Георгий Чулков - Парадиз Страница 3

Герардова пересела на диван, и они обнялись с Наташей.

Наташе понравилась хрупкая барышня, и она целовала ее в губы долгим поцелуем. И Герардова, по-видимому, не думала уже о том, больна или не больна эта проститутка, и, прижавшись грудью к ее груди, целовалась нежно и сладостно.

Все были пьяны. И Ломов, бледный от вина, что-то серьезно рассказывал Гребневу о Чимабуэ и Дуччи7.

Ломова напевала вполголоса из "Садко"8.

Уже ничто не казалось странным Наташе: она твердо верила, что все вокруг нее так как надо, что она сама прекрасна и кто-то венчал ее когда-то на царство. Кудрявенький - это принц, ее жених, а все другие - ее придворные.

Говорила она повелительно и милостиво, как настоящая царица.

- Пусть еще шампанского принесут, а потом поедем куда-нибудь: здесь душно, не могу я больше.

Ломов стал произносить тост в честь дам, и хотя был пьян, говорил по привычке складно и любезно, но никто уже не мог понять, о чем он говорит. Тогда он снял с ноги Герардовой башмачок и, поставив в него бокал, выпил из него шампанское.

Гребнев распахнул окно, и утренний ясный ветер обвеял ему голову; и он неожиданно для себя протрезвился и сталь злым, каким он всегда бывал, когда в голове не шумело вино.

- Все притворяются, - сказал он сердито, - и вы, Герт, больше всего. Сухой вы и бессердечный человек. Надо еще цикл стихов написать, вот вы и выдумываете себе любовь. Одна из вас говорит и чувствует по-настоящему, это - Клеопатра. Но ведь ей хорошо: она - сумасшедшая.

- Молчите вы, несносный человек, - сказала Ломова с отчаянием в голосе.

Потом все поехали в "Ниццу".

Герт ехал вместе с Наташей, говорил ей, что влюблен в нее, и они целовались всю дорогу.

В "Ницце", в отдельном номере, где за перегородкой был альков и зеркало было изрезано именами пьяных любовников, все окончательно потеряли голову, и даже Гребнев стал рассказывать Герардовой по-французски нескромный анекдот.

Герт стоял на коленях перед Наташей и упрашивал ее раздеться.

- Древняя царица не стыдилась своих рабов, - говорил Герт заплетающимся языком, - а мы твои рабы.

- Я тебя, принц, люблю, - говорила Наташа и смотрела на Герта странными верующими глазами. Я тебя люблю. Раздеться, говоришь. Ну, хорошо. Мне все равно.

IV

С этой ночи не могла Наташа забыть своего кудрявого принца. Все ждала его возвращения. Но он не приезжал к ней.

Это было очень странно, что он не приезжал к ней. Она бродила среди столиков на веранде "Парадиза", искала его, но вокруг все были чужие, равнодушные, пьяные лица, а его не было.

И Дарья Ивановна, и Аглая, и Катюша, и даже усатый хозяин в цилиндре стали замечать, что с Наташей творится что-то неладное. Кто-то сказал:

- Клеопатра сошла с ума.

И все сразу поверили в это, но никто не знал, что надо делать теперь, да и думать об этом никому не хотелось: в "Парадизе" можно быть, и сумасшедшей. Все равно.

Уже все привыкли к ее надменным жестам и гордым глазам, и уже все называли ее то "царицей", то "королевой".

- Пожалуйте за тот столик: вас господин просит, - сказал однажды лакей.

И Наташа уже хотела пройти мимо не отвечая, как вдруг заметила, что за столиком сидит Гребнев: она узнала его.

- Где же мой принц? - спросила она, подходя к Гребневу.

- Ваш принц? - сказал Гребнев. - Но зачем вам принц?

- Он мои ноги целовал, - сказала Наташа и нахмурила брови.

- Постой, постой, - сказал Гребкев, - он сейчас в меланхолии и сидит дома. Поедем к нему.

И они поехали.

Когда Гребнев с Наташей приехали к Герту, он не удивился, увидев их.

- Что с вами, принц? - сказала Наташа, нежно касаясь его руки.

- Благодарю покорно. Я здоров, - сказал Герт, рассеянно улыбаясь.

- Вот вы подарили мне кольцо, - сказала Наташа, - я хочу вам вернуть его.

- Ах, нет, нет. Я ничего вам не дарил.

- Но вы позабыли, принц, - сказала Наташа, чуть не плача. - Вы подарили мне кольцо и сказали, что любите меня.

Герт засмеялся и сказал:

- Да! Ведь ты гордая царица - Клеопатра.

- Принц...

- И красивая.

- Но так нельзя, - сказал Гребнев, - так нельзя.

- Это почему? - в свою очередь, разозлился Герт. - Это что - дружеский совет?

- Дело не в этом, - сказал Гребнев, усмехаясь. - Так нельзя, потому что это плагиат из "Гамлета".

- Ах, все равно. Я не виноват, что судьба бросает меня в объятия шекспировских женшин.

- Но что вы хотите сказать, принц? - пробормотала Наташа, чувствуя, что голова у нее кружится и она сейчас упадет.

