Глеб Успенский - Вольные казаки Страница 3

жив-живехонек и казацкая уловка в житейских делах нашей обыденной жизни не только не дремала или не зеваха, но еще и дремать-то не думала.

На наших глазах "вольный казак" (иногда числящийся по весьма солидному рангу) не проморгал, например, той минуты, когда все черноморское побережье опустело после бегства горцев в Турцию, и захватил себе на льготных условиях не одну тысчонку земли за самую ничтожную цену и с десятигодовою рассрочкой. Захватить-то захватил, да потом и раскаялся земля попалась такая, над которой надобно так же кропотливо работать, как кропотливо работает женщина, вышивая в пяльцах узор, то есть нужно было обрабатытать каждый вершок, а этого вольный казак не любит и денег на обработку тратить не похотел, во-первых, потому, что у него денег нет никогда; во-вторых, потому, что ему именно деньги-то и нужны.

Конечно, он охотно бы продал эти тысячи десятин земли, Да не найдешь, с позволения сказать, такого дурака, который бы купил. И вот на столбцах "уважаемой газеты" появляются легки лодочки с "удалыми добрыми молодцами".

И говорят "добры молодцы" таковы ласковы слова: "И были мы у царя ефиопского, земельки он нам дал, обласкал и звал на житье... Царь ефиопский добер, ничего, только что черный весь и голый, и бог у яво наш, как быть следовает, и угодники всякие есть также, сказать худова нельзя. И звал нас всех двадцать пять тысяч человек на свою землю..." Прочитав это милое, детски-наивное письмецо, не естественно ли всякому, любящему свое отечество и дорожащему его преуспеянием, поднять и широко поставить вопрос о том, чтобы казна немедленно выкупила землю на побережье, поселила бы там все двадцать пять тысяч наших, "которых собственными глазами видели" такие-то и такие-то иностранные путешественники? Неужели можно эти тысячи наших сынов выбросить за пределы отечества, отдать какому-то черному и голому ефиопу?

Ведь вместо десяти рублей, уплаченных в рассрочку, можно взять сто рублей за десятину! Можно ли давать маху?

И вот на поверхность русской жизни выплывают легки лодочки; гребцы на этих лодочках поют удалые молодецкие песенки и, дружно налегая на весла, сквозь всякие административные камыши постепенно пробираются к сундучку.

Очень может быть, что в данном примере казацкие мелодии не увенчаются успехом; но на наших глазах тысячи самых поразительных примеров, как нельзя лучше доказывающих, что мелодии не всегда оставались мелодиями, а, напротив, самым широчайшим образом осуществлялись на деле. Что же, прозевал ли "вольный добрый молодец"

башкирские земли? Польские земли? Прозевал ли он и проглядел ли банки, концессии, поставки на армию и подряды? Нет и нет! Он везде совершил предопределенное ему дело по самому широчайшему плану. Расхищение миллионов десятин башкирских земель не подлежит сомнению, и всякий, познакомившийся с этим делом подробно, может только удивляться необычайной живучести "добрых молодцев" и их молодецких идей, планов, целей, а главное, их поистине молодецких приемов, с помощью которых они въявь и воочию сумели совершать дела, исполненные самого образцового беззакония. Ни сенаторская ревизия, ни законнейшие требования генерал-губернаторской власти, ни справедливейшие требования власти губернаторской, ни, наконец, окончательные и бесповоротные решения высших правительственных инстанций, направленные решительнейшим образом против вожделения "добрых молодцев", ничто не попрепятствовало им совершить колонизацию пустопорожних пространств именно по тому плану, который был ими задуман, и вопреки тем указаниям, приказаниям, категорическим решениям, строжайшим мероприятиям, какие предпринимались против их планов всеми родами законной власти. Несколько лет подряд законная власть не могла восторжествовать над исполнением желания "добрых молодцев" и только тогда оказалась имеющею значение, когда желания "добрых молодцев" были осуществлены ими.

Не проглядел своего "удалый добрый молодец" и в Польше. Н. И. Пирогов в своих мемуарах весьма ясными чертами рисует нам наиболее распространенный в смутное время Западного края тип обрусителя, в котором нельзя не узнать тех же черт обитателя "легкой лодочки", то есть черты "удалого доброго молодца". Будучи в собственном своем отечестве завзятым крепостником и зачуяв освобождение крестьян, он, этот "добрый молодец", чутьем поняв предстоящее положение дел, всеми способами старался поддержать в своих крестьянах веру в легенду о том, что "земля отойдет мужикам вся", что не надобно бросать наделов и лучше всего от них отказаться, довольствуясь наделом нищенским. Утвердив крестьян в этом убеждении, "удалой добрый молодец", получив в собственность всю свою землю полностью, тотчас же продавал ее и, по обычаю "добрых молодцев", истратив вырученные деньги, прятался со своею легкою лодочкой в камыши, в неизвестность, и выслеживал, откуда дует ветер, доносящий запах съестного. Дует ветер из Западного края; "добрый молодец" выезжает на лодочке из камышей, переезжает Днепр и здесь, являясь в роли обрусителя, формулирует свои молодецкие желания в такой уже форме:

"Ребята, - говорил он мужикам, указывая на панский замок, - это все ваше! - и при помощи таких идей сам становился обладателем панской усадьбы, которую, конечно, тотчас же,!! переуступал в руки жида и, промотав вырученное, опять скрывался в камышах и выжидал.

