Сергей Михайлов - Рабы немы Страница 3

Именно его-то я и наметил в качестве своей первой жертвы.

Объявился как-то перед ним с бутылкой водки, сунул горлышко в его немытую рожу. Предложил выпить. Уговаривать не пришлось: он тут же вскочил и побежал за мной, как собачонка. Я же привёл его в своё убежище, открыл люк в погреб и, пока он чухался, пытаясь скумекать, куда это его приволокли, столкнул вниз. Лестницу, ведущую в погреб, я предварительно выломал, и теперь без посторонней помощи он выбраться уже не мог. Включил внизу свет и с интересом стал наблюдать за этим идиотом.

Он упал прямо на тряпьё, которое я предусмотрительно разбросал, там, внизу. Какое-то время старик лежал неподвижно, и я уж было подумал, не переломал ли он себе кости. Но нет, всё обошлось. Старик закряхтел, зашевелился, смачно выругался и наконец сел. Тряхнул головой, огляделся, но так, похоже, ничего и не понял. Тогда я крикнул: "На, держи! Заслужил", и швырнул бутылку водки вниз. Потом захлопнул люк, запер его на замок и выключил свет. Пускай сидит.

Так. Один готов. Теперь очередь за следующим.

В течение недели я приволок к себе ещё двоих, мужика и бабу, тоже из бездомных. Этих я нашёл неподалёку, в этом же квартале, в одном из бараков. Покидал обоих вниз и до поры оставил: пускай оклемаются денёк-другой.

В моё отсутствие я вешал на люк амбарный замок, а сверху заваливал старым, оставшимся от прежних хозяев, безногим диваном с рваной, местами прожжённой обивкой. Во-первых, чтобы не привлекать внимания непрошеных гостей, которые случайно могли забрести в мои владения, а во-вторых, чтобы предотвратить возможность побега тех, в погребе. Даже если они и сумеют добраться до люка (что вряд ли) и выломать пару досок, тяжёлый, добротно сколоченный диван всё равно не даст им удрать: сдвинуть его снизу, не имея под ногами надёжной опоры, невозможно. Кроме того, они содержались в полной темноте, а темнота, как известно, действует усмиряюще даже на самых отчаянных. Словом, я обезопасил себя от любых неожиданностей.

Встал вопрос о кормёжке моих рабов. Я и об этом позаботился заранее. Приволок с рынка мешок картошки далеко не лучшего качества (купил по дешёвке), а в соседних бараках набрал кое-какой безхозной посуды: ржавое ведро, большую, с обившейся эмалью кастрюлю литров на семь, две-три алюминиевые кружки и всякую другую мелочёвку. С водой тоже вопрос решился: за домом я обнаружил старый колодец, на дне которого всё ещё оставалась вода - мутная, грязная, с примесью глины, с обычным садовым мусором. Сам-то я её, ясное дело, пить не стану, но для этих типов в погребе и такая сойдёт. На то они и рабы.

Подержав мою троицу без еды и питья два дня, я решил проявить милость. Сварил на электроплитке кастрюлю картошки - прямо так, немытую и нечищеную, приволок из колодца ведро воды, и лишь потом открыл люк. В нос шибануло густым запахом мочи и человеческого пота. Я невольно отпрянул. Потом включил свет и заглянул вниз.

Все трое дрыхли, зарывшись в набросанное на пол тряпьё. Похоже, они не очень-то тяготились своим положением: все эти дни вели себя смирно. Однако яркий свет (я вкрутил лампочку на двести ватт) быстро разбудил их. Кое-как очухавшись, они увидели наконец меня.

- Эй, мужик, чё за дела! - прохрипел старик. - На хрена ты меня сюда приволок?

- Вытаскивай нас отсюда! - подал голос второй тип. - Жрать охота, сил нет.

Вместо ответа я спустил им на верёвке кастрюлю с картошкой, а следом ведро с водой. В довесок швырнул туда же пару алюминиевых кружек.

- Жрите, коли охота, - сказал я. - И запомните: теперь я - ваш хозяин, а вы - мои рабы.

Они не ответили: вид еды и питья отвлёк их внимание от моей персоны. Яростно отпихивая друг друга и матерясь, они кинулись к ведру с водой. Утолив жажду, переключились на картошку.

- Твою мать... - выругалась баба, брезгливо выхватив из кастрюли пару варёных картофелин. - Они же грязные!

- Не хочешь - не ешь, - отпихнул её от кастрюли старик. - Эй, там, наверху! По нужде бы сходить, а?

- Нет, - отрезал я, испытывая сильное удовольствие от ощущения власти над этим быдлом. - Никаких отлучек.

- Это как же... - растерялся тот, - а ежели прихватит, то чё, прямо тут, что ли? Баба здесь как-никак...

Я не ответил. Вступать в переговоры с рабами я считал выше своего достоинства. Достоинства хозяина.

- А сольцой у тебя нельзя разжиться, а, мужик? - спросил второй, задрав голову кверху. - Без соли-то, сам знаешь, в горло не лезет.

