А Успенский - Переподготовка Страница 3

Налогов приумолк. От природы он был наделен добрым сердцем, а в словах Азбукина звучала неприкрашенная тяжелая нужда.

- Придумали, придумали! - закричал он через секунду. - Ты поешь? Да, помню, ты поешь. Еще баритоном.

- Тенором, - поправил Азбукин.

- Пусть тенором. Так вот, видишь-ли... Я теперь член церковного совета, чуть-чуть не церковный староста. У нас хорик есть. По праздникам-то тово... поет. Хочешь в хор поступить? Платим.

- Да ведь хор-то поет в церкви, - осторожно возразил Азбукин, - а я, школьный работник. Неудобно.

- Это ничего, - весело вынесся навстречу Налогов, - у нас не просто церковь, а живая и даже древнеапостольская. У нас о. Сергей такую проповедь вчера закатил, что и на митинге не услышишь.

- Все-таки церковь... - кратко и грустно возразил Азбукин.

- Да, понимаешь-ли, платят в хоре-то.

- Сколько же? - с некоторым любопытством спросил Азбукин.

- 20 фунтов хлеба человеку в месяц.

- Мало. Пойдешь к вам за полпуда петь, а той порой из школы выгонят. У нас антирелигиозная пропаганда.

Это возражение немного обезкуражило Налогова. Он снова приумолк. Приумолк и Азбукин.

- У нас, брат, переподготовка, - нарушил молчание Азбукин.

- А это что за штука, - суховато, даже с некоторой обидой в голосе, спросил Налогов.

- А это, брат, есть такая книга - Меймана, - по педагогике. Что твоя библия. Так вот всего таких 30 книг надо перечитать.

- Значит, сверхурочные занятия, - совсем уж позабыв обиду и радуясь за товарища, потряс десницей Налогов. - За это заплатят, обязательно заплатят. И в хор не надо поступать. А сколько времени, приблизительно, в день придется сидеть над книгами?

- Да целый день, - недовольно буркнул Азбукин, не понимая веселого настроения своего приятеля.

- Ну, такие занятия - преддверие большого жалованья. То-то у нас в уфинотделе упорно ходят слухи: скоро шкрабам будет хорошо, шкрабы будут самые первые люди, шкрабов приравняют к категории рабочих, получающих наиболее высокую заработную плату. Поздравляю тебя, Степа. Ты, брат, не хуже нас, уфинотдельцев, будешь жить. На что тебе картошка? Плюнь ты на нее. Без жареного и за стол не садись.

- Ты это серьезно? Не шутишь? - спрашивал недоумевающий Азбукин.

- Да за это же здравый смысл, логика говорят. Раз такая переподготовка, то ясно...

Налогов так авторитетно упомянул о логике, что Азбукин невольно поддался гипнозу его слов.

- Неужели, правда, Андрюша, - оживился Азбукин, уже уверенный в том, что это правда.

- Да правда же, правда.

- А сколько я получу тогда?

Налогов мысленно высчитал.

- У нас, видишь-ли, своя переподготовка была, когда налоги увеличили. Нам здорово тогда прибавили. Ежели такая переподготовка, я думаю полтора миллиарда в месяц.

- Полтора миллиарда! - изумился Азбукин. - Да я корову куплю в первый же месяц. Свое молоко, творог, сметана.

- Обязательно корову, - поддержал друга Налогов. - Я к тебе молоко приду пить. Купи семментальской породы, как моя. С телу два ведра дает.

- Я бы холмогорской купил, - мечтательно покачнулся на стуле Азбукин.

- Холмогорская тоже хороша. Потом возьми в библиотеке книжку "Корова" Алтухова. Эту уже сверх 30 библий придется прочитать. Потом, знаешь что, Степа, заведи пчел.

- О пчелах-то я и не думал, - стыдливо сознался Азбукин.

- Пчелы при современном сахарном кризисе, - легко взбодрил его Налогов, - сущий клад. Достаточно двух ульев, и сахарного вопроса в нашем домашнем бюджете как не бывало. Я решил купить два улья, да ты два. А приборы вместе. Согласен?

- Согласен, - совсем расцвел Азбукин. - При полутора миллиардах можно. Потом, - добавил он деловито, - обязательно мне нужно новый костюм сшить. Хотел деревенского холста купить, да покрасить.

- Зачем холсты. При полуторах-то миллиардах холста. Да ты сукна купишь. Недавно тут на базаре продавали чудеснейшее сукно по 100 миллионов аршин. Оказалось, правда, после ворованное.

- На ворованное редко попадешь, - усумнился Азбукин.

- Отчего? Цифры, статистика все определяют. Теперь возросло число безработных, следовательно, возрасло число краж. Известный процент их падает на сукно.

Налогов немного помолчал.

- Если на ворованное не попадешь, - продолжал он, - то латышское сукно всегда легко купить. А как хорошо мерзавцы ткут. Прямо от фабричного не отличишь. Сшей из латышского, не дорого.

