Борис Можаев - Мужики и бабы Страница 26

Тот вернулся и доложил: "Не хотят!" - "Тогда нечего и огород городить", - сказал Возвышаев и начертил на заявлении Кадыкова - отпустить. А начальник милиции Озимое упросил Поспелова не тянуть с утверждением Кадыкова в новой должности, потому что у него на весь отдел уголовного розыска числился всего один человек.

"Ну что ж, в каждом деле должно быть спокойствие и согласованность, сказал Поспелов. - Не возражаю".

И вот новый помощник опера Зиновий Кадыков поехал в Большие Бочаги расследовать кражу.

Кадыков хорошо знал и Деминых и Андрея Ивановича Бородина, у которого лошадь угнали. Знал, что они какие-то дальние родственники, и оттого, что кража случилась с малым промежутком у людей близких, Зиновий Тимофеевич полагал, что тут замешано одно и то же лицо. Накануне вечером он зашел к Андрею Ивановичу и, к своему удивлению, застал там Возвышаева. Тот сидел в своем неизменном френче за столом в горнице и распивал чаи. Кроме Андрея Ивановича, чаевничали хозяйка Надежда Васильевна и свояченица его - Мария Обухова, работавшая в райкоме комсомола.

Зиновия Тимофеевича пригласили к столу и спросили, что будет пить: чай со сливками или толокно? Кадыков замешкался:

- Извиняюсь, вопрос у меня пустяковый, могу и завтра утречком забежать.

- А мы все тут пустяками занимаемся, - сказала Надежда Васильевна. Толокно сбиваем да языками мелем.

- Садись, не чванься, - пригласил дружелюбно Возвышаев. - Людей уважать надо.

Он был благодушен, улыбчив, сидел, развалясь на деревянном диванчике, и, глядя на его распаренное широкое лицо, можно было подумать, что хозяин здесь он самый, а не кто-нибудь иной.

Кадыкова усадили на табуретку, налили полную чашку чаю.

Возвышаев, как бы обращаясь к нему, повел прерванный разговор:

- Вот пусть Зиновий Тимофеевич нам ответит: когда человек имеет убеждение, может он устраивать не коммунальный, а личный комфорт или нет?

- Какое убеждение? - буркнул себе под нос Кадыков.

- То есть как это какое убеждение? Убеждение, значит, идейность. А идейность бывает только одна - передовая, прогрессивная, то есть коммунистическая.

- А что, убежденный человек или есть не хочет? - спросила Надежда Васильевна.

- Вопрос резонный! - подхватил Возвышаев. - Все, что касается поддержания сил и здоровья, а также опрятного внешнего вида, все это есть необходимая потребность. А тут комфорт, то есть самое причудливое излишество: всякие завитушки, финтифлюшки и прочие другие красивости.

- Так что ж выходит, Никанор Степанович, кисти на шали или кружева на кофте, к примеру, тоже излишество? - спросила, улыбаясь, Мария и повела рукой. Она сидела в белой кофточке с широкими рукавами, отороченными кружевом.

- Мария Васильевна, попрошу меня понять правильно, - Возвышаев от смущения упустил один глаз в сторону и густо покраснел. - Все женские наряды хоть и являются пережитком буржуазного прошлого, но покамест существуют. И я на них не покушаюсь, потому что вопрос женской формы одежды еще далеко не разработан.

- Ха-ха-ха! - закатилась Мария, запрокидывая голову. - А все-таки, Никанор Степанович, какую бы форму одежды предложили вы нам, работницам райкома комсомола?

- Темно-синие тужурки... Красиво и не марко, - услужливо улыбнулся ей Возвышаев.

- Под цвет ваших галифе? - спросила она, смешливо прищуриваясь.

И Возвышаев опять сделался пунцовым, затеребил пальцами по столу:

- Кроме шуток, мы ведь начали разговор про убежденность, - как-то боком обернулся Возвышаев к Кадыкову.

- Разговор бесполезный, - глухо пробурчал тот в ответ.

- Нет, извините! Речь идет о смысле жизни, то есть об уважении. Я вот за что уважаю Андрея Ивановича? За умеренность. Он не даст ходу и развитию частной собственности. Потому что имеет высший интерес - коней рОстить для государства, Красной Армии и так далее. А твой друг Прокоп Алдонин натуральное богатство копит.

- Он не мой друг, - сказал Кадыков.

- Это я к примеру. Андрей Иванович вон даже книжки немецкие читает, кивнул Возвышаев на этажерку, где в самом деле рядом с Евангелием, Уголовным кодексом РСФСР, толстым томом Бауэра, пухлым справочником по сельскому хозяйству да комплектом журнала "Сам себе агроном" стоял старый немецкий календарь и наставление по скотоводству.

- Пустяки! В плену полтора года пробыл, вот и языку научился, - Андрей Иванович только покручивает усы да посмеивается.

- Вот именно - пустяки! - Возвышаев выкинул указательный палец. - Да разве не мог бы Андрей Иванович накупить коров, завести сепаратор и устроить молзавод у себя на дому?

- У него голова не так затесана, - сказала Надежда Васильевна.

- А я говорю - мог бы, да не хочет. Потому что не в том смысл жизни.

- А в чем он? - спросила Мария, озорно поглядывая на Возвышаева.

- Строить всеобщее счастье.

- А как насчет личного?

- Если эта личность не стоит поперек пути всеобщего движения, то она имеет право на счастье.

