Николай Лесков - Житие одной бабы Страница 26

Я настаивал. Становой послал на погост десятского, а сам налил новый стаканчик и сказал мне:

– То-то, господа! ведь это ваше самоуправление. Чего ж вы к нам ходите? – Самоуправление и самоуправство, по его мнению, одно и то же.

Прежний Настин барин умер, и Маша умерла по двенадцатому году; ее уморили в пансионе во время повального скарлатина. Старшая ее сестрица напоминает Ольгу Ларину: «полна, бела, лицом кругла, как эта глупая луна на этом глупом небосклоне». Матушка не видит дочерней пустоты и без ума от тех, кто хвалит ее «нещечко». Зато Машин братишка, Миша, отличный мальчик. Ему теперь четырнадцать лет, и он учится в губернской гимназии. В его лета мы и не думали о том, о чем он говорит сознательно, без фраз, без аффектаций. Училища не боится, как мы его боялись. Рассказывает, что у них уж не бьют учеников, как, бывало, нас все, от Петра Андреевича Аз – на, нашего инспектора, до его наперсника сторожа Леонова, которого Петр Андреевич не отделял от себя и, приглашая учеников «в канцелярию», говорил обыкновенно: «Пойдем, мы с Леоновым восписуем тя». Теперь Миша с восторгом говорит о некоторых учителях; а мы ни одного из своих учителей терпеть не могли и не упускали случая сделать им что-нибудь назло. Учителей Миша любит вовсе не за послабления и не за баловство.

– Вот, – говорит он, – учитель русской словесности: какая душа! Умный, добрый, народ любит и все нам про народ рассказывает.

– А ты любишь народ? – спросил я Мишу.

– Разумеется. Кто же не любит народа?

– Ну, есть люди, что и не любят.

– У нас весь класс любит. Мы все дали друг другу слово целые каникулы учить мальчиков.

– И ты учишь?

– Учу.

– Хорошо учатся?

– О, как скоро! как понятливо!

– Ты, значат, доволен своими учениками?

– Я? Да, я доволен, только…

Нас позвали ужинать.

Когда я лег спать на диване в Мишиной комнате, он, раздевшись, достал из деревянного сундука печатный листок и, севши у меня в ногах, спросил:

– Вы знаете эти стишки Майкова?

– Какие? прочитай.

Мальчик начал читать «Ниву». Он читал с большим воодушевлением. На половине стихотворения у Миши начал дрожать голос, и он с глазами, полными чистых юношеских слез, дочел:

О боже! Ты даешь для родины моейТепло и урожай – дары святые неба;Но, хлебом золотя простор ее полей,Ей также, господи, духовного дай хлеба!Уже над нивою, где мысли семенаТобой насажены, повеяла весна,И непогодами не сгубленные зернаПустили свежие ростки свои проворно:О, дай нам солнышка! Пошли ты вёдра нам,Чтоб вызрел их побег по тучным бороздам!Чтоб нам, хоть опершись на внуков, старикамиПрийти на тучные их нивы подышатьИ, позабыв, что их мы полили слезами,Промолвить: «Господи! какая благодать!»

Мы с Мишей крепко пожали друг другу руки, поцеловались и расстались на другой день большими приятелями.

Примечания

1

Тяжелый деревянный снаряд, заменяющий в крестьянских маслобойнях прессы (прим. Лескова).

2

Сорок мучеников (прим. Лескова).

3

У нас не говорят «петь песни», а «играть песни» (прим. Лескова).