Федор Достоевский - Письма (1876) Страница 29

У меня "катар дыхательных путей" - видите, даже официальное название болезни заучил. Каждое почти лето езжу в Эмс. Передайте и мою благодарность за внимание и сочувствие Вашему русскому вевейскому кружку. А теперь до свидания, обнимаю Вас и целую.

Ваш навсегда и неизменно Федор Достоевский.

723. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ

Декабрь (?) 1877. Петербург

М<ихаил> А<лександрович>. Измененное мною в корректуре - непременно исправьте, особенно самого последнего листка. Посылаю тексту. Завтра днем дам еще (но не рано утром).

Ф. Достоевский.

724. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ

Декабрь 1877. Петербург

Многоуважаемый Михаил Александрович,

Вот Вам продолжение "Дневника", от 13-го по 17-й полулистка включительно. Это - конец первой главы. Дальнейшее постараюсь доставить (1) в свое время.

Ваш Достоевский.

(1) далее было: как-нибудь

725. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ

Декабрь 1877. Петербург

Любезнейший Михаил Александрович, вот Вам окончание. По моему точнейшему расчету тут 2 1/2 страницы. А потому прибавляю объявление о Спенсере. (1) Больше уж не дам ни строки. Но достанет, я думаю, на всё.

Очень буду ждать завтра известий. Несколько побаиваюсь цензуры.

Ваш весь Ф. Достоевский.

(1) описка, следует: о Синклере.

1878

1878

726. Е. П. КОРНИЛОВОЙ

Вторая половина января. Петербург

Многоуважаемая Катерина Прокофьевна,

Благодарю за всё. Племянник мой кланяется Вам в пояс, особенно за Шабанову. На днях надеюсь быть у Вас и прочесть Вам ту статейку, о которой говорил. Еще не получил, хотя и уведомили меня, что отпечатана. Получу и сейчас доставлю.

Ваш всепокорнейший Ф. Достоевский.

727. К. С. ВЕСЕЛОВСКОМУ

8 февраля 1878. Петербург

Милостивый государь Константин Степанович,

Я получил (от 6 февраля сего года) уведомление Ваше о избрании меня в члены-корреспонденты Императорской Академии наук по Отделению русского языка и словесности вместе с тем и диплом на означенное звание.

Убедительнейше прошу Вас, высокоуважаемый Константин Степанович, передать высокому ученому учреждению, удостоившему меня избрания, что я принимаю избрание это с живейшею признательностью, вполне сознавая и ценя всю великость оказанной мне чести за столь малые и слабые, покамест, заслуги мои.

При сем покорнейше прошу Вас принять от меня уверение в совершенном моем к Вам почтении и преданности.

Федор Достоевский.

8 февраля 1878 г.

Другая редакция:

[727. К. С. ВЕСЕЛОВСКОМУ

8 февраля 1878. Петербург

Милостивый государь Константин Степанович,

Я получил (от 6 февраля сего года) уведомление Ваше о избрании меня в члены-корреспонденты Императорской Академии наук по Отделению русского языка и словесности равно и диплом на означенное звание.

Убедительнейше прошу Вас, многоуважаемый Константин Степанович, сообщить высокому ученому учреждению, удостоившему меня избрания, что я принимаю его с признательностью и слишком способен (1) ценить честь, мне оказанную, за весьма малые заслуги мои.

При сем покорнейше прошу Вас принять (2) уверение в совершенном моем к Вам почтении и преданности.

Федор Достоевский.

8 февраля 1878 г.

(1) было: умею

(2) было: принять лично]

728. А. Н. ЯКОБИ

Февраль (после 8) 1878. Петербург

Милостивая государыня Александра Николаевна,

Благодарю Вас за присылку книжки. То, что Вы у меня перепечатали, мне не повредит теперь, но если б вышло пораньше, то повредило бы. К большому сожалению, не могу Вам дать перепечатать "Мальчик у Христа на елке" - потому что сам намерен издать (и это в самом скором времени) мои маленькие рассказы. Согласитесь, что перепечатка у Вас могла бы мне, в таком случае, повредить. Во всяком случае очень сожалею, что решительно не могу угодить Вам. Анна Григорьевна благодарит Вас за память о ней и кланяется. Ваш покорный слуга и преданный Вам

Ф. Достоевский.

729. H. E. ГРИЩЕНКО

28 февраля 1878. Петербург

Петербург, 28-го февраля 1878 г.

