Heartstream. Поток эмоций - Том Поллок Страница 29

— Навсегда, — обещает она.

Я делаю все возможное, чтобы открыть входную дверь бесшумно, но ключ в замке все равно звучит как выстрел на безлюдной улице. Я вздрагиваю, но это уже не имеет значения, потому что, когда дверь распахивается, я вижу свет, льющийся из кухни, и замечаю, что мама сидит за столом с чашкой странной мешанины, над которой поднимается пар, а банка нового средства от бессонницы отбрасывает длинную тень на деревянный стол.

Долгое время мы просто смотрим друг на друга. Как всегда, я первой нарушаю молчание.

— Бессонница? — спрашиваю я, стараясь говорить обычным голосом.

— Она самая, — говорит она довольно спокойно. — Со мной часто такое бывает, ты же знаешь. Да и дочь, которая любит тайком пробираться домой в два часа ночи, сну не способствует.

Она держит конверт с запиской, оставленной мною на холодильнике:

Я заскочу к Эви. Пожалуйста, не волнуйся и не звони в полицию. Скоро буду дома. К.

— Может, объяснишь?

Я открываю рот и замираю. Я понимаю, что пока не готова. Я ожидала, что завтра у меня будет целый день, чтобы привести мысли в порядок, и теперь слова пытаются выскочить из меня клубком и застревают в горле.

Оказывается, это не имеет значения, потому что еще до того, как я наполовину открываю рот, мама говорит:

— Ты беременна.

Я взрываюсь, от шока у меня дрожит голос:

— Как… как ты?..

— Вопрос должен звучать: как я не догадалась сразу? — она качает головой в тихом изумлении. — Домой возвращаешься тайком, ночью. Неделя рвоты, странные вкусовые предпочтения. Нервно сообщаешь, что идешь в туалет, хотя никогда раньше не информировала меня об этом. Наверное, ты писала на тест? Нет, на несколько тестов, ты не поверила бы результатам одного.

Я заливаюсь краской, но молчу.

— Честно, Кэтрин, лгунья из тебя ужасная, за что я всегда была благодарна, — она издает короткий горький смешок. — Придется требовать компенсацию за мои материнские инстинкты — они с серьезным дефектом.

Она встала, обошла стол и заключила меня в объятия.

— Ты… ты не злишься? — недоверчиво спрашиваю я.

— О боже, милая. Я в ярости, — смеется она. — И больше всего по отношению к себе. Поверь, завтра нас с тобой ждет мучительный разговор о деталях того, когда и как это произошло, и не пугайся, если дом самопроизвольно воспламенится от моей ослепительной вспышки гнева.

Она гладит меня по волосам.

— То, что я злюсь, не значит, что я не была на твоем месте. Что не помню страха. Что не фантазировала, как все было бы, если бы мама была еще жива, когда я узнала о беременности. Вместо сна я столько времени потратила на разглядывание потолка и придумывание каждой детали того, как бы она повела себя.

Что-то теплое капает мне на голову, и я понимаю, что она плачет, хотя ее голос совсем не выдает этого.

— Полагаю, теперь мне придется соответствовать своим ожиданиям.

Она глубоко вздохнула, словно черпая силу из вселенной для этого невероятного подвига.

— Ты сообщила мальчику, кем бы он ни был?

— Пока нет.

— Значит, неизвестно, как он отреагирует. Хотя, если он такой же придурок, как твой отец, я могла бы найти более конструктивное применение моей ярости, чем непроизвольный поджог. Она фыркает, затем отстраняется и вытирает слезы с моих щек.

— Пока нет, — говорит она. — Значит, мы оставим его.

Мы. Никогда не думала, что одно слово может так много значить для меня. Я киваю.

— Хорошо, — говорит она. — Я могла бы в красках рассказать тебе о том, как трудно воспитывать ребенка в одиночку, хотя я была старше, чем ты сейчас. Я могла бы попытаться напугать тебя, заставив пересмотреть решение, но это было бы бессмысленно, так как тебе нужно было бы задать мне только один вопрос.

Я не понимала:

— Какой вопрос?

— Значит ли это, что я не хотела тебя? И это, конечно, неправда. Ты — самое лучшее, что есть в моей жизни.

Она улыбается мне.

— Даже когда ты постоянно треплешь мне нервы. Я могу только надеяться, что мой внук или внучка сделает то же самое с тобой.

Улыбка исчезает. Мешки под глазами сине-зеленого цвета в неумолимом свете кухни.

— Будет трудно, Кэт. Без шуток.

— Трудно не значит неправильно, — мягко говорю я, повторяя слова Эви.

— Да, — она снова заключает меня в объятия. — Да, совсем не значит.

И только потом, выбрасывая апельсиновую кожуру, я замечаю в мусорном ведре длинную белую палочку с двумя синими линиями, куда я точно ее не выбрасывала. Рот все еще забит апельсиновой долькой, я взбираюсь на стол и смотрю на тест в ведре.

Интересно, как давно она знает, как долго она ждала, пока я скажу ей. Я представляю, как ночью ей не спится, как она готова ворваться в мою маленькую комнату и требовать объяснений, имени виновника, не подозревая, что его лицо висит перед ней на стене, как она сдерживает себя, подбадривает, готовит свою маленькую речь.

«…фантазировала, как все было бы, если бы мама была еще жива, когда я узнала о беременности… Думаю, мне просто придется смириться с этим».

Маленькие голубые линии размываются, а мои глаза наполняются слезами.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Эми

— Что ты делаешь?

Я пересиливаю желание прикрыть телефон руками, после чего с большой вероятностью с ним пришлось бы попрощаться. Оборачиваюсь через плечо. Полли стоит на пороге, я заслоняю собой трубку, если только она не подойдет ближе. Я молюсь, чтобы она не увидела, как я напряглась. Она сбросила с себя куртку и засучила рукава под жилетом с бомбой. Пот бежит по ее лбу, словно протечка по стене подвала. Она тяжело дышит, злобный зеленый огонек поднимается и опускается вместе с ее легкими.

— Ничего особенного по сравнению с тобой, — я стараюсь, чтобы голос звучал непринужденно. — Ты выглядишь так, словно только что в свинцовом пальто бежала марафон в гору.

— Практически, — кивает она. — Мне нужна твоя помощь.

Она поворачивается, не дожидаясь меня, и мне наконец удается выдохнуть.

Я хватаю телефон, но затем колеблюсь, лихорадочно похлопывая по своему похоронному платью. В конце концов я задираю подол и прячу телефон в нижнее белье, где он очень неудобно впивается в нежные части тела.

«Если я выберусь отсюда, — бормочу я себе под нос, — никогда больше не куплю одежду без карманов. Плевать, если это просто шарф. Платья? Я хочу карманы. Шорты? Карманы. Новый бюстгальтер, мадам? Только если я смогу пронести полкило кокаина и щенка корги в