Чингиз Гусейнов - Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина Страница 3

И она, эта небесная тропа*,

______________

* Структура текста, отражающая как бы спуск с неба, сохранена по оригиналу.

незаметно и плавно

опустилась на зелёные склоны гор,

и, заглянув

как же пройти мимо, не остановиться пред пещерой?

даже вошёл в неё, где в уединении проводил дни и ночи,

и столько всего здесь передумано!..

И зашагал, твёрдо ступая, по неровной,

извилистой

земной тропе, спускаясь в сумрак ущелья,

и она вывела,

преодолев трудный подъём, на гребень горной гряды,

откуда в предутренней дымке

открылся взору Мухаммеда родной город Мекка.

И так впредь!

3. Развёрнут свиток, чьи строки - точно Земные тропы, так и назван он, исписанный крепкими чёрными чернилами.

Дабы уберечь записи?

Свиток манит чтеца, от взгляда текст оживает, ибо кому нужен, если не согрет вниманием?

Но если ты зряч и не залиты глаза чёрной водой.

И грамоте если обучен!

Когда от соединения букв образуются слова?

И каждый раз изумлённо произносишь, очарованный звучанием слов.

И постиг тайночтение?

Но и не покинуло уразумение видимого и невидимого!

Ну да, кто станет омрачать сомнением то, что произошло? Был зачавший тебя отец Абдулла, или Раб Аллаха.

Но Аллаха, уточни, дабы не было путаницы, ещё не явленного мне!

Ну да, раб не Бога, Единого и Открывающего Истину, а всего лишь идола, кого тоже звали Аллахом *, и восседает он каменной глыбой в благословенной ныне Каабе!

______________

* До получения Мухаммедом откровений от Всевышнего Аллаха среди арабов почитался идол, которого тоже звали Аллахом, - младший брат и тесть главного идола храма Кааба - Хубала, чьи жёны Лат, Узза и Манату были дочерьми Аллаха.

И был помимо истинного отца моего - Абдуллы, но к счастью моему - меня

усыновивший дед Абдул-Мутталиб.

Но и третий был отец, дядя твой по отцу Абу-Талиб, который тогда носил другое имя: Абу Манаф, или сын Манафа, в честь языческого божка.

Не скачи так быстро: никто за нами не гонится.

Годы торопят - жизнь коротка, а слово несовершенно!

Но все пути как будто пройдены.

Лишь на земле!

Жизнь разве не одна?

Что на земле - одна!

А на небе, где был я, взлетев с земли (и опасался, что не сумею воротиться), движения будто нет, и не с чем сверить поступь,

и взгляд не просто зрение пары глаз, - наделены особым свойством: приблизят малое, чтоб явственно оно предстало перед взором,

и отдалят громоздкое, чтоб охватить и разглядеть сумел его бескрайние пределы, земными мерками не измеряемые.

...Но речь не об отцах, которые названы, - о вслух не произнесённом!

Что осталось невыговоренным?

Оцарапав, однако, горло, точно рыбья кость.

И от кашля твоего я вздрогнул.

Оно у тебя всегда было слабое.

?!

Что первый - неведомый!

Тогда мог не знать.

Ты об Исе, рождённом Марйам?

Не только!

Ну да, прежде, до-до-до Исы, был Митра. А ещё прежде... - и множество новых до, выстроенных, точно верблюжий караван, прокладывающий путь из будущего в прошлое.

...О чём только не узнавали мекканцы от приезжих купцов: персидских их земли простираются от моря до моря, египетских - страны фирауна, как называют они фараонов, византийских - бизанцев, индийских - из Индостана везут корицу, мирру, золотой песок, слоновую кость, а далее - Чин, край света, где некогда из крыла вечной птицы выпало нетленное перо, не отысканное до сей поры.

Солнце как животворящий дух?

И явится вживе!

Это что же: святой луч, вносящий неземное семя в женское нутро?

Но не единожды говорилось о таком рождении!

Непорочное, как сказывают, зачатие?

Так привиделось матери!

Может, она, как Дева Марйам, созерцала Бога и даже услышала, как Он сказал ей, как некогда молвил Деве Марйам?

Ирония неуместна! Дай хоть договорить, что молвил Бог: "Блаженна ты, ибо не дрогнула при виде Меня!"

Не пора ли развернуть новый свиток?

Мелкая узорчатая вязь, отливающая позолотой, ровные меж строк просветы, сохранившие первозданную белизну.

Без начала и конца? Даже названия нет!

Ты не внимателен - заголовок спрятан в витиеватом орнаменте искусного каллиграфа:

4. Год Слона

(1) Свиток, - отмечается на полях, - первоначально имел название Нива со съеденными зёрнами*, тут же следовало:

______________

* Коранический аят суры Слон (105/5). Дословно: И превратили в подобие нивы, изъеденной [саранчой].

- Но строки священные ещё не явлены!

