Иннокентий Омулевский - Новый губернатор Страница 3

— Сидите, сидите… Прежде всего, господа, — начал Вилькин и побледнел пуще прежнего:- поздравляю вас… с новым губернатором!

На всех лицах выразилось крайнее изумление, смешанное с каким-то неопределенным испугом.

— К нам — назначен — из Петербурга — Павел — Николаевич — Арсеньев… — продолжал отрывисто правитель, резко отделяя каждое слово.

Чиновники слушали его с напряженным вниманием.

— Не могу сказать вам, что это за личность: никогда не имел чести слышать о его превосходительстве…

В слегка дрожавшем голосе Вилькина звучала чуть заметная ирония. Заметив, что некоторые из подчиненных смотрят на него все еще несколько испуганно, он поспешил прибавить:

— Во всяком случае, надеюсь, нам с вами нечего бояться этой перемены: сколько я знаю, кажется, у нас все совершенно исправно…

Чиновники заметно ободрились.

— Николай Иваныч! — осмелился отозваться один из столоначальников, почтительно вставая с места:- когда приедет новый губернатор?

Вилькин пожал плечами.

— Право, не могу вам сказать, вероятно, скоро.

На одну минуту в канцелярии водворилось недоумевающее молчание.

— Теперь, господа, я буду вас покорнейше просить, — сказал правитель, возвысив голос, — заняться делами как можно усерднее. Хотя я и уверен вполне, что у нас все в порядке, за что с особенным удовольствием считаю долгом благодарить вас теперь же, — все-таки заняться нам непременно надо. Многие из вас служили здесь при двух губернаторах — и сами видели, как они налегают на первых порах прежде всего на свою канцелярию. Придется заниматься и по вечерам, по крайней мере хоть до девяти часов. Я сам охотнее буду работать вместе с вами. Правда, скучновато оно немного, да ведь что же делать-то, если уж так приходится. Ведь вот вы видите, я и сам с большим бы удовольствием провел сегодняшний вечер где-нибудь в обществе, нежели здесь, а между тем вряд ли мне не придется просидеть тут до самого свету. Главное, надо постараться, господа, как-нибудь, чтобы по приезде губернатора не осталось у нас на руках ни одной не исполненной бумаги. Чем скорее это сделаем, тем лучше, разумеется, и для вас и для меня. Наша общая польза этого требует. Отдохнуть мы еще потом успеем, да, может, к тому времени успеем получить и кое-какие награды. Стало быть, и отдыхать-то будем, как говорится, на лаврах…

Вилькин рассмеялся ласково.

— Затем, вполне надеюсь, что ни в ком из вас не встречу недостатка в усердии… — заключил он, сделав головой один общий поклон, особенно милый какой-то, дружеский.

После этого Николай Иванович оставался еще несколько минут в канцелярии, шутил, любезничал со всеми и затем уже отправился в свою правительскую комнату, сказав мимоходом Матьвиевскому, впрочем, не оборачиваясь к нему:

— Пожалуйте-ка, Матвей Семсныч, за мной…

Матьвиевский пошел за ним следом. Вилькин сел в кресло, порылся у себя в портфеле, достал оттуда одну из полученных утром бумаг — подал ее столоначальнику и сказал с ласковой улыбочкой:

— Пожалуйста, просмотрите всю эту чепуху и ответьте им так, чтобы они в другой раз не обращались к нам за подобными справками…

Матьвиевский поклонился.

— Сегодня прикажете это написать?

— Н-нет, зачем… Завтра успеете.

Вилькин небрежно зевнул и посмотрел на часы.

— Сколько у вас? — спросил он рассеянно столоначальника.

Матьвиевский торопливо вынул свои часы.

— Десять минут десятого, — сказал он.

— Вот как! Значит, мои убежали вперед: у меня уж почти три четверти десятого. Потрудитесь, пожалуйста, милый (не разб.) Матьвиевский, сказать вашим товарищам, чтоб они без церемонии уходили домой, не задерживались бы мной: я здесь еще долго проработаю сегодня, если только не до утра даже… Да и вам самим уж пора отдохнуть, я вижу.

— Я останусь, если вам будет угодно?

— Н-нет, зачем же… Сделайте одолжение, уходите: я вас не задерживаю больше…

Столоначальник поклонился и хотел идти. Вилькин вдруг будто вспомнил что-то.

— Да! вот что еще, батюшка, — сказал он поспешно: — не в службу, а в дружбу — скажите там в канцелярии, чтоб столоначальники не уносили сегодня с собой ключей от шкафов с делами, и ваш ключ оставьте. Мне, может быть, понадобится какая-нибудь справка от дела, так уж я тут сам и распоряжусь, не беспокоя никого…

Вилькин слегка покраснел.

— Вы их сами запрете, как будете уходить, Николай Иванович? — заметил почтительно столоначальник:- сторожу нашему никак нельзя доверять…

— Что вы! Как можно! Я думаю вот что сделать: я, уходя, запру шкафы, спрячу ключи от них в мой стол, замкну его, а ключ от стола унесу с собой… Вы завтра приходите пораньше на службу и зайдите ко мне за ключом… Если я буду спать еще — разбудите меня без церемонии… понимаете? не забудете?

— Понимаю-с, не забуду.

— Мне кажется, так всего лучше будет сделать, как вы думаете?

— Я думаю, что это будет совершенно надежно-с.

