Борис Можаев - День без конца и без края Страница 3

- Побольше бы таких завалов, - отвечает весело женский голос.

Муся входит в гостиную. За столом сидят мать и Филипп Лясота. Он худ и важен - в модных широких галифе, в сверкающих сапогах, с редкой рыжей бороденкой и сухим, высоким, чуть свалившимся набок носом. На столе вино, закуски.

- Добрый вечер, - говорит Муся.

- Рад приветствовать надежду семьи и науки, - кривляется Филипп.

- Муся, самовар на кухне. Горячий еще, - говорит мать. - Нет, ты только подумай, что выкинул Филипп? - обращается к Мусе.

Муся молча проходит на кухню.

- Он зачислил нас в свои родственники. И бумаги выписал.

- Какие бумаги? Что за родственники?

- Поставил вас в свой распределитель на довольствие, - лениво, с победной ухмылкой ответил Филипп.

- Какое еще довольствие? - с раздражением спросила Муся.

- Не беспокойся, за картошкой тебя не пошлют, - сказала Анна Михайловна. - Иди сюда, погляди.

Муся подошла к столу.

- Смотри, что он подарил нам! - Анна Михайловна приставляет к груди сапфировый кулон. Потом раскрыла красную коробочку и вынула широкий, крупного плетения, золотой браслет. - Это тебе.

- Что это значит? - Муся требовательно смотрит на Филиппа.

- Да сущий пустяк... Служебный паек, так сказать.

- Что?!

- Филипп, не ерничай. Я ей все поясню, - сказала Анна Михайловна. Понимаешь, Филипп сейчас работает в разборе конфискованных коллекций. И в качестве оплаты за труд они имеют право получить по одной вещи на каждого члена семьи.

- Это кем же вы изволили меня зачислить? - свирепея, спросила Муся. Сестричкой? Или, может быть, кем-то другим?

- А в нашем департаменте полное равноправие и сестер, и братьев, и жен, и матерей.

- Я не имею чести принадлежать к вашему департаменту. И паек мне ваш не нужен.

Она бросила браслет на стол.

- Пардон, - сказал Филипп. И с огорчением: - Ничего лучшего я изобрести не мог, чтобы помочь семье моего учителя.

- Папу оставьте в покое!

- Ну, чего ты взбеленилась? - набросилась на нее Анна Михайловна. - Ты что, не понимаешь? Это ж проформа. Служебная игра! И больше ничего... Не все ли равно, чем платить - деньгами или пайком?

- Ты можешь получать паек чем угодно и жить как угодно. А меня увольте! - Муся пошла к себе в комнату.

- Вот вам и благодарность! - обиженно развела руками Анна Михайловна. Но браслет взяла и спрятала вместе с сапфировым кулоном в складках платья.

- Но любимую вашу книгу... "Дон Кихот" с рисунками Дорэ, может, примите? - спросил Филипп и взял с дивана роскошное издание.

- Краденого мне не нужно, - сказала Муся с порога.

- Глупенькая, книги не крадут - их умыкают, как девушек.

Утро. Муся сидит за столом, пишет. Входит Анна Михайловна в каком-то странном халате, смахивающем на японское кимоно.

- Надо все-таки объясниться, - говорит она, присаживаясь на стул.

- В чем? - неохотно спрашивает Муся.

- Ты подозреваешь Филиппа бог знает в каких грехах.

- Подозрениями я не занимаюсь. Я не сыщик.

- Послушай, Филипп обыкновенный честный селекционер и по совместительству общественный работник культурного фронта.

- Вот как ты научилась! А еще на каком фронте он был?

- Война - это не его стихия.

- Потому что он - талант? - насмешливо спросила Муся.

- А ты не смейся! Может быть, война как раз и помешала нормальному развитию его таланта.

- Зато теперь он развивается во всем блеске.

- Ты не смеешь так! Он искренне верит в построение новой культуры.

- И присваивает чужие вещи?

- Это же так примитивно... Упрощаешь.

- Ах, ты хочешь обстоятельней? Пожалуйста. Ни в какую новую культуру он не верит. И вообще, новую культуру надо делать чистыми руками. А он служит только одному богу - собственному удовольствию. Сначала в живопись играл таланта не хватило. Потом в селекцию - терпения нет. Теперь играет в культуру. Решил, что выгодней. Пойми ты, все эти несостоявшиеся таланты идут либо в сыщики, либо в шулера. И твой Филипп шулер. Рано или поздно он проиграется!

- Какой же ты жестокий человек. Ты всех душишь своей слепой принципиальностью. Отцу подражаешь? Но, между прочим, он сам жил и других не стеснял.

- Ну, я твою жизнь стеснять не буду. Я ухожу в общежитие.

- Неблагодарная! - Анна Михайловна гневно выходит.

Общежитие студентов Тимирязевки. Муся сбегает по лестнице в вестибюль, на руке у нее полотенце. Навстречу ей Василий Силантьев. Черноволосый смуглый парень лет под тридцать.

- Здравствуйте! Вы что здесь делаете?

- Живу.

- Вы удивительный человек - что не явление, то новая роль. А как же мать?