И снова я промолчал. Быдло есть быдло. Им бы лишь брюхо набить, а то что они по уши в дерьме, это их не колышет.

Какое-то время слышалось только голодное чавканье и урчание. Они жрали картошку прямо с кожурой, боясь тратить время на чистку: а вдруг не хватит? Но хватило всем, и даже осталось. Умяв с полкастрюли, они снова переключились на меня.

- Эй, мужик! - крикнул старик, сыто, протяжно рыгнув. - Долго собираешься нас здесь держать? На волю охота.

- Всю жизнь, - авторитетно заявил я. - И запомни, раб: я тебе не мужик, я - твой хозяин.

Дожидаться ответа я не стал. Выключил свет и захлопнул люк. Пускай подумают над тем, что я сказал.

Я был доволен. Первый опыт удался. Теперь у меня есть свои рабы. Мои рабы. А это значит, что сам я перестал быть рабом - теперь я хозяин. Либо одно, либо другое, третьего здесь не дано - этот урок я усвоил на всю жизнь, ещё там, на зоне.

В эту ночь, вернувшись домой к ожидавшей меня вдовушке, я долго не мог заснуть.

В последующие дни я ежедневно наведывался в своё тайное убежище и подолгу наблюдал за бродягами. Заваливался на диван, закуривал - и смотрел. Поначалу они, завидев меня, пытались протестовать, выдвигали дурацкие требования, качали какие-то права, порой сыпали оскорблениями и даже угрозами, клянчили сигареты и водку. Но со временем пыл их поугас, а все требования свелись к одному: пожрать, выпить да покурить.

Похоже, они всё-таки не понимали, куда попали и что отсюда им уже не выбраться. Никогда.

Кормил я их всё той же гнилой картошкой, раз в три дня, пить давал раз в сутки. Запах сортира из погреба заметно усилился, особенно после введения мною систематического питания: теперь несло ещё и дерьмом. Однако их это, по-моему, мало тревожило: они привыкли к этому, ещё до встречи со мной.

В один из таких дней я решил потешить себя новым зрелищем. Принёс бутылку водки и пачку "Примы", открыл люк и швырнул всё это вниз. И не ошибся в своих ожиданиях: началась драка. Били друг друга крепко, по-настоящему, с остервенением и яростью. Мат стоял такой, что даже у меня, повидавшего на своём веку немало, прошедшего зону, вяли уши. Больше всех неистовствовала бомжиха, обычно флегматичная и немногословная. Словно с цепи сорвалась, дура старая. Визжала как резаная, кусалась, рвала зубами, царапалась, клоками выдирала у соперников волосы. Старику, стерва, до кости прокусила руку, а второму бродяге исполосовала рожу своими грязными ногтищами. Однако буйство продолжалось недолго. Выбившись из сил, они затихли - и только тогда с ужасом заметили, что в пылу драки втоптали пачку сигарет в песок, а от бутылки водки остались лишь осколки да дразнящий запах спиртного. Моя подачка была безнадёжно уничтожена. Раззявив рты, вся троица застыла в оцепенении.

Впечатляющее зрелище. Я хохотал от души, до коликов в животе, до икоты. Надо было видеть их угрюмые рожи!

Шли дни. Мои рабы понемногу привыкали к своему новому положению. Приноровились они и к установленному мною режиму питания. Едва только кастрюля со жратвой показывалась в отверстии люка, как вся троица тут же оказывалась на ногах и жадно впивалась в неё взглядами. Не дожидаясь, когда кастрюля опустится до конца, они набрасывались на неё и в миг растаскивали всю картошку по углам. Прятали, где кто только мог, однако уберечь от пронырливых глаз голодных соседей не могли: то у одного, то у другого припрятанное исчезало. Лучший способ сохранить его - это съесть сразу, но тогда следующие три дня придётся сидеть впроголодь. С водой дело обстояло иначе. Ведро я опускал только на десять минут, а потом забирал обратно, даже если воды в нём оставалось больше половины. Они знали это, знали также и то, что в следующий раз смогут утолить жажду только через сутки, и потому старались напиться от пуза, до бульканья в ушах. А напившись, в бессилии падали с разбухшими животами на сырой холодный пол. Что и говорить, они неплохо приспособились к свинским условиям, которые я им уготовил, и являли собой идеальный тип раба. И если бы не вонища, которая с каждым днём только усиливалась, они бы, наверное, были совершенно счастливы. Одним словом, усмирил я их довольно-таки быстро.

Однажды, открыв люк, я стал свидетелем прелюбопытного зрелища. Прямо под люком спал старик, что-то невнятно бормоча во сне, а те двое забились в дальний угол и отчаянно сопели. Бомжиха, неуклюже растопырив хилые грязные коленки, хрипло постанывала, а её хахаль со спущенными штанами ёрзал на ней верхом, как заведённый. Ага, думаю, вот вы чем занялись! Решили, значит, поразвлечься. Валяйте! На то вы и рабы, чтобы трахаться в дерьме, ссанье и блевотине!