- Были, если известно, что были всегда!

Орнамент составлен из арабских букв Алиф, Лям и Мим.

(2) Что в буквах спрятано - имя или псевдоним сочинителя? переводчика?*

______________

* Всплеск недоумения странен: автор, дабы уберечься от нападок фанатиков, а то и по ложной скромности, что случается редко, мог выдать себя за переводчика или даже переписчика некоего оригинала. Заявить, что он лишь собственник свитков, которые достались ему по наследству или куплены в лавке древних манускриптов.

Далее - пробел, вклеены новые листы, сохранили первозданную белизну, хотя местами свиток поблек и выцвел. Но крупный, чёткий по рисунку почерк куфи. Буквы, правда, несоразмерны, не равноудалены друг от друга, что наблюдалось на раннем этапе куфического письма.

Пришёл час, и Амина-хатун родила сына. Тотчас послала сказать о том свёкру, Абдул-Мутталибу: "Внук у тебя родился - не первый, но особенный, приди посмотреть на него". Внук? Ходила тихая, даже не заметно было, что во чреве у неё новая плоть, и вдруг - ребёнок!

Абдул-Мутталиб, сидя на коврике в тени храма Кааба, молился, глядя на улицу, уходящую в пустыню, точно просил богов свершить чудо, вернуть ему сына-первенца Абдуллу. Радовался Абдул-Мутталиб, когда видел, как сын, красивый и статный, величаво шагает к дому, - всего лишь год назад сыграл ему свадьбу, красавицы Хиджаза мечтали о нём, и множество отвергнутых им девушек от ревности в одночасье умерли, - это придумали сочинители, дабы оставить память о себе, но сущая правда, что девиц опечаленных было много. Абдул-Мутталиб недавно вернулся из паломничества в священный Йерушалайм, Эль-Кудс, - кто в Мекке не мечтает о паломничестве в город, в чью сторону при молитве обращают арабы-многобожники свои взоры, ибо сказано: Городов на земле много, но Город - один, и ещё сказано: Десять мер красоты спустилось на землю: девять - на Эль-Кудс, одна - на остальной мир, то же и с мудростью: Десять мер мудрости спустилось на мир, девять - на Эль-Кудс, одна - на всех других...Иудеи, с коими общался Абдул-Мутталиб, утверждали может, они правы? - что здесь центр мироздания, точка, общая для всех: вот она, притронься рукой, краеугольный камень мироздания, святая святых... Не успел стряхнуть с себя пыль дорог, как ударила в самое сердце весть о смерти сына.

Но разве боги, коих он просил явить чудо, остались глухи? Вот же: по дороге, куда глядел в ожидании чуда, спешил гонец с вестью: "Сын умерший послал тебе внука, к тому же с признаками святости - обрезанным!" Это потрясло хашимитов, из уст в уста передавалось: не есть ли в том, что у ребёнка обрезана крайняя плоть, знак особости, избранничества?

"Не в том дело, каким родился, - заметил Абдул-Мутталиб, озадачив вестника, - а в том, как будет жить. Изначальным или поздним обрезанием, известно, свидетельствуется лишь, что родившийся воистину человек, а не бесполый дух. - И добавил, пока тот, ошарашенный, смотрел на него: - Праотец Ибрагим при обрезании края плоти своей был девяносто девяти лет, сын его Исмаил, прародитель наш, тринадцати лет. Полезно, если следуешь завету предков, а если преступаешь, не является ли твоё обрезание необрезанием? Ибо, - потом за многословие корил себя, - не тот возвышен и правоверен, кто таков по наружности, вроде обрезания на плоти, а тот, кто по духу, у которого святость в сердце".

Абдул-Мутталиб взял внука невесомого на руки, долго глядел на него, смущаясь своим удивлением обыденному явлению; вскоре подобное испытает ещё: на старости лет боги даровали ему собственного сына, родила молодая жена. Не взамен ли первенцу явлен последыш Хамза? Некогда переживал, что ни первая, ни вторая его жена никак не родят ему сына, обет дал: родится сын - принесёт в жертву богам! А пока собирался, уже семеро сыновей!

Пора, - сказал себе однажды, достал гадательные стрелы из сундука, что хранился в храме, и стрела, помеченная как особая, выбрала первенца Абдуллу, самого красивого из сыновей. По Хиджазу распространилась весть о готовящемся человеческом жертвоприношении, и знаменитая прорицательница с мужским именем Хикмет явилась к Абдул-Мутталибу, кого помнила рассудительным юношей, и спросила: "Какова цена крови за неумышленное убийство, прекращающая кровную месть?" "Десять верблюдов или сто овец". "Предложи эту цену богам, поторгуйся, - сказала. - Откажутся если, увеличишь плату, пока не примут замены". Десять раз по десять верблюдов приводили к храму и метали в них стрелы. Но необъяснимо, что жребий девяносто девять* раз падал на