Записки с того света - Александр Тимофеев Страница 26

Что будет с тобой завтра, в какой тюрьме или камере ты проснешься – неизвестно.

Ты это очень быстро понимаешь. И начинаешь жить в состоянии «сейчас».

По большому счету, мне кажется, и в обычной жизни от человека зависит не так много, как он думает. Проиллюстрирую это на таком ярком примере, как рождение ребенка. Событие, согласитесь, чрезвычайно важное в жизни каждого человека. Вот хочет он или еще, лучше, она ребенка и уверена, что может иметь детей, а в реальной жизни при попытке осу-ществления этого плана выясняется, что по каким-то причинам не получается. Или хочет ребенка сейчас, а получится через восемь лет, или не хочет ребенка сейчас, а тем не менее беременеет и рожает, или хочет мальчика, а рождаются две девочки… И так далее.

Как говорил Воланд: «Только что человек соберется съездить в Кисловодск… как поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управил так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой?»

Иллюзия собственной важности в тюрьме улетучивается быстро. Но при этом происходит и обратный процесс: ты четко осознаешь себя и понимаешь, на что ты можешь влиять. Влиять непосредственно сам. Не твой статус, деньги и так далее, а только ты сам. Такой, какой ты есть*.

Я закрыл глаза и сказал себе: «Ты в жопе, Александр, но ты обязательно из нее выберешься! Вопрос только – когда…»

Жизнь продолжается, жизнь продолжается.

Эффект парикмахерской

Проснулись в шесть утра, вернее, нас разбудили охранники. Пересчитали – не убежал ли кто за ночь.

Я оценил свое состояние, как говорят хирурги, стабильно тяжелым.

Причины – температура и депрессия.

Выпив целую чашку кофе (впервые налили полный пластиковый стакан), почувствовал себя лучше.

Нам принесли электромашинку для стрижки и сказали привести свои головы в надлежащий вид.

Подстричься! Именно сейчас.

Я почувствовал, что не могу уже просто физически «носить» свои волосы даже до вечера, что моя голова тяжела. Мне надо привести ее в порядок.

Даниэл взял электромашинку в руки и жестами и словами пригласил всех желающих ощутить его парикмахерское искусство.

Первым откликнулся немного туповатый, похожий на Батхеда, добродушный и полноватый парагваец Хуан, потом венесуэлец Эдвин, затем пошел я, сказав «master hard working» – работай жестко, мастер, будь безжалостен. Долго просить Даниэла было не нужно, он приступил к делу и был беспощаден.

Старая машинка дребезжала над моей головой, иногда неожиданно останавливалась и подер-

гивала кожу головы легкими укусами, волосы большими клоками падали. Я чувствовал энергетическое облегчение. Физически ощущал падение каждой пряди волос, как будто большой камень отваливался от горы и падал вниз. Это были необычные ощущения.

Периодически во время работы он спрашивал: «Русо, Алекс, хватит?» На что я с улыбкой отвечал: «Продолжай, продолжай…»

Потом пошел в душ. Холодной водой смыл остатки волос. Потрогал свою голову – остались небольшие островки неровностей, Даниэл их доработал.

Себя я не видел, так как зеркала у нас не было.

Я еще раз ощупал свою голову, затем погладил голову Хуана, посмотрел на него – вот такое воображаемое зеркало – и понял, Даниэл подстриг меня короче всех.

После «парикмахерской» мне стало значительно легче.

Я почувствовал прилив сил.

Старикам здесь не место

Стали вызывать из камеры.

Опять фотографировали: анфас и профиль с двух сторон около метража, который показывает в сантиметрах рост человека.

Я мысленно представил, как я сейчас выгляжу на фото – как бывалый уголовник из среднебюджетных американских фильмов.

Потом, в десятый раз, старательно снимали отпечатки пальцев. Теперь уже основательно, а не как вчера вечером, осмотрели одежду. Вручили листок о трансфере (переводе) в другую тюрьму. Я подписал еще какие-то бумажки. Затем заполнили анкету: русо, моску, глаза зеленые, тату нет и т.д. Еще почему-то бразилец упорно, на удивление, достаточно четко произносил слово «Сталинград, Сталинград». Видимо, смотрел когда-то фильм про Сталинград или читал, и это произвело на него неизгладимое впечатление. Теперь он увидел русского и хотел поделиться с ним своей эрудицией и эмоциями.

Это была вторая, после Путина, ассоциация с Россией, которую я услышал в Бразилии.

Вернулся в камеру. Там латиноамериканцы развлекались тем, что подшучивали над забавным стариком, сухопарым венесуэльцем лет шестидесяти пяти. У него была большая голова с еще бόльшими непропорциональными ушами, его лоб был испещрен глубокими морщинами, сам он напоминал по повадкам и по образу Паниковского из произведения Ильфа и Петрова «Золотой теленок». Он мужественно, даже с пониманием, переносил подколки молодежи, которая за неимением других удовольствий выбрала его объектом своих развлечений. Он не вписывался в тюремный быт. Все те неудобства, которые молодые переносили без удовольствия, но и без особого труда, требовали от «пенсионера» напряжения.

Он везде опаздывал.

Его нравоучительные рассказы вызывали у молодежи иронию и смех. Он был персонажем из вчерашнего черно-белого кино, который по недоразумению оказался на съемочной площадке современного блокбастера со спецэффектами. Самое интересное – он это, по-моему, понимал и давно смирился со своей ролью.

Да, все ошибки надо совершить в молодости.

Старикам здесь не место.

Аквариум

Подкрепившись немного рисом, расположились кто где, старичок и мы с Даниэлом на полу.

Наступил тихий час. Помещение освещала только одна лампочка, которая тускло светила высоко на потолке. Разговоров почти не было.

Спокойное лежание благотворно повлияло на мою уставшую психику.

Я стал мыслить более позитивно.

Еще раз прокрутил в голове, уже в спокойном режиме, свою ситуацию и стал настраивать себя на позитивный лад. Грезилась даже свобода и скорое освобождение.

Я стал говорить себе, что это все временно, это времен-но…

Все, конечно, временно.

В этой камере было даже немного тепло. Впервые я увидел стекло на тюремной решетке, а входная дверь выходила не на улицу, а в коридор, и пол был не под завязку наполнен телами людей, а имелось какое-то личное пространство.

Так мы лежали несколько часов.

Наступило время вечерней трапезы. Рис, фасоль. Все предсказуемо.

Вдруг неожиданно неказистый, худосочный юноша бухнулся с третьей полки вниз. Хорошо, что упал на матрасы, лежавшие на полу, и как-то успел сгруппироваться. Комизма ситуации придало то, что у него была еще и зубная щетка во рту. Несмотря на высоту падения, где-то два с лишним метра, отделался только синяками и насмешками своих испаноязычных собратьев.

Почему он упал?

Наверное, начал чистить зубы и заснул. Чистка зубов лежа – вообще распространенное явление в тюрьме. Это происходит, чтобы не занимать санузел. Быстрое, вернее даже моментальное засыпание – это тоже в порядке вещей. Из-за стресса и постоянного недосыпа-ния человек выключается мгновенно.

Начали есть.

Кормили в тюрьме правильно.

Ужин был не позже пяти часов. На этом употребление пищи заканчивалось. Еду давали небольшими порциями.

Вообще в отстойнике «Итаи», где мы находились, было очень спокойно.

Мы пребывали будто в аквариуме.