- А что это за право? Вроде удостоверения? За чьей подписью?

Мария дурачилась, как школьница, весело поглядывала по сторонам, точно приглашая посмеяться за компанию, а Возвышаев краснел, отдувался и терпеливо пояснял:

- Не подумайте, Мария Васильевна, что люди, связанные служебным положением, не хотят строить личного счастья...

"Батюшки мои! - сообразил вдруг Кадыков. - Да ведь этот бирюк ухажера изображает... и Бородина хвалит, и насмешки терпит, и краснеет... Кабы на меня не кинулся с досады".

Кадыков отодвинул выпитую чашку и сказал:

- Спасибо за угощение! Я побегу - нет времени.

- Да сидите! Куда торопиться на ночь глядя? - донеслось со всех сторон.

- Нет, нет, спасибо! - Кадыков встал. - Андрей Иванович, на минутку можно тебя?

- Пожалуйста!

Они вышли в летнюю избу, прикрыв за собою дверь.

- Дело в том, что мне поручено вести дело по вашей краже. Есть ли у тебя какие-нибудь подозрения?

Андрей Иванович, теребя ус, склонил голову.

- Пожалуй, нет, - сказал он после некоторого раздумья.

- Хорошо. Тебе Демины из Больших Бочагов кем доводятся?

- Да седьмая вода на киселе... Дальние родственники по жене.

- А ты слыхал, что у них амбар обокрали?

- Слыхал. Был у меня позавчера Федот Демин.

- Случайно?

- Нет... Говорил о краже...

- Зачем же приезжал? Просто поговорить?

- Не просто... Подозрение у них имеется на родственника, на Василия Демина. А я у него был как раз на той неделе. Он в Агишеве работает, уполномоченным в селькове.

- Значит, посоветоваться приезжал Федот Демин? И что ж ты ему сказал?

- Сказал, что не думаю на Василия Демина.

- Почему?

- Улика повторилась... Как-то странно. Лет десять назад Вася обокрал у Демина амбар и потерял свою рукавицу, а может, и подкинул, кто его знает. И теперь вот в амбаре нашли тюбетейку жены Васиной.

- Где эта тюбетейка?

- У Федота Демина.

- Ну, спасибо! - Кадыков тиснул руку Бородину и двинулся к дверям.

- Если чего нащупаешь насчет моей кобылы, скажи! - крикнул Андрей Иванович вдогонку.

- Непременно! - ответил Кадыков.

Кадыков поехал в Большие Бочаги верхом на милицейской лошади не верхней дорогой через сухое Брюхатово поле, а в объезд, низиной, через Пантюхино, мимо Святого болота на Мучинский дубовый лес, чтобы въехать в Большие Бочаги со стороны Прудков, от реки. Ему хотелось как бы окружить село, еще раз взглянуть на все торные и заглохшие дороги, на луговые, безлюдные пространства, попытаться прикинуть, определить - по каким распадкам да буеракам вернее всего, незаметнее уходить от людского дозора мимолетной воровской ватаге. Была у него еще задача - заехать в Пантюхино, оглядеть забитый родительский дом, подворье с амбаром - все ли на месте? Не растаскивают ли дотошные соседушки шелуги с повети или приметины с соломенной защитки. А то, гляди, и до тесовой амбарной крыши доберутся. Многие не любят обходить мимо заброшенной постройки. У кого плохо лежит, а у нас брюхо болит.

От Тиханова до Пантюхина идут три дороги; одна торная, столбовая, чуть прихватывает дальний песчаный конец села и у самой околицы сворачивает в луга, минуя Тимофеевку, а там бежит вдоль сумрачного ольховского леса к далекому Богоявленскому перевозу; вторая дорога идет низом вдоль каменистой речки Пасмурки, как бы в обхват Пантюхина с другого "грязевого" конца, а третья виляет по овсам да оржам прямо на церковь, - она самая короткая - версты полторы всего, но по ней снуют пешие да верховые, на телеге ж редко кто ездит, разве что пьяный базарник, нализавшись в трактире, встанет во весь рост на наклестки; натянет вожжи и пойдет чесать напропалую, баб да девок пугать: "Разойдись, кому жизнь дорога!" Перед самой церковью глубоченный овраг, где оставила поломанные колеса не одна забубенная отчаянная башка.

Кадыков поехал полевой стежкой; возле церкви спешился, привязал коня за длинную, отшлифованную руками до блеска коновязь, а сам прошел за церковную ограду в дальний угол, где под раскидистой березой была могила его отца. Нагнулся, очистил ладонью могильный камень от моха, оглядел надписи: отколов не было, буквы цельные, аккуратные, будто вчера только выбитые. Сверху под православным крестом славянской вязью стояла дата рождения и смерти, имя и отчество отца, а сбоку еще им самим была выбита надпись: "Вы там в гостях, а я уж дома". Чудак был родитель - подрядился у попа Афанасия подправить иконостас, отремонтировать двери, окна, алтарь в храме за могильное место в церковной ограде да за памятник, высеченный из белого известняка. Памятник этот, а в нем было пудов двадцать, приволок домой и хранил на дворе до самой смерти. Да, странный был человек, и религиозный и бунтарь одновременно, думал Кадыков, стоя у могилы. Он вспомнил, как в семнадцатом году летом пантюхинские мужики воевали с уездной милицией. А зачинщиком был его отец.