И выждал он банки, железные дороги, войны и победы - и везде ни разу, ни на одно мгновение не проглядел своего куска. Достаточно самого поверхностного воспоминания о широте на Руси банковых операций и о размерах бачковых крахов, чтобы видеть, что все это были не финансовые предприятия, а то самое, что поется в песне:

"под Саратовом разбойнички шалят!" Кто из людей, не причастных к компаниям наших "добрых молодцев" и наблюдавших явления русской жизни не из чащи камышей, в которых любят таиться "добрые молодцы", а при свете белого дня, - кто из таких более или менее беспристрастных людей, читая банковые отчеты, составленные, кажется, по всем правилам финансового благоприличия, не чувствовал и не был убежден, что вместо всех этих цифр, итогов, кредитов, дебетов следовало бы написать только одно: "Сарынь на кичку!", вместо слова: "директора" - "ушкуйники", а вместо подписи коммерции советника Ивана Доримедонтовича Огурцова - славное имя Степана Тимофеевича, по прозванию Стеньки Разина. Конечно, в конце концов наиболее выдающиеся из этих добрых молодцеватаманушек перебывали почти все "на славной Красной площади", но сущность совершенных ими финансовых операций, если читатель припомнит их во всей полноте, с полным беспристрастием, положительно та же самая, что и сущность предприятий, очерчиваемых песнею в коротких словах: "под Саратовом разбойнички шалят!" Сосчитайте, припомиите, какие удивительные подвиги по этой части совершались на наших глазах в последние двадцать пять лет, какое торжество удалого молодецкого ума обнаружено обществом в разработке финансовых операций на Руси, - и вы увидите, что искать вольных людей где-то в Азиатской Турции или в Абиссинии нет никакой надобности и ни малейшего основания. Да и что бы там, в Абиссинии-то, могли сделать наши "добрые молодцы"? Там песок да голый человек, а тут под боком у нас со всех сторон благодать: и банки, и леса, и земли, и "недра" - всё!

Разве в Абиссинии или в каспийских камышах найдешь хороший интендантский подряд, и разве там можно устроить так, чтобы по ветру разлетелось триста тысяч пудов сена или пропало бы несметное количество муки, и притом от одной только маленькой мыши, которая была схвачена на месте преступления? Ничего такого в Абиссинии "вольный добрый молодец" не найдет, и ему самое лучшее дело - сидеть дома и выслеживать добычу, что он, как мы видим, и делает поистине неустанно, с беспримерною последовательностью и поистине с художественным совершенством. Сравните любое из больших общественных дел нашей жизни с любым делом "добрых молодцев" и вы непременно отдадите предпочтение "работе" "добрых молодцев" перед работою просто добрых людей; возьмем для примера такие два, близкие друг к другу, дела - переселения и расхищения - и спросим себя: которое из этих дел обделано лучше? Двадцать пять лет закон печется о переселенцах, и двадцать пять лет он же противодействует "хищному элементу". А на деле выходит, что хищный элемент настроил себе дач, заводов, мукомолен, лесопилок и живет припеваючи, а нехищмый элемент - лапотник продолжает шататься по свету как бы в забытьи, толкаясь по ошибке то в Кавказский хребет, то в океан и вообще не находя себе мало-мальски надежного пристанища. Нет, жив "вольный казак" и жив Степан Тимофеевич, Стенька Разин по прозванию... И "пока что" - право, везде, повсюду, на всех путях его опытов и предприятий - его сопровождал непрерывный успех. Успел он в Азии, в Башкирии, в Западном крае, в банках, в интендантствах; не без успеха проникал и за пределы отечества, объявлялся в Абиссинии, в Сербии, в Болгарии и почти везде, несмотря на кратковременные посещения, сумел оставить о себе самое определенное впечатление. Вот только в Болгарии что-то не вышло, по крайней мере временно, но было молодцу не укор, надо потерпеть, выждать, а "пока что" - и Россия не клином сошлась и здесь еще могут быть благоприятные для "добрых молодцев" моменты, когда опять можно будет с веселым сердцем выехать из камышей на легких лодочках и провозгласить: "Сарынь на кичку!" в виде каких-нибудь грандиозных финансовых предприятий, имеющих целью "оживить" мертвые богатства. Много этих мертвых богатств и много живых "добрых молодцев" - словом, есть кому и есть где разгуляться.