В последний раз - Гильермо Мартинес Страница 29

– Идите скорее, пожалуйста, прямо сейчас, – произнесла она со своим гортанным акцентом. – Пришлось вызвать «Скорую», ему очень плохо, но он хочет переговорить с вами перед тем, как его отвезут в больницу.

Мертон проследовал за ней в дом, стал спрашивать, знает ли она, как найти Моргану, сообщила ли та, по крайней мере, когда вернется.

– Я ей оставлю записку. А сама поеду с ним в больницу.

Пройдя сквозь лабиринт коридоров, он увидел Мави. Онемевшая, напуганная, она сидела на ступеньках, ведущих к зимнему саду, обхватив руками колени. Казалось, Мави утратила свои взрослые повадки и снова превратилась в девочку. Они встретились взглядом, и Мертону почудилось, будто Мави взглядом молит о помощи, но, пока он проходил мимо, никто из них ничего не сказал. Донка второпях не закрыла дверь в комнату и теперь зна́ком приглашала Мертона войти. Шагнув к постели, он услышал прерывистое, хриплое дыхание А. – так астматики бьются за очередной глоток воздуха. Голова его была накрепко впечатана в изголовье, двигались только глаза. Он, казалось, с трудом узнал Мертона.

– Похоже, это началось, – сказал он, будто выдавая ужасную тайну, которую ему поведало тело. – Неизвестно, вернусь ли я из больницы. Поэтому хочу знать, дочитали ли вы.

Голос тоже изменился, став невнятным, с гортанной хрипотцой, ирония исчезла.

– Еще нет, – признался Мертон.

– Еще нет, – повторил А. удрученным шепотом. – Но что вы делали все это время? Он ведь не такой объемный.

– Я почти дочитал до конца, – ответил Мертон. – Только пытался, как вы и говорили, тормозить с помощью киля.

Не то чтобы это было правдой, но и ложью тоже не было. Похоже, и А. утихомирился, услышав, что критик последовал его совету, но не желал отступаться.

– Ну, раз вы почти дочитали до конца, может, вы это разглядели, у вас мелькнула правильная догадка. – И он поднял на Мертона почти умоляющий взгляд.

Мертон вынужден был покачать головой. А. сделал последнюю попытку:

– И все-таки я узнал от дочери, что вы попросили у нее список, который я ей продиктовал перед тем, как отдать в библиотеку. Вот я и подумал, что вы близки к разгадке. Что хотя бы кто-то наконец напал на след.

– Я не предполагал, что этот список имеет какую-то связь… – начал Мертон, но замолчал, поскольку оба услышали сирену «Скорой помощи» около ворот.

– Я не хотел помогать, считая вас достаточно умным, чтобы догадаться самому, – продолжил А. – Но, похоже, я обречен. Pro captu lectores, и так далее. Способность читателя определит судьбу книги.

Мертон, державший перевод этой фразы у себя на столе чуть ли не в качестве своего как критика девиза, и представить не мог, что услышит ее себе в укор. Никогда еще его гордость не была так уязвлена. Но прежде чем он сумел возразить или сказать что-то в свою защиту, А. еле заметным жестом велел ему подойти ближе, словно хотел удостовериться, что он услышит каждое слово.

– В общем, дочитайте роман и ступайте в монастырь Педральбес со списком. Завтра с утра, как только откроется библиотека. Подозреваю, что у меня нет иного выхода, как только выжить и вернуться, хотя бы для того чтобы выслушать вас. Не хотите же вы, чтобы мой призрак терзал вас до конца ваших дней.

Если А. до сих пор способен шутить, подумал Мертон, состояние его не так безнадежно, как он полагает. Он уже собирался сказать об этом, когда дверь отворилась и вошла Донка, а за ней два санитара с носилками. Все трое окружили больного, и Мертон направился в коридор. Он надеялся, что найдет Мави сидящей на ступеньках, но ее там уже не было. Мертон вернулся на галерею и из сада через открытые ворота увидел, как автомобиль Морганы поднимается вверх по склону и останавливается за машиной «Скорой помощи». Он подумал, не пойти ли навстречу, чтобы успокоить ее, но Мави, которая, должно быть, караулила в дверях, подбежала к ней, и обе вместе вошли в дом. Саша просочилась следом в открытую дверь. Мертон поколебался секунду, потом решил, что не сможет ничем помочь и лучше оставаться в стороне от таких интимных излияний. И все равно, вернувшись в кабинет, не отрывался от окна, пока не заметил, чуть позднее, как выходит небольшой кортеж. Впереди – санитары с носилками, головы А. почти не видно из-за кислородной маски, а тело привязано ремнями; позади – Донка, Моргана и Мави. Когда носилки погрузили в машину «Скорой помощи», Моргана отделилась от группы и бросилась к кабинету со связкой ключей в руках. Мертон открыл дверь и шагнул ей навстречу.

– Говорят, ночь он проведет в больнице, на обследовании, а в дальнейшем, не исключено, что ему будет постоянно необходим кислород. Мы останемся с ним, послушаем, что скажут. Вот тебе все ключи, на случай если захочешь выйти. Вообще-то, нужно было раньше дать их тебе. И попрошу тебя о маленькой услуге: покорми Сашу вечером. Ее еда в сарае.

– Конечно, – кивнул Мертон. – Могу я еще чем-нибудь помочь?

Моргана заглянула ему в лицо, и Мертон увидел, что она с трудом удерживает слезы, словно, исчерпав весь список практических решений, осталась стоять беззащитная у края головокружительной бездны грядущего горя.

– Обними меня, – прошептала она. Мертон подошел, и Моргана прижалась к нему с неожиданной, отчаянной силой, но тотчас отпрянула, оставив на его щеке след своих слез.

Наедине с собой, вернувшись к столу и к рукописи, в тишине опустевшего дома, с каждым мгновением все более пронзительной, Мертон прикоснулся к щеке, будто хотел удержать след, прежде чем он окончательно исчезнет. Ему показалось странным, почти невероятным, когда он посмотрел на страницы, что в этом неподвижном конструкте из слов, ловко пригнанных, пребывающих в покое, действие сейчас возобновится, в то время как А. находится в подвешенном состоянии, в лимбе дыхательного аппарата, за плату продлевающего жизнь. Тем более, что дальше в романе профессор философии, стараниями доброй волшебницы Лилы, можно сказать, возродился. Вернулась воля к жизни и неуемная, не исключено тщетная, но возбуждающая надежда, что есть пока время совершить последний интеллектуальный подвиг: вернуться к проекту, который он наметил для себя еще в молодости, и столько раз приступал и бросал, и касалась эта задумка великой «Логики» Гегеля.

Цель, какую он для себя ставил, наброски, сохранившиеся в одной из его студенческих тетрадей, замысел, к которому возвращался все эти годы, делая заметки, вырывая цитаты и записывая собственные мысли, но не решаясь все-таки приступить