- Вы слишком любопытный зритель.

- Ага. А полотенце зачем?

- Купаться иду. На пруд.

- Вода холодная. Еще только яблоня зацвела.

- Пока цветет яблоня, пруд чистый. А потом зацветет вода - не искупаешься.

- Разумно. А мне можно с вами?

- Так вода же холодная!

- А что мне, дикому тунгусу, холодная вода? Я с моржами купался.

- А с акулами не пробовали?

- Я могу только с разрешения. Но акулы не моржи, по-тунгусски не понимают, - улыбается Василий.

- Это намек?

- Ну, что вы? Так уж с ходу намекать на ваши зубы? Вы можете когти выпустить.

- Выходит состязание в глупости, - Муся улыбнулась. - Пойдемте лучше купаться.

Яркий солнечный день. Муся и Василий идут по тропинке цветущим садом. Они выходят на берег пруда, поросший раскидистыми ветлами, наклоненными над водой. Муся мгновенно скинула сарафан, и не успел Василий стянуть сапоги, как она уже ласточкой полетела с берега в воду и поплыла по-мужски саженками, потряхивая блестевшей от воды головой.

Василий ловко вскарабкался на наклонную ветлу, стал на толстый сук, балансируя руками, выбрал момент равновесия и, сильно оттолкнувшись, полетел вниз головой. Бух! И надолго пропал под водой.

Муся уже тревожно поглядывала по сторонам, когда он с шумным выдохом, словно кит, вынырнул перед ее лицом.

- Ай! - вскрикнула она от неожиданности.

- Не бойтесь, я не морж.

- Да ну вас! - надула она губы. - Я уж бог знает что подумала.

- Неужели обо мне?

- Да ну вас! - и, резко выкидывая руки, поплыла к берегу.

Василий плыл за ней. Она вышла первой, легла на полотенце, подставив лицо, шею, грудь полуденному солнцу. Он лег рядом.

- Скажите, Василий, может ли талант переродиться под воздействием так называемой среды? И превратиться в обыкновенную серость... приспособленца. Нет, хуже - в пиявку!

- Как вы хотите, чтоб я ответил? По-научному или попросту?

- Как угодно.

- Если человек с умом и честью, то никакая среда его не испортит. А если у негр чести нет, то нет и не было таланта. Потому что талант - это прежде всего искреннее и честное отношение к жизни. Иначе он не сможет верно отразить явления жизни. Какой же это талант?

- Но ведь говорят же - злой гений?!

- Там в основе не талант, а изворотливость.

Муся надела сарафан, но оставалась сидеть, глядя в воду. И Василий сидел. Помолчали.

- Кто-то перед вами оправдывался? На среду сваливал? - спросил Василий.

- Ну, не так чтобы оправдывался... Но намекал.

- Вся штука в том, из чего человек вырос. На какой закваске? Из каких убеждений? Я шесть лет провоевал. Всякое видывал. Но такое, чтобы честный человек да еще талантливый превращался в подлеца - не видел. Такие люди либо ломаются, гибнут, либо выбывают из игры.

- Да. По крайней мере, надо, чтобы так было.

- Именно! Ведь вся ваша селекция построена на этой закономерности выращивать такие разновидности, такие сорта, которые сопротивлялись бы окружающей среде, смогли бы выдержать ее напор. А для этого что берется? спрашивает, улыбаясь, Василий.

- Элита.

- Но не по видовому родству, а по качеству. - Он поднял палец.

- С такой биологической аналогией можно далеко зайти, - усмехнулась и Муся. - Яблоко не далеко падает от яблони. Или - овес рождается от овса, а пес от пса.

- Кстати, мы готовим комплексную экспедицию в Якутию. На целое лето! Ботаники нужны. Поедем с нами? - предложил Василий.

- Попасть в такую экспедицию не просто.

- Я знаком с Вольновым. Хотите, поговорю?

- Я сама с ним знакома...

Он усмехнулся как-то извиняюще:

- Вы все такая же... несговорчивая. Отцовский характер.

- А вы все еще любите в тунгуса играть? Как у отца на практике. У костра потешаться?

Он опять невесело усмехнулся:

- Да нет, я уж натешился. Шесть лет из фронтовой шинели не вылезал.

- У каждого своя война, - сказала она серьезно. - Сколько всего накопилось - и слез, и злобы.

- А я вот встретился с вами и словно в другой век перелетел, в старую жизнь.

- Туда пути заказаны.

Они встали и пошли опять садом. Возле общежития Муся подала ему руку:

- До свидания!

- Подумайте насчет экспедиции.

- Мне думать нечего. Все зависит от начальства.

- Тогда считайте, что вы зачислены.

Муся усмехнулась:

- Значит, до встречи в Якутии.

Вниз по реке Лене плывет старый рыболовецкий карбас, похожий на Ноев ковчег. Члены экспедиции - их пять человек - расположились на палубе. Тут же лежат палатки, рюкзаки, кухонный скарб, теодолитные треноги, ящики с гербариями и коллекциями, весла, сети рыболовецкие и даже лодка.