Игоpь Семенов - Рассказы Страница 3

— Стоп! — вдруг вскрикивал в озарении налоговик, — Так долговые расписки — это же ценные бумаги. А с ценных бумаг у нас еще один налог предусмотрен.

— Ну добрались, — бессильно падал на столешницу предприниматель.

— Где у вас ценные бумаги? — не унимался инспектор.

— Вон они, — тыкал Мурзин ногой под стол.

Инспектор, кряхтя, лез под стол и выволакивал оттуда рюкзак, наполненный резаной бумагой. Недоумевающе он доставал из его недр горсть расписок и растерянно вертел их перед лицом.

— А где же водяные знаки? — поднимал он плачущие глаза на Петра Евсеича, — Где печать эмитента? Что это такое? — потрясал он горстью бумажек перед носом предпринимателя.

— Ценные бумаги, — с напускной важностью изрекал Мурзин, — вот пожалуйста. Я, Иван Андреевич Крылов, обязуюсь уплатить кооперативу "Ассенизатор" три тысячи рублей за починку унитаза, — довольно прочитал он выхваченную из рук инспектора бумажку, — А вот еще, — взял он следующую, Я, гражданка Хрумкина, отдам, когда дадут пенсию, Мурзину Петру Евсеичу две тысячи четыресто семьдесят рублей за смену прокладки сливного бачка.

— Но это же ничего не стоит, — ужасался инспектор, — Вы что же, даром работаете?

— Ну почему даром? — вздыхал Мурзин, — За спасибо.

— Вы — псих, — вдруг заливался идиотским смехом налоговик и, шатаясь, выскакивал на улицу, где его уже поджидала бригада скорой помощи.

После ухода инспектора Мурзин бережно укладывал в рюкзак разбросанные расписки и, непереставая хитро ухмыляться, доставал из сейфа начатую бутылочку Столичной.

ТРИ ВЕЧЕРА С АНГЕЛОМ

Висел вопрос в ее прищуре узком,

Она себя продать хотела и могла.

На языке любом, но я сказал

на русском,

И женщина ушла…

— Мужчина, угостите даму сигареткой, — помятая физиономия не первой свежести попыталась застрелить меня в упор мутными поблекшими глазами.

— Не курю, — машинально ответил я, ограничивая мысленно ее шансы на успех двумя процентами.

— Здоровье бережем? — не унималась "дама", упорно и незамысловато пытаясь подбить под меня клинья.

— Ага, — бросил я рассеянно и попытался избавиться от наглых рук, завладевшим концом моего галстука, — поищи где-нибудь в другом месте, красавица. Среди солидных и пожилых, — добавил я, холодно смерив ее взглядом с ног до головы.

— Да я тебе в дочки гожусь, — скривилась она презрительно, и, видимо, потеряв ко мне всяческий интерес, развернулась на сто восемьдесят градусов и, покачиваясь от приличного подогрева, направилась в дальний угол бара.

Я несколько секунд провожал ее безразличным взглядом, пытаясь понять, на что может надеяться женщина ее лет, выбирая себе подобную профессию. Даже я при всей своей неразборчивости после немалой дозы никогда не клюнул бы на подобный экземпляр. Мысленно матюгнувшись и сплюнув на пол, я отхлебнул из бокала и снова глянул в угол, куда ушла "дама". В углу заседала мрачная компания то ли старых пердунов, то ли новых русских преклонного возраста. Они что-то настойчиво втолковывали моей недавней знакомой, она кивала головой и делала большим и указательным пальцами недвусмысленный меркантильный жест. "Все у них получиться" — мысленно повторил я дурацкую фразу одного теле-ведущего и снова сконцентрировался на своем бокале.

Скука пронизывала все уголки этой забегаловки, но именно это мне и требовалось в настоящий момент. Я могу по-настоящему расслабиться и отдохнуть только в полном одиночестве, когда никто не лезет с расспросами или пьяными откровениями. Что я больше всего ненавижу, так это пить в компании. Сколько бы не сидело человек за столом, всегда найдется один кретин, который все испортит. Да и что такое, в конце-концов, мужская компания? Это сборище идиотов, с умным видом обсуждающих проблемы на работе, строящих грандиозные пьяные планы бизнеса, а потом скатывающиеся на обсуждение прелестей той или иной представительницы прекрасного пола.

Музыкальный ящик заиграл какую-то белиберду о девочках из высшего общества, и я понял, что мне пора линять отсюда, пока я окончательно не испортил себе вечер. Бросив мимолетный взгляд в угол, я убедился, что пердуны воспряли духом, расправив свои плечики и втянув вислые животики. Веселье за их столиком нарастало волнообразно, что свидетельствовало о том, что с многостаночницей они сторговались и теперь травят сальные анекдоты для возбуждения. Мадам восседала на коленях усатого джентельмена в сединах, которому, не смотря на свой возраст, годилась во внучки, и смеялась во весь рот, демонстрируя господам, что они сделали правильный выбор. Одарив забегаловку еще одним плевком, я твердо направился к выходу с этой помойки.

