Петр Краснов - Подвиг Страница 26

Капитанъ Немо указалъ Ранцеву на стулъ противъ себя.

— Садись. Нашъ разговоръ будетъ дологъ.

Нѣсколько минутъ капитанъ Немо смотрѣлъ въ глаза Ранцеву. Тотъ смѣло принялъ его взглядъ. Казалось, капитанъ Немо еще разъ провѣрялъ себя и испытывалъ своего стараго столько разъ испытаннаго друга.

За окномъ съ пестрыми стеклами и фигурной желѣзной рѣшеткой утренними шумами ворошился Парижъ. Въ глубокомъ, узкомъ кабинетѣ, у стола, стоявшаго посерединѣ, были сумракъ и полная тишина. Тяжелая дверь отдѣляла кабинетъ отъ остальной квартиры. Онъ былъ угловой и ни одинъ звукъ изъ квартиры не проникалъ въ него. Ни одно слово капитана Немо не могло быть слышно рядомъ.

Въ этой тишинѣ капитанъ Немо началъ говорить о томъ, на что навела его внезапная мучительная боль въ боку, разбудившая его ночью.

IV

— Ошибка вождей послѣдняго, нашего времени… Да и нашего ли только?… А Петръ Великiй?… — началъ Немо, — въ томъ, что они не имѣли замѣстителей, продолжателей, исполиителей, наконецъ, завершителей своего дѣла… Были наслѣдники — замѣстителей не было. У Государя Императора Николая II былъ Наслѣдникъ Алексѣй Николаевичъ. Въ годъ начала Великой войны ему минуло десять лѣтъ. Всѣ — и Государь Императоръ больше всѣхъ — знали, что онъ страдаетъ неизлѣчимой наслѣдственнбй болѣзнью, и что жизнь его всегда виситъ на волоскѣ, а потому врядъ ли ему придется царствовать. Казалось бы тутъ то и нужно было назначить замѣстителя и особымъ манифестомъ объявить, что такой то въ случаѣ чего является замѣстителемъ. Этого человѣка, конечно, надо держать при себѣ, въ курсѣ всѣхъ дѣлъ и предположенiй, чтобы онъ каждую минуту могъ взять бразды правленiя… Этого не было… Какъ, возможно, совсѣмъ по иному разыгрались бы февральскiя событiя, если бы въ минуту душевной слабости Государя, когда онъ отрекался отъ Престола, онъ могъ бы скаазть: — «я усталъ… вы затравили меня… Передаю власть замѣстителю». Но вотъ замѣстителя то и не было… Почему?… Боялись ли интригъ, подвоховъ, измѣны?… Боялись ли подлости людской, или это просто было не принято?… Богъ знаетъ почему… Мистицизмъ, можетъ быть, тутъ сыгралъ роль? Въ извѣстныхъ кругахъ не любятъ говорить и думать о смерти… Можетъ быть — ревность?… зависть?… недовѣрiе?… Но, вмѣсто Императора съ его обожествленной властью въ одинъ далеко не прекрасный мартовскiй день осталось пустое мѣсто… Всѣ видѣли, что произошло отъ этого… Но и дальше продолжается то же самое. Генерала Корнилова смѣняетъ генералъ Деникинъ, генерала Деникина — генералъ Врангель — все это не въ порядкѣ замѣстительства, подготовленнаго, но чисто случайно, и въ старомъ дѣлѣ являются новые люди, не знающiе обстановки, не посвященные въ нее. Не было замѣстителя и у Великаго Князя Николая Николаевича, и смерть всякiй разъ обрывала большое начатое дѣло… Да вѣдь и у Муссолини нѣтъ замѣстителя, какъ нѣтъ его и у Гинденбурга, какъ нѣтъ ихъ ни у Пильсудскаго, ни у Хитлера. Каждый работаетъ самъ за себя, не довѣряя своихъ плановъ другому. Великiй французскiй законъ: «lе roi et mort — vivе lе гоi» отринутъ…

А вѣдь это онъ давалъ спокойствiе народу, твердость власти, широкое развитiе непрерывно идущаго дѣла, которому и самая смерть не страшна. Въ этомъ все величiе, значенiе и преимущество монархiи.

Стоявшая въ кабинетѣ тишина казалась Ранцеву торжественной. Въ нее вѣско и внушительно упадали слова.

— Роль замѣстителя!.. Какая это неблагодарная роль! Онъ долженъ все знать. Все зная и въ готовую умственную работу начальника внося поправку своего свѣжаго ума, онъ будетъ видѣть ошибки и онъ долженъ молчать и слушаться. Свое честолюбiе онъ долженъ спрятать надолго, можетъ быть, навсегда… Какая честность, какое благородство характера должны въ немъ сочетаться! Все зная и обладая всею властью — онъ ничего не можетъ дѣлать самъ, пока живъ его начальникъ. Какой соблазнъ! Прибавь къ этому лесть окружающихъ, заискиванiя такъ называемой «оппозицiи «, а гдѣ ея нѣтъ? — и ты поймешь что такое быть замѣстителемъ.

Капитанъ Немо замолчалъ. Ранцевъ неподвижно сидѣлъ противъ него. Они оба не слышали городскихъ шумовъ. Оии ушли во что то отвлеченное, важное. Ранцевъ душою ощущалъ такое непривычное у капитана Немо волненiе и оно сообщалось ему. Онъ молчалъ, ожидая, что скажетъ дальше его другъ.