— Не может же быть, наконец, чтоб сторож, какой бы он ни был, осмелился слазить в мой стол, когда он замкнут, не правда ли?

Вилькин нервически рассмеялся.

— Помилуйте-с!.. — Матьвиевский улыбнулся.

— Ну-с, так вот так, стало быть… Очень вам благодарен, спокойной вам ночи!

Николай Иваныч радушно протянул ему обе руки. Столоначальник ушел от него сияющий.

Оставшись один, Вилькин стал с настороженном прислушиваться к тому, что делается в канцелярии. Там в первую минуту все было тихо, только перья поскрипывали уже не так бойко, как за несколько времени перед этим. Потом мало-помалу стали раздаваться торопливые шаги, послышалось несколько сдержанных голосов, кто-то смеялся чему-то, должно быть, какой-нибудь плоской остроте товарища. Затем шаги сделались тише, голоса удалялись, где-то поминутно отворялась дверь со скрипом. Наконец совсем все затихло, Вилькин услыхал явственно, как в соседней комнате сторож гасил и уносил свечи со столов.

Он крикнул ему:

— Степан!

Сторож прибежал с подсвечником в руках без свечи.

— Васкоблагородие, вы кликали?

— Я. Принеси мне стакан холодной воды!

— Слушаю, васкоблагородие…

Сторож сходил и принес воду. Вилькин выпил стакан залпом.

— Можешь, любезнейший, спать себе теперь. Я сам разбужу тебя, как буду уходить, чтоб запереть за мной дверь. Мне надо здесь еще заняться… — сказал он сторожу.

— Слушаю, васкоблагородие.

— Ступай!

Сторож медленно вышел. Вилькин глубоко задумался, смотря ему вслед. В этом раздумьи он просидел по крайней мере полчаса, то бледнея, то краснея; встал потом, прошел через всю опустевшую канцелярию до самой передней, прислушался здесь, спит ли сторож, и вернулся… прямо к шкафу Матьвиевского. Ключ от него торчал тут же, в дверцах. Шкаф был почти до потолка. Вилькин стол к нему подмостил да стул еще, долго что-то рылся в порядочной кучке пыльных дел на самой верхней полке, выбрал себе оттуда какое-то довольно новенькое тощее дело, спустился, привел все в прежний порядок, запер шкаф Матьвиевского, обошел все остальные и их потом запер, взял отобранное дело под мышку и унес в правительскую комнату. Здесь он прежде всего замкнул ключи от шкафов в свой стол — и сам заперся на ключ.

Вилькин не обманул своих подчиненных: он оставался, запершись, в правительской комнате до пяти часов утра. Что творило там «сердце губернии» в продолжении с лишком шести часов — этого пока мы понять не можем. Догадываемся, однако ж, что оно спрятало тайну этой ночи в самый темный уголок своего извилистого дна.

Сторож, светивший Вилькину на лестнице в то время, как тог уходил из канцелярии, заметил только, что у правителя из правого кармана брюк случайно высыпалось несколько очень мелких лоскутков исписанной старой бумаги да что в глазах у него было что-то нехорошее такое, а на лице — лица не было.

IV

Губернский город волнуется

На другой день после этих происшествий в девятом часу утра Матьвиевский, идя на службу, зашел предварительно в квартиру правителя канцелярии. Вилькин еще спал. Столоначальник разбудил его.

— А! — сказал правитель, потягиваясь, — это вы… Здравствуйте. Что скажете новенького?

— Приказывали вчера зайти за ключом, Николай Иваныч…

— Ах, да! в самом деле… Только куда же я его вчера положил? Посмотрите-ка, пожалуйста, у меня в вицмундире, в кармане; вон он на кресле. Нашли? тут?

— Нашел-с, здесь.

— Извините, батюшка, — сказал небрежно правитель, зевая:- я вас вчера напрасно только побеспокоил: ни один шкаф мне не понадобился… Во всяком случае, очень вам благодарен…

Столоначальник откланялся и ушел.

В этот же самый день губернский город Земельск еще с утра стал обнаруживать какое-то не совсем обыкновенное для него движение. Чиновники особенно торопливо шли на службу; по главной улице то и дело проезжали разнохарактерные жеребцы крупной рысью; полицмейстер Вахрушев раз десять по крайней мере как угорелый промчался по ней взад-вперед на своей пожарной паре; великосветские губернские барыни, не покушавшиеся до этого времени выезжать раньше двенадцати часов, теперь, несмотря на то, что не было еще почти и одиннадцати, делали уже какие-то суетливые визиты друг к другу; даже мадам Матюнина удостоила на этот раз некоторых счастливцев из земельских смертных узреть божественные красоты ее (не разб.) раньше обычного. В особенности это последнее обстоятельство слишком очевидно свидетельствовало, что губернский город сильно взволновало что-то. А взволновала его, само собой разумеется, все та же министерская весть о безличном пока еще Павле Николаевиче Арсеньеве. Зоркий столичный наблюдатель провинциальных нравов мог бы в этот день по одним только лицам губернских чиновников, смотря по тому, были ли они темны или светлы, вытянуты или спокойны, составить себе приблизительно безошибочное понятие о степени честности каждого из них. Кто был чище на руку, у того, разумеется, и лицо было светлее; разве только один Вилькин поставил бы столичного наблюдателя в некоторое затруднение: лицо правителя канцелярии было как будто завешено чем-то, ничего не разберешь.