Алексей Щербатов - Из воспоминаний Страница 3

- Как вас зовут?

- Княжна Щербатова.

- Вы дочь Бориса Щербатова, предводителя Дворянства Харьковской губернии?

- Да.

- Не понимаю, почему вы еще не арестованы? Я позабочусь, чтобы ошибку исправили. Пока идите.

В полушоковом состоянии тетя Мэри отправилась домой. Единственное, на что она была способна, - помолиться иконе Казанской Божьей Матери, которая переходила в нашей семье по наследству, начиная с 16 века. Так и просидела всю ночь, а утром, готовая к худшему, случайно узнала, что Мануильский умер этой же ночью от инфаркта. Тогда смерть чекиста показалось ей Божьим знамением. А теперь мы оба подумали, что он мог бы не отпускать ее, посадить, расстрелять. А вдруг дал шанс скрыться? Может быть, как Леон Дуй, старался помочь, кому был в силах, и сердце не выдержало? Хотелось верить в хорошее и ей, и мне. Мы некоторое время постояли возле нашей иконы, я коснулся рукой красивой ризы. Ее изготовили позднее, в эпоху Екатерины Великой. Хорошо, что тетя Мэри взяла ее с собой в 42-м году, когда немцы заняли Киев и она переезжала в Австрию. Я, тем не менее, посоветовал ей выбираться из Зальцбурга, лучше всего к своей сестре Анюте в Канны, поскольку в Австрии стало неспокойно: шла активная охота за эмигрантами, а советская разведка, надо отдать должное, делала свое дело быстро и эффективно. К сожалению, денег при мне практически не было, лишь двадцать долларов, выигранные накануне в покер. У меня в это время вообще наличных почти не водилось: ежемесячную зарплату, что-то около 200 долларов, большинство военнослужащих, и я в том числе, отсылали домой. И все-таки для тети на тот момент это было неплохим подспорьем. Мы расстались, вскоре мне стало известно, что тетя Мэри, вняв моим советам, уехала к тете Анюте, после смерти которой в 60-х годах, поселилась в Брюсселе, у моей сестры Елены Виттук. Когда весной 1979 года Елена умерла, я получил простую бандероль из Брюсселя, и не сразу открыл, уверенный, что там какие-нибудь старые бумаги. Каково же было мое удивление, когда в полуразвалившейся коробке я увидел дорогую семейную икону, с которой попрощался в Зальцбурге 45-го года. Никто не украл ее, по-видимому оттого, что она никак не была оценена. Я люблю эту икону, что всегда стоит в моем изголовье как память о моей дорогой тете.

Так я мысленно перебирал своих оставшихся в живых родственников, пока выслушивал слова Леви. Обижаться на его неведение не было смысла. Да и знать ему этого не нужно. Через несколько дней я уехал в Центр, который находился во Фрайзинге, тоже в Баварии.

Публикация Ларисы Криворучкиной-Щербатовой