— Петръ Сергѣевичъ, — съ нѣкоторою торжественностью сказалъ капитанъ Немо, — я все обдумалъ зтою ночью, все взвѣсилъ и все предвидѣлъ… Я назначаю тебя своимъ замѣстителемъ.

— Ричардъ Васильевичъ, — очень тихо и серьезно отвѣтилъ Ранцевъ, — Я благодарю за честь и за довѣрiе. Но… Смогу ли я?… Есть ли во мнѣ то, чѣмъ долженъ обладать вождь.

— Вождь, — взволнованно сказалъ Немо. — Вотъ именно не то понятiе… Къ которому послѣднее время привыкли… не такъ ты себѣ представляй и меня, какъ вождя… Вождь… Освободитель Россiи… всего мiра отъ большевизма… Это человѣкъ, чьего имени по настоящему никто и не узнаетъ никогда… Даже исторiя… He на бѣломъ конѣ въѣдетъ онъ подъ ликующiе крики толпы въ освобожденную Москву… He проѣдетъ на автомобилѣ, расцвѣченномъ нацiональными флагами по ея улицамъ… He прилетитъ явно на аэропланѣ… Немо! — то есть — никто! Кто то, сдѣлавшiй такъ, что перехитрилъ сатану — вотъ вождь въ этомъ дѣлѣ борьбы съ третьимъ интернацiоналомъ… Вождь тотъ, кто сумѣетъ отказаться отъ себя и все отдать Родинѣ… Ошибка прежнихъ вождей была въ томъ, что они не могли перестать быть генералами и оставить прежнiе навыки войны и перейти къ другимъ, совсѣмъ особеннымъ.

Немо оборвалъ рѣчь. Ранцевъ чувствовалъ, какъ къ его сердцу подступило давно не испытанное волненiе. Такое точно волненiе было, когда Государь Императоръ произвелъ его въ офицеры, такое волненiе охватило его и въ тотъ день, когда онъ получилъ въ командованiе эскадронъ. Въ немъ соединялись сознанiе громадной отвѣтствеыности и тяжесть взятаго на себя долга.

— Вождь… Начальникъ… Диктаторъ… — въ какомъ то раздумьи проговорилъ Немо и оборвалъ.

За окномъ на Парижской улицѣ продавецъ пронзительно кричалъ. Мимо пронеслась, стрѣляя и щелкая мотоциклетка, и ея шумъ постепенно замиралъ въ отдаленiи.

Лицо капитана Немо было блѣдно. Въ полутемной комнатѣ его глаза были черны и огонь загорался въ нихъ и потухалъ за длинными, загнутыми вверхъ рѣсницами.

— Вождь — исполнитель воли Господней на землѣ прежде всего долженъ быть вѣрующимъ человѣкомъ… Вѣрующимъ безъ компромиссовъ. Онъ долженъ совѣтоваться съ Богомъ, какъ это дѣлалъ Моисей, и свято исполнять волю Божiю… Не молебны, не чудотворныя иконы, не долгiя моленiя — все это для толпы, для массъ… Вождю — короткая, но какая глубокая! — молитва утромъ и днемъ передъ началомъ всякаго дѣла. Мысленно, про себя… молнiеносно… Отправить въ безконечную высь, къ Престолу Господню короткую какъ бы волну молитвы и получить успокоительный отвѣтъ, дарующiй увѣренность… Я знаю — ты такой…

Ранцевъ, молча, наклонилъ сѣдую голову.

— Честность, неподкупность, скромность и цѣломудрiе. Когда ты получишь власть и власть огромную, а съ нею и средства, когда однимъ росчеркомъ пера ты будешь сыпать миллiонами — какъ легко искуситься. Какiе соблазны обступятъ тебя… Банкеты въ твою честь со льстивыми, неискренними рѣчами. Встрѣча толпою. Крики ура… На рукахъ тебя будутъ носить изъ автомобиля въ залъ и изъ зала въ автомобиль… Цвѣты… Подношенiя на память… Рукоплесканiя и восторги толпы на каждое твое умное и неумное слово… И женщины… Прекрасныя женщины съ блестящими восторгомъ, влюбленными глазами, готовыя отдаться тебѣ только потому, что ты вождь, что ты можешь казнить и миловать. Сколько великихъ людей споткнулось на этомъ. Сколько размѣняло свою силу, свою власть на объятiя женщины. Забыло въ нихъ долгъ. Библейскiй разсказъ о Самсонѣ никого не научилъ. А вотъ тебя я знаю. Изучилъ я тебя, и знаю: тебя ни женскими чарами, ни банкетами, ни лестью не купишь и долгу своему ты не измѣнишь. И потому я тебѣ вѣрю, какъ самому себѣ.

Ранцевъ хотѣлъ что то возразить, но Немо рукою коснулся его рукава и продолжалъ:

— Знаю твою скромность… Молчи… Нужна вождю и храбрость, и какая!.. По нынѣшнимъ то обстоятельствамъ совсѣмъ необыкновенная. Войти одному безъ всякой охраны въ бушующее солдатское море и движенiемъ руки и обаянiемъ своей храбрости остановить и прекратить начавшiйся бунтъ… Помнишь… Дѣтство… и эта наша пѣсенка:

…"Счастья тотъ одинъ достоинъ,Кто на смерть всегда готовъ».Я знаю- ты смерти не боишься.

— Моею всегдашнею мечтою было и осталось — умереть по солдатски.