Борис Фальков - Тарантелла Страница 27

- К сожалению, нет, ещё не установлен, - выдавила из себя она. Если уж кто и пригрел змею, так это она, добровольно приведя сюда этого брадобрея. Буквально выносила его в своём брюхе, возможно, потому её так сильно и тошнило. И это её-то они упрекают в насилии! Но она ни за что не уступит их наглому давлению, если уж ей придётся уходить, то только тогда, когда она сама решит это сделать.

- А в заключение я скажу вам следующее.

Городу и Кооперативу, прокомментировала она в уме, не успев высказать это вслух: падре предостерегающе поднял ладонь, как бы призывая паству стоять смирно.

- Допустим, вы говорите правду, синьора. И вас действительно интересует... культура, глубоко укоренившиеся обычаи, интимности быта, а не коррупция. Тем хуже обстоит дело. Вы ходите и подзуживаете людей болтать с вами не о вещах суетных, мирских, а об их интимной жизни, по сути - о святой внутренней жизни души. А об этом на площадях не говорят, об этом публично не судачат, не сплетничают. Жизнь души - таинство, это тема для исповеди, а не газетных статеек. Вы, в сущности, требуете, чтобы вам исповедывались, и у меня вырываете силой тайны чужих исповедей. Пытаетесь урвать кусочки чужой добротной жизни, за неимением своей, и попользоваться ими хотя бы в воображении, как это делают злостные личинки моли с добротной тканью. Да, это правда, есть такие злостные духи, лярвы, это ещё и древние римляне знали, сами по себе лишённые жизни - но жадно высасывающие из живых людей всё живое, и питающиеся этим. Вот и вы жаждете, чтобы я для вас умертвил живое таинство, совершил преступление. Подумайте, если можете, с какой стати я буду это делать? Не умеете думать, то хотя бы вообразите, что я публично расскажу об интимных деталях вашей ночной жизни, в которых вы мне, допустим, открылись на исповеди. Такое вам понравилось бы?

Нет, такое ей не понравилось бы. А припомнив некоторые нюансы этой ночной жизни и тогдашнее ощущение, что за ней подглядывают, она, хотя и неохотно, подавила желание возразить. Попытку обернуться и узнать, не подсматривает ли кто и теперь сзади, снаружи, за тем, что происходит у неё внутри - пришлось подавить тоже. Но тут уж она отлично знала, что делает: ещё раз увидеть за собой шамкающую беззубую клячу, обвисшие из углов пасти подобно уздцам сталагмиты слюны, смазывающие равнодушный камень слизью - это разорвало бы сердце. Не видеть, только слышать эту музыку - тра-та-та, пауза, тра-та-та уже достаточно, чтобы надорвать его.

- Ну вот. - Cвященник несомненно узнал о её борьбе с собой, ничего не было проще: подробная хроника борьбы внятными знаками писалась на её лице. Нормальные люди тоже стыдятся выносить на публику свою интимную жизнь. Как и интимную жизнь добрых знакомых. Даже давно умерших предков нормальные люди стараются не тревожить, не говоря уж о живых родителях. Наши люди - особенно. Вы видели некоторых из них, могли убедиться сами. Потому что они давно уже добрые католики, а не бесстыдные язычники. И они не хотят ворошить постыдные сказки о давних временах, которые для некоторых туристов любопытная экзотика, а для них - частная жизнь, в которую они не желают этих туристов пускать. Что касается симптомов, так вас привлекших... то они подробно описаны ещё в Евангелии. Если б вы потрудились прочесть, то узнали бы, что все эти пляски не более, чем мерзкие корчи и намеренные кривляния сатаны, вознамерившегося испохабить Божье Творение. И для того вселившегося в тело благонравного, но нагрешившего бедного человека. Говорите, мы хотим внушить ненависть и отвращение к этому телу? Так оно и само отвратительно в его сообщничестве со зловонными бесами, а ненависть, испытываемая нами, не к бедному телу - к ним. В той же книге вы бы смогли прочесть, что сатану надо всеми средствами изгонять, честно сказать - включая и костры на площадях, а не привлекать к нему почтительное общественное внимание отвлечёнными беседами и... учёными диссертациями.

- Поэтому вы и меня изгоняете отсюда всеми средствами, включая самые изощрённые, вот уж точно: сатанинские... - буркнула она. - Имели бы власть, сожгли бы прямо тут, на этой площади, как это делалось прежде.

- Это вы кого имеете в виду? - насторожился он.

- Кого? Тысячи, тысячи сожжённых в адском пламени костров на всех площадях Европы!