...Да многие не верят теперь литературе, то есть ее искренности, и ожидают чего-то нового, а те-то и не примечают ничего. Вы вот жалуетесь на жидов в Черниговской губернии, а у нас здесь в литературе уже множество изданий, газет и журналов издается на жидовские деньги жидами (которых прибывает в литературу всё больше и больше), и только редакторы, нанятые жидами, подписывают газету или журнал русскими именами - вот и всё в них русского. Я думаю, что это только еще начало, но что жиды захватят гораздо еще больший круг действий в литературе; а уже до жизни, до явлений текущей действительности я не касаюсь: жид распространяется с ужасающею быстротою. А ведь жид и его кагал - это всё равно, что заговор против русских!

Есть много старых, уже седых либералов, никогда не любивших Россию, даже ненавидевших ее за ее "варварство", и убежденных в душе, что они любят и Россию, и народ. Всё это люди отвлеченные, из тех, у которых всё образование и европейничанье состоит в том, чтоб "ужасно любить человечество", но лишь вообще. Если же человечество воплотится в человека, в лицо, то они не могут даже стерпеть это лицо, стоять подле него не могут из отвращения к нему. Отчасти так же у них и с нациями: человечество любят, но если оно заявляет себя в потребностях, в нуждах и мольбах нации, то считают это предрассудком, отсталостью, шовинизмом. Это всё люди отвлеченные, им не больно, и проживают они в сущности в невозмутимом спокойствии, как бы ни горячились они в своих писаниях. Редакция "Слова" это отсталые либералы, совершенно не замечающие, что они давно уже выжили свое время, что они отжили, и ненавидящие всё новое и свежее по инстинкту. Да и ничего они в новом, текущем и грядущем и понять не могут. Заступаются они за жидов, во-первых, потому, что когда-то (в XVIII столетии) это было и ново, и либерально, и потребно. Какое им дело, что теперь жид торжествует и гнетет русского? Для них всё еще русский гнетет жида. А главное, тут вера: это из ненависти к христианству они так полюбили жида; и заметьте: жид тут у них не нация, защищают они его потому только, что в других к жиду подозревают национальное отвращение и ненависть. Следовательно, карают других, как нацию.

Ф. Достоевский.

730. Л. А. ОЖИГИНОЙ

28 февраля 1878. Петербург

Петербург. 28 февраля 1878 г.

Милостивая государыня, Любовь Александровна!

Разбирая письма, на которые, за всяким недосугом и нездоровьем, не ответил, набрел и на Ваше вторичное, от 7 января. Из него вижу, что на первое Ваше письмо Вы ответа не получили, и, однако, я Вам написал ответ, и помнится, на один из указанных Вами адресов, а именно на H. H. Бекетова (так ли? Получили ли?). Или я только замыслил написать Вам ответ, но за недосугом и за множеством переписки отложил, затем заболел, забыл, и Вы никакого еще от меня ответа не получали? Всё это могло случиться, потому что у меня самая расстроенная (падучею болезнью) память в мире. Намерения я нередко принимаю за исполнения, за что часто на меня сердятся.

Во всяком случае, хоть я Вам, может быть, и ответил и послал письмо (это, кажется, наверно), но для очистки совести отвечу этими несколькими строками еще.

Оба письма Ваши я прочел с искренним чувством. Вы меня заинтересовали, и мне бы приятно было Вас узнать. Уверяю Вас, Любовь Александровна, что я ни на миг не усомнился в смысле выражений Вашего первого письма, что, кажется, Вас беспокоит (во 2-м письме). Если когда свидимся, то тем лучше будет. Что же до писем, то на этот счет я скучлив: я не умею написать письма и боюсь писать. Пишешь с жаром, пишешь много (это случалось), и вдруг какая-нибудь черточка - и всё письмо понимается наизнанку. Что же, если действительно есть мысль, на которой нельзя согласиться? Переписываться о какой-нибудь такой мысли года два или три? Прекрасное занятие! Оттого не боюсь вступать с Вами в такие рассуждения, что из писем Ваших мне ясно выказался Ваш ум: с Вами можно говорить, Вы поймете и не рассердитесь. А вот недавно одна госпожа очень обиделась, когда я (не зная ее вовсе) отказался вести с нею предложенную ею мне постоянную переписку. Вы думаете, я из таких людей, которые спасают сердца, разрешают души, отгоняют скорбь? Многие мне это пишут - но я знаю наверно, что способен скорее вселить разочарование и отвращение. Я убаюкивать не мастер, хотя иногда брался за это. А ведь многим существам только и надо, чтоб их убаюкали.

Не помню, что я Вам ответил на первое Ваше письмо. Во всяком случае позвольте пожать Вам искренно и дружески руку, поблагодарить за доброе ко мне чувство и надеяться, что чувство это не так скоро изменится во вражду.