Александр Амфитеатров - Красное яичко Страница 3

— Ты так прекрасна и добра, что заслуживаешь щедрой награды. Предсказываю тебе: не пройдёт года, как ты будешь госпожою всего округа и хозяйкою замка, господствующего над страною. Мне нечем отблагодарить тебя, кроме вот этого яйца; однако, не брезгуй им: оно не совсем обыкновенное. Возьми его, — пусть оно будет тебе моим свадебным подарком. Но дай мне слово, что ты не разобьёшь его ранее, чем будешь обвенчана!

Жанна обещала. Старуха скрылась. Несколько дней спустя, приехал из Парижа местный сеньор — сир Роберт-де-Вольпиак, увидал Жанну, влюбился, и не несмотря на низкое происхождение девушки, женился на ней… В первую брачную ночь, она вспомнила о роковом пасхальном яйце, с которым пришло к ней счастье. Молодой муж, по смутному предчувствию, отговаривал жену любопытствовать, что скрыто в таинственном яйце, но Жанна не послушала — бросила яйцо на пол, и… о, ужас! оттуда выскочила огнедышащая жаба! Гадина вспрыгнула на брачную постель злополучных супругов, зажгла своим дыханием полог, весь замок вспыхнул, и молодые погибли в пламени… Легенда — нельзя сказать, чтобы премудрая, и, за что, про что погибла добродетельная, ни в чём неповинная Жанна, постичь столь же трудно, как и вывести из её гибели какую-либо мораль. В бретонской народной балладе нечто подобное повествуется об Элоизе и Абеларе, уцелевших, как это ни странно, в памяти народной, хотя и с весьма дурною репутациею — бесстыдно страстных любовников и страшных колдунов. В этой балладе появляется на сцену роковое «погибельное яйцо» средневековой магии и талмуда, снесённое в шабаш курицею или даже чёрным петухом: под его невинною на вид скорлупою таится, вместо скромного цыплёнка, смертоносный аспид.

В славянских землях, особенно в Малороссии и Галиции, натуральные крашанки и писанки до сих пор господствуют над фабрикацией искусственных пасхальных яиц. Узоры писанок разнообразны до изумления. На львовской выставке 1894 года я сам видел коллекцию более, чем в 2000 пасхальных яиц, из которых ни одно не походило на другое. Целая энциклопедия южнорусского народного орнамента!

Прелестная, похожая на легенду, история пасхального сватовства, через посредство красного яичка, — свадьба Маргариты австрийской, правительницы Фландрии, общеизвестной но «Эгмонту» Гёте, и Филиберта Красивого, герцога Савойского. Они встретились на богомолье в Брессе, очаровательном местечке, на западном склоне Альп, где — говорит старая баллада — «было о чём помечтать молодой девушке!»

«Où jeune fille pouvait rester moult!..»

В резиденции Маргариты, в замке Brou, веселились на славу и хозяева замка, и окрестные крестьяне, смешавшись в общем народном празднике пасхальных дней. Леса, окружающие Бру, переходили на савойскую территорию. Герцог Филиберт, — подобно Немвроду, «великий ловец перед Господом», — заехал в Бру с охоты засвидетельствовать своё почтение молодой и прекрасной принцессе австрийской. Был устроен танцевальный праздник в деревушке Бург. Веселился весь околоток, без различия возрастов и сословий. Старики стреляли из лука в бочку вина, и, чья стрела вышибала втулку — счастливец получал право пить из бочки «до спасиба» (jusqu'à merci).

Сотни пасхальных яиц были рассыпаны на песке; парни и девушки, парами, плясали между ними, держась за руки, народный танец. Если пара кончала пляску, не раздавив ни одного яйца, танцоры становились женихом и невестою. Маргарита и Филиберт приняли участие в этой оригинальной забаве и танцевали так счастливо, что, по окончании пляски, Маргарита, горя румянцем, положила свою руку на руку Филиберта и сказала:

— Исполним же и мы обычай Бресса!

И они повенчались. Из этого случайного порыва влюблённости получился один из счастливейших браков, какие знает история.

Обычай Бресса — парование мужчин и женщин в брачные четы на весеннем празднике возрождённой природы — бесспорно, языческий. Он весьма близок к обычаю сербов: на второй день Пасхи поселяне идут на кладбище, раздают милостыню нищим, служат панихиды по усопшим, а затем, в особой мистической игре, дружатся между собою, — парни с парнями, девицы с девицами. Игра состоит в том, что, сплетя из вербы венки, целуются сквозь них, потом меняются красными яйцами и самыми венками; проделав этот обряд, мужчины становятся на годовой срок побратимами, а женщины — подругами.

Чем тяжелее слагалась жизнь народа, чем суровее была власть, создававшая его быт, чем резче сказывалась разобщённость классов, тем яснее выступал в таких странах и государствах братолюбивый, христиански ровняющий слои общественные характер пасхального праздника. «Другъ друга обымемъ, рцемъ, братіе, и ненавидящимъ насъ простимъ». Феодал не считал своих вилланов за людей; виллана можно было застрелить безнаказанно — лишь для пробы лука. Но в день Христова Воскресенья, гордый Филиберт и известная своею историческою надменностью, дорого стоившею ей в политическом отношении, Маргарита не гнушаются справлять праздник вместе с своими вилланами и даже подчиняться их обычаям. То же было и у нас, при крепостном праве. А вот — описание пасхальной недели, оставленное нам о старой допетровской Руси — о той Руси, которую А. К. Толстой характеризовал двумя энергичными стихами:

   И вот, наглотавшись татарщины всласть,Вы Русью её назовёте.

«Когда наступит праздник Пасхи, в подтверждение Воскресения Христова из мёртвых, русские соблюдают такой обряд, что по всем городам и деревням страны, на всех больших и малых улицах, ставят несколько тысяч бочек и котлов с варёными вгустую яйцами, окрашенными в красный, синий, жёлтый, зелёный и разные другие цвета, а некоторые из них позолоченные и посеребрённые. Прохожие покупают их, сколько нужно, кому, а ни одного яйца не берегут для себя, потому что во всю Пасху все люди, богатые и бедные, дворяне и простолюдины, мужчины и женщины, парни и девушки, слуги и служанки, носят при себе крашеные яйца, где бы они ни были, куда бы ни шли, а при встрече с кем-нибудь знакомым или незнакомым, здороваются, говорят: „Христос воскрес!“, а тот отвечает: „Воистину воскрес“, и дают друг другу яйца, целуются и ласкаются между собою, а потом каждый идёт своею дорогою, пока не повстречается опять с кем-нибудь и не справит такого же обряда, так что иногда тратит до 200 яиц в день. Они так свято и крепко держатся этого обычая, что считают величайшей невежливостью и обидой, если кто, повстречавши другого, скажет ему вышеупомянутые слова и даст ему яичко, а этот не возьмёт и не захочет поцеловаться с ним, кто бы он ни был, княгиня ли или другая знатная женщина или девица».

Эту симпатичную картину рисует Пётр Петрей — в общем, злой враг старой Руси, усердный и тенденциозный обличитель её тёмных сторон. В государстве отатаренном, — по выражению поэта, «игом рабства клеймённом», — как видно, жило, однако, прочное сознание равенства всех людей в любви Христовой и сказывалось в наиболее выразительный день христианства, с трогательностью, непонятною угрюмому Петрею. Распространяясь на всю массу народную, оно сближало Христовым поцелуем царя с последним из его подданных. Праздник воскресшего Бога, воскресшей весны, воскресшего солнца, воскресшей любви людей друг к другу… Воистину праздников праздник!..