Дождь на улице сошел на нет, и небо стряхивало на землю последние капли. Я вдохнул свежего озонированного воздуха и лениво побрел по направлению к центру. В душе царило умиротворение и покой. Мне даже захотелось сделать что-нибудь доброе, пусть не для всего человечества, а для какого-нибудь отдельно взятого индивидуума. Но улица пустовала, и добро было творить не для кого. А делать добрые дела, когда никто тебя не видит за этим занятием, предприятие, согласитесь, глупое и странное. На перекрестке притормозила вишневая девятка, и из ее нутра выпорхнула размалеванная девица неопределенного возраста. Коллега "дамы" из кабака игриво помахала огонькам отъехавшего авто и обратила внимание на мою персону, скучно рассматривающую юную гетеру.

— Че пялишься? — вместо приветствия одарила она меня вниманием.

— Понравилась, — огрызнулся я, собираясь пройти мимо.

Юное дарование, по всей видимости, уже давно неисповедимыми путями достигло поры полового созревания, которое у нее произошло еще в пионерском возрасте. Пацанки меня не интересовали категорически. "Сейчас закурить попросит" — скучно подумал я.

— Мужичек, — лаского оценила она мою респектабельность, — а закурить не будет?

— А не рано? — нравоучительно начал я, — Курящая женщина, как правило, кончает раком. Не слыхала?

— А я не только раком могу кончить, — засмеялась она, — хочешь проверить?

— Да как-то не горю желанием, — хмыкнул я, доставая из кармана Мальборо и Зиппо, — Кури на здоровье.

Я протянул ей пачку и чиркнул зажигалкой. В свете дрожащего огонька жрица показалась мне еще более молодой под слоем неумело наложенной штукатурки. Растрепанные волосы мокрыми сосульками свисали со лба и висков. Нескладная фигура под ярким платьем не вызывала никакого желания, кроме желания погладить по голове.

— Ты из какого класса, девочка? — попытался я разозлить малолетнюю путану.

— Из пятого, дядечка, — засмеялась она, откидывая со лба челку, — я портфель свой в машине потеряла, когда меня добрые дяденьки подвозили.

— Что ж ты такая рассеянная? — принял я правила ее игры, — Двойку, наверное, получила?

— Ага. По мине-е-е-ту, — затянулась она, выпуская в воздух облако дыма.

— Что же ты плохо практиковалась? — не унимался я, чувствуя какую-то симпатию к этому размалеванному вдрызг созданию.

— Да практиковалась я, — игриво захныкала она, — честное слово. Я же учи-и-и-ла.

— Ну значит препод — козел, — ухмыльнулся я, — сам своего предмета не знает.

— Ага, — кивнула она головой, и выжидательно посмотрела мне в глаза, пойдем, что ли?

— Куда? — сделал я невинное лицо.

— Да хоть в подъезд какой-нибудь, — серьезно произнесла она, указывая пальчиком в сторону ближайшего дома, — За полтинник я и тебе могу экзамен сдать. Если уж ты в этом предмете разбираешься лучше.

— Да как-то не тянет, — скривился я, чувствуя, что надо либо уносить ноги подальше от этого высокоразвитого бронеподростка, либо соглашаться на его условия.

Не хотелось ни того, ни другого. Было желание продолжить беседу в более комфортном месте, а не посреди мокрой улицы. Да и девчонка, судя по ее виду, промокла и могла схватить простуду. К тому же и мой организм всеми индикаторами сигнализировал о необходимости дозаправки.

— Пойдем, что ли, зайдем куда-нибудь? — спросил я безразличным тоном, — Хлебнем чего-нибудь для сугрева.

— Эт-та ты меня, стал быть, в ресторацию приглашаешь, дядя? — не задумываясь усмехнулась она и ухватилась за мою руку, — А мы завсегда согласные на холяву-то. Ты только, когда напоишь меня, не воспользуйся моей неопытностью и невинностью.

— Гусар ребенка не обидит, — серьезно заверил я ее, и направился к мигающей неподалеку надписи "BAR".

Заведеньице было на порядок хреновее предыдущего. В густом сизом дыму заседало несколько завсегдатаев, порядком нагрузившихся к моменту нашего появления и не обративших на нас никакого внимания. Преодолев дымовую завесу, я подошел к столику относительно чистому по сравнению со своими соседями. Неизменные соусные пятна украшали застиранную скатерть, напоминая времена застоя с их незамысловатым сервисом. Я галантно помог созданию сесть и брякнулся на соседний стул.