Марина Москвина - Зеленые горы и белые облака Страница 3

Леонтий запал на него моментально.

- Ребят! - он крикнул детворе, которая околачивалась возле ларька. Чья собачка?

- Ничья, дяденька!

- Можно забрать?

- Забирай!

Не сходя с места, барыбинскому кобелю за крыжовенный цвет было дадено

имя - Огурец. Леонтий взял его на медвежий ошейник с поводком, и тот радостной иноходью отправился с нами, почуяв перемену судьбы.

В Уголок Огурца нельзя было вести, нам запрещали ставить на довольствие личных животных. Поэтому Леонтий привез его домой - в большую коммуналку в Камергерском переулке.

Никем не замеченным, хотел он прошмыгнуть к себе в комнату, но из кухни с чайником - в бигудях и махровом халате - выплыла его теща Клара Цезаревна, сразу все поняла и запричитала насчет того, как это опасно подбирать на улице бездомных животных - верного источника блох, глистов и стригущего лишая.

- Ты со мной согласен? - требовала она поддержки от мужа - старенького Максим Максимыча.

Тот был глуховат, бесконфликтен и всегда приветливо улыбался в таких спорных случаях, делал вид, что не слышит, о чем идет речь.

- Ах, он не расслышал! - восклицала Клара Цезаревна. - А скажешь ему "хрен моржовый" - он услышит!

Вообще у Леонтия с тещей были хорошие отношения. Он ценил простоватые каши и гуляши в ее исполнении, уважал как ветерана Отечественной войны, но особенно поражался внезапно открывшемуся у нее с годами таланту художественного свиста. Во время семейных праздников, приняв рюмочку-другую, она таким заливалась соловьем, все что угодно могла сосвистеть - "Тальянку", "На сопках Маньчжурии", "Темную ночь", даже высвистывала "Чардаш" Монти...

Леонтий порой говорил:

- Клара Цезаревна! Наденьте ордена, начистите медали и посвистите - а я вас сниму на любительскую кинокамеру, чтобы вы остались жить в веках.

А она - ему:

- Нет-нет-нет, когда я свищу - у меня губки становятся, как куриная гузка.

- Но это же красиво! - отвечает Леонтий.

- Редкий зять, - говорила Клара Цезаревна, - так любит свою тещу. Да, он не будет плакать, когда я умру, но именно он все устроит и организует. Какое все-таки счастье, - признавалась она мне, - что мы не ингуши. По обычаям этого народа зять вообще не должен видеться с тещей. Поскольку теща - очень почитаемый у ингушей человек. Ведь если они увидятся хотя бы раз, то могут поскандалить...

Одно не устраивало в Леонтии Клару Цезаревну - род его занятий. И что он так фанатично предан своей узкой специальности. Ей хотелось, чтоб он продолжал делать телевизоры, Леонтий до армии работал на телевизионном заводе. А то ведь совестно сказать, кто у нее зять по профессии.

Вся коммуналка единодушно выразила недовольство по поводу Огурца: и шахматист Микола Распеченюк - когда-то он замахнулся на бабушку шахматной доской, за это полжизни провел в психбольнице; и одинокая библиотекарша Мирожкина; и семья Райхель - у них были два малыша, чистые ангелочки, только-только пошли, чуть ли не вчера заговорили. Отныне они бегали, взмыленные, по коридору и матерились так - хоть всех святых выноси. А их мамочка стояла, как каменная статуя, и твердила соседям: "Не фиксируйте внимания!"

Даже начальник ОВИРа Дзержинского района Жилин, которого вообще никогда не бывало дома, и тот поднял ропот.

Только скрипачка Анастасия Бриллианчик (про нее Клара Цезаревна говорила: "У Насти зубы - как жемчуг, а у меня - как янтарь!") простодушно обрадовалась Огурцу. Она еще не знала, что этот сукин сын, заслышав звуки скрипки, будет голосить на весь дом - видимо, подпевать, создавать полифонию.

Супруга Леонтия Сонечка тоже была не в восторге.

- Мальвин, моя жена не понимает меня, - жаловался Леонтий. - Я мало получаю, а ей хочется шубу из енота.

Он:

- Сонечка, - говорит, - да как же ты можешь такое заявлять? Енот-полоскун - это беззащитное существо с маленькими нежными черными руками. Он селится по берегам рек и озер, чтобы все мыть и полоскать, прежде чем положить себе в рот! На этом рефлексе полоскания Дуров построил целый номер "Прачечная енота

Тишки" - там Тишка стирает себе в корыте штаны и рубаху...

Главное, Леонтий настолько трогательно относился к енотам! Когда он подметал дорожку и услыхал, что Гарри Ключников в своей экскурсии произнес не "енот-полоскун", а "енот-потаскун", - влепил Гарику затрещину прямо на глазах у посетителей.

