама не представляла даже, что могла так петь! Славе тут сказала: "Сядь, пожалуйста, найди полчаса, сядь и послушай певицу, которую ты раньше часто слушал и очень редко слышал!"

Я понимаю, насколько ей было сложно принять решение об отъезде. Она поступила, как может поступить только великая женщина, не думая о том, что приносит жертву. Она не высчитывала. Просто видела, что ее гениальный муж находится в России в творческой резервации, становится жалким, лишен элементарной работы. Видела, как его не пускают на сцену, отчуждают от музыки, от оркестра, начинают травить. Она поняла - надо действовать.

Вишневская оставила сцену в самом расцвете: "Никто никогда не вспомнит моего творческого заката". На Западе многие иностранцы, не видевшие ее в Большом театре, воспринимали первым делом его - как гения, жертву тоталитарного режима и борца за права человека. А она стала просто "мадам Ростропович". Для такой артистки и певицы, как Вишневская, это было непросто, но она выдержала все с огромным достоинством. Мало кто знает, что первые контракты на Западе и первые заработанные там деньги были ее. Уже потом развернулась его грандиозная концертная и дирижерская деятельность. У меня к Галине Павловне необыкновенная любовь, почитание и в чем-то преклонение. Она человек вовсе не княжеских кровей. Но у нее железная воля, и в ней есть то, что называется "порода". Она невозможно, царственно красива. Глаза изумрудные.

С Ростроповичем у меня связан замечательный эпизод. Он наконец решился приехать к нам на фестиваль в Кольмар, причем выступил там совершенно бесплатно. Помню, после "Хованщины", которой он дирижировал в Большом театре, на приеме он расчувствовался, обнял нас и говорит:

- Ребятки, я вас так люблю. Черт с вами, приеду я в этот ваш Кольмар.

Мы думали, сгоряча пообещал и забыл. А он никогда ничего не забывает. Через неделю мы встретились в Париже:

- Я вас жду завтра в восемь утра. Посмотрим планы, поймем, какой день у меня свободен.

Энергия у него совершенно необыкновенная. Недавно признался:

- Стал стареть, мне теперь для того, чтобы хорошо себя чувствовать, нужно хотя бы часа три ночью поспать. Раньше я мог вообще не спать ночами. Я ловлю кайф, когда наступает утро, солнце вот-вот взойдет, а у меня постель неразобранная - это значит, что пока все спали, я прожил эти часы - успел позаниматься, почитать, что-то написать.

Росторопович может до трех ночи пребывать в обществе, а в восемь утра встретить вас - свежий, в рубашечке с жилеточкой, дающий интервью. Его жизнь рассчитана по минутам. В голове - компьютер. В кабинете - полнейший бардак, в котором он один может разобраться. В эту святая святых он никого не пускает. И чемоданы свои он собирает только сам. На специальных подставках стоят три раскрытых чемодана - в Америку, Японию и, предположим, Лондон. Во время разговора с вами он встает, вспоминает что-то, бежит, достает пару галстуков, партитуры, закидывает это все в один из чемоданов. Потом возвращается. Вскоре снова вспоминает, что надо добавить в другой чемодан.

Итак, Ростропович приехал в Кольмар на двое суток. Все настолько перед ним благоговели, что боялись к нему подойти. Ехал он на машине с тогдашним послом России во Франции Юрием Алексеевичем Рыжовым, замечательным нашим другом. Торжественно вернул мне билет, который мы ему выслали:

- Видишь, я вам сэкономил на билете.

Позвонила Лена - отцу срочно нужно для страховки сделать анализ крови. В семь утра я, договорившись в лаборатории, поехала с ним. Хозяин медицинской лаборатории приоделся, привел жену в полном макияже, детей, дымились горячие булочки и кофе. Медсестра на нервной почве никак не могла попасть в вену.

- Лапуля, ты меня коли, не бойся.

Они попросили его прислать диск, Ростропович взял адрес и прислал! Он не забывает мелочей. И дарит такое тепло, что люди сразу начинают считать его своим другом и называть Славой. После концерта, когда спрашивают, где найти Славу, Галина часто шутит: "Идите на звук поцелуев".

После анализа крови он попросил меня отвезти его куда-нибудь постричься. Молоденькая заспанная парикмахерша его не узнала. Я сидела рядом, наслаждаясь историями, которыми он фонтанирует. К сожалению, ни одну не могу припомнить, осталось только ощущение неземного счастья. Она быстро его постригла, взяла с нас 78 франков, денег у Славы не было, заплатила я, но он потом всунул мне их со словами:

- Еще не хватало, чтобы я за твой счет стригся. Ты меня, пожалуйста, не унижай.

А девушка до сих пор так и не знает, кого она стригла!

По мере приближения концерта Ростропович становился все серьезнее и серьезнее. Днем у него была репетиция, потом мы вернулись в гостиницу за какими-то бумагами. У него в номере у кровати лежал целый иконостас маленькие иконки, которые он повсюду возит с собой.

- Ты знаешь, как играл на виолончели мой отец? Некоторые вещи, которые я помню, я никогда не смог сыграть так, как он!