- Да! - снова воодушевился он, наверное, этим красивым числом. Разумеется, единицей воодушевить кого-нибудь трудно. - Сатану позволено изгонять и при помощи адских сил, тогда он разделится и выступит против самого себя, и не устоит его царство. И это бы вы узнали, прочитав ту книгу. Узнали бы, не выходя из дома, и вам не пришлось бы тащиться за познанием в такую даль. Не пришлось бы и приставать к бедным людям, вынужденным заниматься по-настоящему тяжёлым трудом, чтобы прокормить свои семьи, и насильно вытаскивать из них на публику глубоко личное.

- Постыдное, как вы уже сказали... Но так ли уж ваши бедные люди стыдятся публики! Разве не они, бывает, вывешивают в окнах наутро после свадьбы кровавое бельё? Но вот если уж о свадьбах зашла...

- Не о свадьбах! - вскричал священник. - О Евангелии! О том, что его надо бы прочитать, прежде чем про него болтать. Тогда бы вы не пересказывали его сатанинскими словами. Я слыхал, что по наущению сатаны в вашей Америке защитниками прав личности женщины издан перевод Евангелия, в котором Христос не сын Божий, а дочь. Нет, даже не дочь, а неведома зверушка гермафродит. Потому что сыном оскорбились бы дочери, чьи права ущербило старое Евангелие, а дочерью - сыновья. А тьма, в которой свет Божий светит, в этом новом Евангелии не тьма - а что-то серенькое, потому что тьмой можно оскорбить негров. И сам Бог Отец, подсказал сатана авторам этого Евангелия, вовсе не Отец, потому что это оскорбительно для матерей, а какой-то двуполый папочка, какое-то оно. Но поскольку эти авторы защищают ещё и права личности животных тварей, то они уже обдумывают, как бы сделать ещё более новое, новейшее Евангелие, в котором обязательно будет кошачий Христос, чтобы не оскорбились кош...

- Э, причём тут сатана, - вставил цирюльник так, будто всё это время говорил один лишь padre, а сказанное ею было лишь мычанием бессловесной твари. - Любая баба, особенно когда в возраст войдёт, и есть вельзевул. Так повелось ещё от Адамовой жены, не сочтите за плоский намёк. Всё дело в постыдных и вынужденно замаскированных низких инстинктах, которым женщины подвержены больше мужчин, потому что других жизненных стимулов у них нет, как бы они ни притворялись. От такого притворства мы и избавили наших женщин при помощи кропотливо нажитых традиций и обычаев. К сожалению, не от самих инстинктов, это невозможно: они даны навечно от сотворения. Но теперь наши женщины стыдятся их, вместо того, чтобы цинично эксплуатировать. И церковь тут абсолютно не причём, потому что картина не ограничивается человеческим обществом. Такие инстинкты даны всякой твари, в том числе и не имеющей никаких церквей. И не только неоформившимся лярвам, а и вполне развившимся, взрослым особям. Вон, например, у пауков, если уж вы к ним имеете особую симпатию, самка инстинктивно пожирает самца, высасывает из него кровь. А если её безудержный инстинкт ограничить нашей традицией - глядишь, и не сожрёт, устыдится. Такая обязанность и наложена на мужчину после того, как по вине самки его изгнали из рая. Собственно, и его вина тут была: надо было самому сообразить раньше, что такое инстинкт самки. Это тот же инстинкт, следуя которому и вы собираетесь выдавить мужчину со Святейшего Престола, говоря естественным языком - заглотать, сожрать. Виноват, синьора, это я имею в виду, что и вы самка. То есть, как первая самка - так и последняя, допустим, это вы, движимы постоянным желанием сожрать самого своего Творца. После того, конечно, как вы соблазните и совокупитесь с ним. И, между прочим, сожрёте, не подавитесь. Как не подавились и его яблоком: посмотрите на себя, у вас-то кадыка нет. Я не обвиняю никого и ни в чём, вам нечего на меня обижаться. Я только стараюсь прямо смотреть на жизнь, брать её такой, какая она есть, потому что она божественного происхождения и грешно искажать её измышлениями. И я ничего не измышляю, и женщину такой не я придумал, спросите у падре, он возражать не станет: уже в Библии ясно показано, что женщина - существо вторичное. Да можете и не спрашивать, вы ведь сами на это указали.

- Вторичное! Скажите уж прямо, естественным вашим языком: низменное! выкрикнула теперь она. От собственного крика её резко затошнило и всё закачалось перед глазами, как на ухнувших вниз качелях. Хоть она больше и не оглядывалась, всё продолжало качаться само, по заданному полукружию, как и вся эта чудовищно безысходная беседа, упорно тычущаяся в тупики - то влево, то вправо - куда сама же себя намеренно заводила. Насильно сглатывая тошноту, она всё же принудила свой язык закончить фразу:

- Тогда и ваша любимая мадонна тоже. Взять даже ваши нелепые картинки, на них разве не женщина? Да, женщина, самка! И ровно из той же глины, что и все другие, включая меня. Если вы нас всех втаптываете в грязь и называете суками, то вместе с нами и её.