- Это уже в третий месяц, - решил вслух Азбукин. - В первый - корова, во второй - пчелы, в третий - костюм.

- Вот тебе и переподготовка! - радостно воскликнул Налогов. - За три месяца три жизненных вопроса как со счетов долой: молочный, сахарный и костюмный. Да за такую переподготовку бога надо благодарить. Я бы на твоем месте у нашего о. Сергея молебен благодарственный отслужил.

- Ну молебен-то, положим... - пробормотал Азбукин. - Еще не получил. Да и что такое молебен, - продолжал он с ударением на слове "молебен", вспомнив антирелигиозные статьи, прочитанные в журнале "Безбожник". Старый хлам.

В это время вошла только что возвратившаяся со службы в комхозе жена Налогова. Печать недовольства и волнения, которые она старалась скрыть, виднелась на ее лице.

- Сонечка! У Степы переподготовка, - закричал ей Налогов.

- Это еще что такое? - спросила Софья Петровна, машинально поправляя прическу и под приветливой улыбкой желая поглубже спрятать недовольство.

- Это значит, что полтора миллиарда в месяц будет получать.

- Полтора миллиарда в месяц, - пораженная несколько даже отступила назад Софья Петровна. - Поздравляю. А у нас в комхозе, представьте, вместо жалованья предлагают ячмень, изъеденный крысами, и ставят на 5 миллионов дороже за пуд, чем он стоит на базаре.

- И нам тоже, - вспомнил Азбукин.

- И неужели вы будете брать?

- Не знаю, - сказал Азбукин. - Вероятно придется.

- Безобразие! - воскликнула Софья Петровна.

- Не волнуйся, милая, - успокаивающе произнес Налогов, опасавшийся, что дело из небольшой неприятности разовьется в крупную. - Ничего не поделаешь: ячмень - так ячмень. Хоть бы что-нибудь получить. Это мы, в уфинотделе, около денег ходим, так легко их и получить. А на всех где же достать? Ячмень - так ячмень.

- Да он же крысами изъеден.

- Ну, у нас свиньи доедят. Лишнего поросенка пустим в зиму.

- Я и поросенка твоего есть не буду, - проговорила, сдаваясь Софья Петровна.

- Продадим, если не будешь - только и дела, - совсем успокоил ее Налогов.

После этого разговор принял мирный характер. Вращался он вокруг своей оси - переподготовки, от которой ожидали столько благ для Азбукина. Софья Петровна угостила приятелей таким обедом, какого шкраб давненько уже не едал. И у хозяйки совершенно исчез отпечаток недовольства вызванный ячменем, изъеденным крысами, а победительница - улыбка свидетельствовала, что и супруга согласна будет кушать поросенка, которого хочет вскармливать супруг.

III

В самом радужном настроении Азбукин вышел из дому Налогова. Мир и предвечерняя тишина и радость разлиты были в природе. Солнце, пред тем как спуститься к горизонту, припекло, будто хозяйка в простом, не знающем тона доме, которая наливает тарелку полным-полно, и на лице ее написано: кушайте, нам не жалко: на всех хватит. Над городским садом с криком носились вороны, наевшиеся ячменя, рассыпанного на площади головотяпскими служащими, получавшими его вместо жалованья. Городской сад пока ещи ничем не отделялся от окружавшей его площади. Каждый год пред празднованием 1-го мая, сооружали вокруг него частокол, и он целое лето был окружен им, как женское личико вуалью. Но приходила зима, - вуаль становилась ненужной, и граждане Головотяпска разбирали частокол на топливо. В минувшем году ставил частокол около сада, на основе профессиональной дисциплины, головотяпский союз работников просвещения. Ездили в лес за кольями, втыкали, прибивали гвоздями, отпущенными под рубрикой: еще на агитационную пропаганду.

Единственным остатком, уцелевшим от окружавшего когда-то, еще до революции, сад забора, пережившим все краткосрочные частоколы, были двери, на которых вопреки старому правописанию, глазатилось:

Просят затворять двери

подобно тому, как над зданием уисполкома, уже вопреки новому правописанию, прибита была доска с надписью:

Призидиум уисполкома

В саду меланхолически бродили три козы.

Из сада Азбукин выбрался на площадь Головотяпска, половина которой была вымощена, а другая - не мощеная. Он шел по самому краю каменного берега. Перед Азбукиным тянулся ряд лавочек и лавченок, ядреных, крепко сколоченных: дружно сплотившихся, словно это не лавченки были, а молодые грибы, вылезшие на божий свет после теплого дождика, а против них молчаливо возвышалась красная трибуна.

За рядами лавченок воздвигались головотяпские церкви: крыши выцвели, стены посерели. Впрочем, головотяпские попы на радостях вздумали было преподавать закон божий, за что неделю отсидели в головотяпской тюрьме. Рассказывали, что когда заключен был под стражу о. Сергей, после тюрьмы вступивший в древнеапостольскую церковь и сделавшийся даже ее главою в Головотяпске, то случайно на улице встретились две его жены - законная и посторонняя - и при встрече трогательно расплакались.