Сергей Волков (составитель) - Черная книга имен, которым не место на карте России Страница 27

Калинин лгал крестьянам и в последующие годы, когда политика большевиков привела к невиданному голоду. Американская журналистка Луиза Брайант, жена коммуниста Джона Рида, в своей хвалебной статье о Калинине приводит его советы умирающим: «Кто ляжет, тот не выживет. Я по себе знаю, я сам голодал, я такой же, как вы». Это циничная ложь: до революции ни в Тверской губернии, ни в ссылке никто не голодал, а при большевиках Калинин жил на кремлевском пайке. Но некоторые люди продолжали верить Калинину даже в 1930-е годы и писали ему из мест высылки. Например: «Пишем вашей милости и просим вас убедиться на наше письмо, которое оплакивалось у северной тундры не горькими слезами, а черной кровью, когда мы, пролетарии Могилевского округа собрались и решились поехать отыскивать своих родных. Приехали на место среди северной тундры Нандомского района, мы увидели их страдания. Они выгнаны не на жительство, а живую муку, которую мы еще не видели от сотворения мира, какие в настоящий момент сделаны при советской власти. Когда мы были на севере, мы были очевидцами того, как по 92 души умирают с голоду в сутки; даже нам пришлось хоронить детей и все время идут похороны. Просим принять письмо и убедиться над кровавыми крестьянскими слезами». А вот другое письмо. «Уважаемый Михаил Иванович! Сообщаю из лагеря Макарихи — г. Котлас. Можно ли бить гр. Поселенцев, всякого пола и возраста, тем, что в руках находиться? Можно ли производить насилие в области религиозных отправлений, как то: приходят в бараки, срывают лампадочки, образки, раскидывают под ноги и некоторые уносят неизвестно куда? Усматривается ли вами то, что вместе с родителями переселяются и беззащитные дети от 2-х недель и старше и страдают в бараках совершенно непригодных, т. к. когда нас поселили в бараках, то в них было снегу вместе со льдом на 5 вершков? Барак № 62. Очевидец».

Неизвестно, откликался ли Калинин на эти отчаянные мольбы людей, миллионами убиваемых в те годы, когда он «возглавлял» государство. Зато известно, как он вел себя, когда в такую же беду попала его жена. В 1938 г. ее арестовали по абсурдному обвинению в «правотроцкистской деятельности» и приговорили к 15 годам лагерей. Михаил Иванович не последовал за женой (как это сделала в 1916 г. она). Он остался на прежней должности и даже не рискнул попросить Сталина о помиловании своей верной спутницы, матери его троих детей. Только в 1944 г., накануне опасной операции, Калинин написал такое письмо: «Т. Сталин, я спокойно смотрю в будущее советского народа и желаю лишь одного, чтобы как можно дольше сохранились Ваши силы — лучшая гарантия успехов Советского государства. Лично я обращаюсь к Вам с 2-мя просьбами: помиловать Екатерину Ивановну и назначить пенсию моей сестре, на которую я возложил обязанность растить 2-х мальчиков, полных сирот, живущих у меня. От всей души последний привет, М. Калинин».

Именем Калинина были названы многие города, районы и поселки в СССР, в том числе и ранее известные как Тверь, Подлипки, Кенигсберг… Улицы и площади его имени имелись чуть ли не в каждом крупном населенном пункте: в Петербурге в его честь названы район, улица, проспект и площадь. В Москве, Московской области и Твери в 1990-е годы имя Калинина с карты убрали, но другим городам и поселкам повезло меньше. Имя «всесоюзного старосты» продолжает носить древний Кенигсберг и его область (Восточная Пруссия), Калининабад в Таджикистане. Калининск (Баланда) в Саратовской области, поселки в Челябинской, Костромской, Ростовской областях и на Кубани.

Киров

Сергей Миронович Киров (настоящая фамилия — Костриков; 1886–1934) родился в Уржуме Вятской губернии, в семье лесника. Он рано осиротел и воспитывался в приюте. Закончив в 1904 г. Казанское механико-техническое училище, работал чертежником в Томской городской управе. Писал статьи для кадетской прессы. С 1904 сотрудничал с меньшевиками, был членом их Иркутской и Томской организаций, а переехав в 1909 на Кавказ, возглавил Владикавказскую организацию РСДРП, работавшую под лозунгом «Вся власть демократии». Большевицких взглядов он тогда не разделял; более того, во время I мировой войны писал патриотические статьи для газеты «Терек». В марте 1917 г. Костриков назвал программу Временного правительства «гражданским евангелием». Был делегатом Владикавказского Совета на II Всероссийском съезде советов рабочих и солдатских депутатов.