- Что я хочу сказать? Ха-ха-ха. "Если ты честная и хорошенькая девушка, так не заставляй красоты своей торговаться с добродетелью..."9 Я любил тебя прежде...

- Я верила, принц.

Герт странно смеялся, и глаза его сделались влажными от слез.

- Напрасно, - сказал Герт, задыхаясь от смеха, - напрасно, прошедшего нет более, я не люблю тебя.

Гребнев окончательно разозлился.

- У вас истерика. Пойдемте отсюда, Клеопатра. Это не светлейший принц, а бедный неврастеник.

- Уведите меня отсюда, - прошептала Наташа Гребневу, смутно понимая, что ее оскорбляет принц, в которого она верила, как в Бога.

На другой день она уже не помнила ни улицы, ни дома, где жил ее принц, и имени его она не знала, и найти его она уже не могла.

О свидании этом она скоро забыла, и по-прежнему стала мечтать о своем белокуром принце, который стоял перед ней на коленях и говорил ей о своей любви...

И она искала его повсюду.

Она заходила в рестораны и кофейни, бродила по Летнему саду, но нигде не могла его встретить.

Часто Наташа сидела в кофейной под Пассажем и следила жадными лихорадочными глазами за всеми, кто проходил мимо ее столика. Однажды она ошиблась: ей показалось, что это он, ее возлюбленный, но это был какой-то актер. Она в ужасе отшатнулась от чужого лица.

- Милая моя, вы мне нравитесь, - сказал актер.

- Поди прочь. Ты - раб, - сказала Наташа гордо и отвернулась.

V

Наступили осенние дни, и город поплыл в золотом тумане, Бог знает куда.

В золотом вихре носились порой листья по Островам, а когда ветер не веял, непонятная прелесть увядания томилась над землей. И деревья шептали о любви предсмертной.

Однажды Наташа ехала из Крестовского сада домой - одна на извозчике и повстречала Позднякова. Он мчался на автомобиле с компанией крикливых купчиков. Поздняков заорал шоферу:

- Стой, назад!

И компания догнала Наташу.

- Пожалуйте к нам, Клеопатра великолепная! - кричал Поздняков пьяным голосом.

- А ты не знаешь, где мой принц? - сказала Наташа фразу, которую она произносила теперь машинально, едва понимая ее смысл.

- Я - твой принц! - говорил Поздняков со смехом и бил себя в грудь.

- Шут гороховый, - снисходительно улыбнулась Наташа. - Ты сверчок, знай свой шесток. Ну, ладно, поедем.

Шофер был пьян и гнал автомобиль во всю мочь.

У Наташи захватило дух. Она привстала, держась за чье-то плечо. Волосы у нее распустились, шляпа слетала. Не стали останавливать автомобиль из-за шляпы, мчались дальше; кто-то прицепил к волосам Наташи увядшие розы.

- Надо гонцов на автомобиле послать, чтобы они его огыскали, - кричала Наташа, обращаясь ко всем не то с угрозой, не то с просьбой. - Пусть они его привезут ко мне. Один пусть в Рязань поедет, другой - в Москву, а третий - в Париж.

- А ты, Сашка, - неожиданно обратилась Наташа к Позднякову, - отрубил голову вотчиму или нет? Ты ему, Сашка, отруби. Я тебе позволяю. Пусть он подлецом не будет: негодный он человек.

- Ладно, - кричал неистово Поздняков, - ладно. Ты уж на меня надейся. Кому хошь отрублю.

- Се бо Эммануил грехи наши на кресте пригвозди, - запела Наташа, поднимая руки кверху. Но нельзя было разобрать, что поет Наташа: так шумела пьяная компания и гремел автомобиль.

- Я тебя на свадьбу позову, - кричала Наташа Позднякову, - будем, Сашка, с тобой пировать.

- Ну, ври еще. Какая там свадьба, - сказал мрачно какой-то молодой человек с пьяными и злыми глазами.

- А я тебя в темницу велю бросить, - сказала Наташа, - ты лучше молчи: сказала "свадьба", значит, свадьба.

Но молодой человек не унимался.

- Не ври. Не люблю. Не нравится мне, когда девки врут.

- Я девка? - неистово закричала Наташа. - Я? Ах ты хам треклятый. Да я тебя. Да я тебя...

И Наташа с размаху ударила молодого человека по щеке.

Молодой человек, покачнувшись от удара, вскочил на ноги и схватил Наташу за волосы.

- Стой, - закричал он шоферу, - мы ее в часть сейчас. Стой.

- Оставьте ее. Оставьте, - упрашивал Поздняков, заступаясь за Наташу.

Но компания была на стороне молодого человека.

Кто-то пронзительно кричал:

- Господин городовой! Пожалуйте сюда. Не угодно ли вам препроводить блудницу сию в участок.

Наташу пересадили на извозчика и повезли.

И там в участке, когда ее тяжело и мрачно били городовые, Наташа думала, что это самозванцы пришли отнимать у нее престол.

На другой день она уже называла себя Девой Марией, и ей казалось, что на ней струится голубая облачная одежда, как на Богоматери в церкви Успения.