Бенор Гурфель - Такая жизнь, или Рассказ ни о чём Страница 3

Съехались, обменявши свои две однокомнатные на хорошую трёхкомнатную. Потянулись годы: внешне - обычные, внутри - тоскливые, пустые. Кругом бурлила жизнь, подруги на работе спорили о новых фильмах, театрах и стихах. Уже на всю страну пел Окуджава и доносился хриплый баритон Высоцкого. А тут, в её семье, крутились всё те же разговоры о служебных интригах, о начальстве, о том, что давали в распределителе. Сергей по-прежнему каждый год ездил в Кисловодск или Ессентуки лечить свой диабет. Легче ему не становилось и пришлось перейти на ежедневные уколы инсулина.

И вот однажды, возвращаясь домой, познакомился он в поезде с очаровательной смуглой брюнеткой из Ташкента. Познакомился и влюбился отчаянно. Влюбился и опять в какие-то дали дальние ушли жена и дочь. Их как бы и не существовало. Уйдя из семьи, Сергей поселился на окраине, у какой-то бабки, и всё свободное время проводил на телеграфе, разговаривая со своей любимой. Взяв отпуск без содержания, он помчался в Ташкент. Но тут у него произошёл афронт. Родители брюнетки были категорически против и перед приездом Сергея услали дочь неизвестно куда. Вернувшись ни с чем, он тем не менее остался жить у бабки и повёл вольную жизнь. Хотя какую "вольную" можно было вести с его диабетом и достаточно скромной зарплатой?!

Анютка росла, вытягивалась, хорошела. Уже заканчивала школу и примеривалась поступать на философский факультет, когда послышался первый удар грома. Через деда была получена путёвка в международный молодёжный лагерь "Спутник" в Югославию. Море, горы, красивые мускулистые парни, танцы до утра. И тут почувствовала Анюта страх. По-видимому, не прошли зря годы одиночества и тоски. Страх подымался откуда-то изнутри, растекался дымным облаком вокруг, забивал глаза и гортань, мешал говорить и слушать. Почему-то отчаянно притягивало ночное море. Часто она уходила с шумной танцплощадки, одна в темноту, садилась на берегу, сжималась в комок и неотрывно глядела в глубину. Её странное поведение было замечено, и в лагерь приехал психиатор из соседнего городка. Побеседовав с Анютой, он не стал брать на себя риск, а дал телеграмму её семье, прося забрать её домой. Дед приехал и забрал. Однако как известно - "дома и стены помогают". Отошла, успокоилась, удачно поступила на философский факультет и успешно приближалась к его окончанию.

Отношения с отцом не складывались. Не раз и не два пыталась Анюта "растопить лёд" между ними, делилась своими проблемами и тревогами. Но не получала ответа. Отец выслушивал её, его крупное, хорошо вылепленное лицо оставалось неподвижным, глаза смотрели с отчуждением. Сглатывая комок в груди и сжимая пальцы в кулачок, побледневшая, возвращалась она домой после таких встреч.

Была весна, цвела черёмуха, её аромат наполнял коридоры улиц, сквозь раскрытые окна заползал в квартиры и учреждения. Всё предвещало покой и радость. И тут внезапно и как бы ниоткуда пришёл Страх. Как тогда, несколько лет тому назад. Но несоизмеримо сильней и безвыходней. Побежали к врачам. Консультации, тесты, анализы. И вот безжалостный, каменный приговор шизофрения в тяжёлой форме. Немедленная госпитализация. Прощай университет, прощайте друзья-подруги, прощай жизнь!

Вот тогда-то и умерла душа Валентины, осталась только оболочка. Каждый день после работы, садилась она на 18 маршрут троллейбуса и за час добиралась до коричневого здания больницы, где находилась Анютка. Палата на пятерых (спасибо за такую), унылый вид из окна, безжизненные глаза дочери, глядящие неотрывно в угол. Молча проходило время свидания. И вот уж нянечки выпроваживают поздних посетителей. Ещё час по ночному, засыпающему городу и скорей в одинокую, холодную постель в беззвучной квартире.

Прошли месяцы, выписали Анюту. Но неутешительный диагноз остался.

"Ваша дочь неизлечимо больна. Будут периоды улучшения и ухудшения. Она может находиться в обществе, выполнять несложную, не требующую напряжения работу. Самое главное - она должна быть окружена покоем и добротой."

Доброты у Валентины хватало. Она и родилась на этот свет, чтобы быть доброй. В этом была, если хотите, её судьба.

Потянулись годы, наполненные суетой и тоской. Постепенно уходили из жизни близкие и родные. Умерла тётя Маруся, скоропостижно скончался Иван Петрович и Антонина Прокопьевна не надолго пережила его. На вокзале от диабетной комы ушёл из жизни Сергей. Куда-то он ехал, куда-то стремился...

Постарела Валентина, потускнели её глаза, потеряв присущее им сияние. Только спина оставалась прежней - крепко выпрямленной и походка - лёгкая, летящая - осталась.

Наступили тяжёлые времена. Вся привычная жизнь пошла насмарку. Как-то поехали Валентина с Анютой за город, взглянуть на остающийся пока, от прошлых щедрот, небольшой дачный участок. Приехав, быстренько прибрались в лёгкой, щелястой дачке и пока засветло стали вскапывать под картошку бывшие цветочные грядки. Не до цветов им было нынче. Пока провозились, наползла из ближнего леса темень. Решили ночевать. Закрылись в избушке, укрылись чем было, прижались друг к другу, согрелись и уснули.

Ночью проснулась Валентина, жарко стало, от Анюты так и пыхало жаром. Тихонько, чтоб не разбудить, полусонная вылезла на крыльцо. Молодой месяц еле освещал дачное поле, посверкивал на озёрной глади. Из леса подымался и катился рванный туман. Вот облако приблизилось, охватило её и увидела она вблизи, быстро меняющееся лицо отца. Его глаза были открыты и он улыбался. А за ним появился Сергей. Такой, каким он был тогда, в Ленинградском Доме Офицеров. А за Сергеем, почему-то катилась бабушка, в плисовом салопчике и в своей любимой синей шали. Хотелось Валентине последовать за бабушкой, да в домике тихо спала Анютка.