Однако вооруженный захват власти большевиками произвел на него столь сильное впечатление, что, вернувшись в ноябре 1917 г. на Северный Кавказ, Костриков с восторгом говорил о победе «Третьей Великой русской революции» и о Ленине, который якобы жил «в лачугах питерских рабочих». Однако в партию большевиков вступил только в 1919 г. Это не помешало ему став с февраля 1919 г. председателем Временного Военно-революционного комитета Астраханского края, потребовать «воплотить в жизнь принцип „кто не работает, тот не ест“ и ввести классовый паек, единственно справедливый». В результате в Астрахани начался голод и забастовки рабочих под лозунгом «Долой комиссаров!» Это возмущение было потоплено в крови (против не желавших работать за нищенский хлебный паек применялись артиллерия и пулеметы). С апреля 1919 г. Костриков — завполитотделом, а в июле-августе — член Реввоенсовета расквартированной в Астрахани 11-й армии. Коммунист А. П. Мачевариани писал Калинину в июне 1920 г. о ситуации в Астрахани: «Население в течение полутора лет буквально голодает, комиссары живут по-хански, швыряя народное достояние по личному своему усмотрению… Что же касается продовольственных пайков, то они существуют только на бумаге, но по ним буквально ничего не выдают, разве только иногда выдадут гнилую воблу или селедку, от которой большинство граждан отказываются, несмотря на голод… Администраторы, окружив себя своими знакомыми дамами и друзьями, творят безобразия, вызывая раздражение трудового Рабоче-крестьянского класса». В это время начинающий большевик меняет фамилию Костриков на более внушительную — Киров, производную от имени персидского царя Кира.

После Астрахани Киров — член РВС в армиях на Кавказе, участвовал в установлении советской власти в Азербайджане. В 1920 г. он стал полпредом РСФСР в Грузии, затем членом Кавказского бюро ЦК РКП(б); готовил в Грузии приход к власти большевиков, участвовал в свержении ее законного правительства. «На Северном Кавказе… мы действовали умело. Мы создали там анархию, возбуждая одну группу населения против другой — и старались в это время организовать рабочих. И это нам удалось. Мы должны создать международную анархию, которая должна предшествовать установлению коммунистического строя в мировом масштабе. И это нам удастся», — заявил Киров в ноябре 1919 г. в докладе «Текущий момент и международное положение». С июля 1921 г. Киров — секретарь ЦК КП(б) Азербайджана, с 1923 г. — член ЦК РКП(б). По словам современника, Киров, отстаивая интересы большевиков в борьбе за нефть, «пол-Баку уложил». При покровительстве Кирова в 1921 г. начинается восхождение по чекистской пирамиде власти Берии, до этого — мелкого шпика азербайджанской контрразведки. В 1924 г., во время борьбы за власть на верхушке компартии, Киров выступил на стороне Сталина, хотя до этого был троцкистом. За эту поддержку он назначен в 1926 г. кандидатом в члены Политбюро, 1-м секретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) а также Северо-Западного бюро ЦК.

В Ленинграде, считавшемся опорой партийной оппозиции (Зиновьева и Троцкого), Киров начал репрессии, приведшие к арестам тысяч оппозиционеров. Кроме того, он требовал регулярно проводить аресты и расстрелы «классовых врагов». Остро стоявший в Ленинграде «квартирный вопрос» Киров решал тем, что выселял в Сибирь десятки тысяч горожан «непролетарского происхождения» (музыкантов, врачей, адвокатов, инженеров, научных работников, включая стариков и старух). Многие из них нашли в тайге безвременную смерть, а город на Неве лишился интеллигенции, носителя своих культурных традиций. Попирая гражданские права проживавших под Ленинградом российских финнов и ижорцев, гарантированные советско-финским мирным договором, Ленинградский обком, руководимый Кировым, в 1930 г. постановил выселить их под предлогом «обеспечения безопасности границы». Так в ГУЛАГе появилась финская и ижорская диаспоры.

Киров был непосредственно причастен к жестокому насилию над крестьянством во время коллективизации и «ликвидации кулачества» на Северо-Западе. О положении раскулаченных в местах высылки свидетельствует письмо одного из них в ЦИК СССР, относящееся к 1930 г.: «Убытку от нас не было, а в настоящее время чистый убыток… Все отобрали и выслали. И никто не побогател, только Россию в упадок привели… народ мрет, оттаскиваем по 30 гробов в день. Нет ничего: ни дров для бараков, ни кипятку, ни приварки, ни бани для чистоты, а только дают по 300 граммов хлеба, да и все. По 250 человек в бараке, даже от одного духу народ начинает заболевать, особенно грудные дети, и так мучаете безвинных людей». Но несмотря на небывалую жестокость карательной политики против крестьян, Киров назвал ее «слишком либеральной»: «…колхозные и кооперативные организации пора приравнять к государственным, и если человек уличен в воровстве колхозного или кооперативного добра, так его надо судить вплоть до высшей меры наказания. И если уж смягчать наказание, так не менее как на 10 лет лишения свободы» («Правда» от 6 августа 1932). И уже 7 августа 1932 г. было принято постановление Совнаркома «Об охране имущества государственных предприятий», санкционированное Кировым, которое даже Сталин назвал драконовским. В народе оно стало известно как «закон о пяти колосках». Под этот закон подводили даже многодетных матерей, не знавших, чем накормить своих голодных детей, и собиравших после жатвы колоски на колхозном поле.