В такой вот неприветливой обстановке пришлось Леонтию начинать свою артистическую карьеру.

- Огурец! - сказал он, пряча за спиной кусок ливерной колбасы. Сколько будет к двум прибавить два?

Практически без всякого тайного сигнала Огурец пролаял четыре раза.

А когда Леонтий разложил на полу детские игрушки - льва, утенка, мишку, зайца, жирафа, крокодила - и попросил принести льва, Огурец побежал, схватил именно льва и принес Леонтию.

Короче, это оказался пес, которого, как утверждал Леонтий, можно послать в булочную и сказать: "Бери "французскую" булку, а за тринадцать копеек - не бери". Он войдет и спросит у продавца: "Какой свежий?" А когда вернется домой, еще и сдачу тебе отсчитает.

Огурец, играючи, завоевал жаркую любовь театральной публики, его зеленый портрет украсил афиши Театра зверей и обложки популярных детских журналов, газеты писали о нем как о редком даровании, поэтому неудивительно, что вскоре Огурца заметили и пригласили сниматься в кино. Все должно было происходить в Ялте, ранней весной, на крымском черноморском побережье.

Леонтия отпускали со скрипом. Он был по-прежнему служителем у медведей, ставки дрессировщика ему никто не думал предлагать, так что Леонтий попросил меня и Лисина, пока его не будет, присмотреть за медведями.

На дворе середина марта, снежная, солнечная, в Москве еще морозец. А мне как раз родители подарили модную синтетическую шубу - черную с белыми воротником и манжетами, сшитыми из материала, который под звездами и фонарями приобретал волшебное фиолетовое сияние.

Я, конечно, сразу надела эту умопомрачительную шубу, тем более ко мне на работу под вечер обещал заглянуть приятель, чемпион по греко-римской борьбе Деревяшкин из Белоруссии.

Когда он приехал, мы выпили немного. Я вывела его во двор и стала в сумерках водить между рядами - среди тоскливых птичьих криков, - показывать лис и волков, спящих барсуков, белоснежных зайцев. Потом завела его к медведям, существам лесных чащ, когтистым старикам, как их называл Леонтий.

Это была старая гвардия, которая давно демонстрировала свои номера только в клетках во время экскурсий. С годами в неволе медведь становится злым, раздражительным, прожорливым и свирепым, все знают, что от такого лучше держаться подальше.

Да, в состоянии легкого опьянения приблизилась я к бурой косматой медведице Фекле. Она потянула воздух, тихо заворчала.

- Алле! - взмахнула я рукой - в своей шикарной шубе, желая поразить Деревяшкина.

Грузная, косолапая Фекла медленно поднялась на задние лапы.

- Танцуй! - сказала я и покрутила у себя над головой морковкой.

Фекла затанцевала - кружится, бедрами покачивает, великанша!..

Я посмотрела на Деревяшкина - он был счастлив, как дитя.

Стоило мне на миг отвернуться, она лапами мою руку хвать - и прижала к прутьям клетки. Морковка вылетела, я только успела растопырить пальцы, чтоб рука не проскочила внутрь. Обомлев от страха, я почувствовала, как медведица уперлась носом в мою ладонь и зубами заскользила по ее поверхности.

Пока я мучительно соображала, как бы мне выбраться из этого положения, греко-римский чемпион Деревяшкин схватил меня за другую руку и давай тянуть изо всех сил. Это была борьба двух гигантов. Один к себе тащит, другой - к себе. Слышу, рукав моей шубы затрещал в когтях у Феклы. И тотчас же разъехался по швам второй рукав, на котором повис богатырь Деревяшкин. Оба рукава мне оторвали!..

Победоносно рыча, Фекла затащила добычу в клетку, изорвала ее в клочья и яростно втоптала в помет и опилки.

Лисин ножницами подрезал полы моей шубы, так что в результате получилась теплая старушечья безрукавка. А все, что уцелело от рукавов, я выудила граблями из клетки, отобрала у Деревяшкина и поехала домой.

Родители чуть в обморок не упали, когда я вернулась всклокоченная, под хмельком, в изодранной шубе, с лохмотьями в руках.

- Только фингала под глазом не хватает, - промолвил папа.

Впоследствии моя мама возродила рукава из пепла, пришила один к другому, вывернула наизнанку, и получилась отличная муфта для питона, которого Леонтий незадорого приобрел в Ялте, там распустили какой-то научный серпентарий.

Питону тоже нельзя было с бухты-барахты водвориться в Уголке - лишь сдав предварительно анализы, пройдя медицинское обследование и длительный карантин. Пришлось бедному Леонтию и этого "брата нашего меньшего" тащить к себе домой.

Теперь он стал умнее и решил соблюсти конспирацию. Питон был надежно припрятан в дорожной сумке, которую Леонтий, как вошел, сразу сунул в шкаф.