Верба - Сергей Геннадьевич Лысков Страница 3

В зарплатный табель пошла галочка, а что еще нужно? Подумаешь, премии не даст, так с таким прорабом лучше без премии, он переработкой каждую копеечку премии заставит отработать. А нагрузки действительно стало поменьше: то дождь, то кран, то ветер пару раз обесточивал стройку, все эти форс-мажоры подбадривали. И вот так всю неделю, как бы сильно не давил Степан Алексеевич, всегда что-то мешало выложится по полной, до дрожи от усталости в мышцах. Вот так и прошла последняя неделя поста.

– Завтра надо залить этаж, – с ухмылкой заявил прораб в конце смены.

– Праздник, – послышался недовольный гул ребят.

– Давай на понедельник, – предложил бригадир. – Ребята и так выложились, этаж собрали, один день ничего не решит.

– В понедельник отгрузка цемента дороже, плюс логистика, мы пятые в очереди будем, по выходным заказов мало, поэтому можно и дешевле, и быстрее, – объяснял прораб. – На полдня выйдете, быстро зальем – и празднуйте.

Бригадир грустно посмотрел на нас, а мужики отводили взгляды, не соглашаясь работать.

– Завтра целый день солнце, – уговаривал прораб. – Два рукава, три бетоновоза на подхвате, за пару часов все сделаем.

Петрович, играя скулами, ничего не ответил, впрочем, молчаливого согласия мужиков хватило наглому Степану Алексеевичу, чтобы подтвердить бронь машин, и теперь хочешь не хочешь надо выходить. В глубине души возмущение просто раздирало мою нерешительность, хотелось кинуть робу и уйти с работы. Но покорные взгляды ребят из бригады остужали пыл, никто не кричал и не возмущался. Они смотрели на меня и улыбались так, словно завтра обычный день, а не светлый праздник, в который нельзя работать. Надо выйти работать – выйдем.

Утро Пасхи началось с куличей, яиц и поздравлений, деревянный столик в каптерке просто ломился от еды. Петрович лично достал литрушку вина и, подмигивая, разлил по чуть-чуть в пластиковые стаканчики.

– Ну че, готовы потрудиться? – громко пробасил прораб и уверенным шагом подошел к столу. – Твою мать, кто гвоздь кинул? – неожиданно вскрикнул он, а я чуть не выронил стакан.

– Покажи ногу, – попросил бригадир корчившегося от боли прораба. – Глубоко вошел. Как же ты так умудрился?

– Какой мудак гвозди из досок тут вынимал? – сквозь боль рычал прораб Стёпа.

– Кто тебе признается, – с улыбкой ответил Петрович. – Дай вытяну, – он с силой дернул, и ржавый изогнутый гвоздь предстал перед начальником. – Гнутый, кто знает, с каких пор он тут лежит.

– Надо в медпункт, – затягивая потуже ранку, прошептал Петрович.

– Знаю, что надо! – недовольно ответил прораб и тут же добавил: – Петрович, хватит чаи гонять, идите работать, кран подъехал.

И работа закипела, машины подходили одна за одной, крановой без суеты и лишних движений лихо управлял стрелой, и, действительно, за пару часов мы залили этаж. Аккурат к появлению раненого Дяди Стёпы. Прихрамывая, он подошел к водителю бетономешалки и стал что-то эмоционально говорить, а когда очередь дошла до нас, стало понятно, что Степан Алексеевич заказал еще одну машину, и пока машина едет, нужно сварганить опалубку для будущей крытой стоянки.

– Вот и городи опалубку сам, а мы после обеда поможем, зальем, – грубо ответил на этот приказ Петрович, и вся бригада пошла в каптерку.

Весь в поту, злой и с перебинтованным пальцем – видать, саданул молотком – через час прораб зашел в каптерку, вид у него был отчаянный. Не то чтобы профессиональные навыки подвели, нет, просто гвоздь не шел в дерево. И вроде знаешь, как правильно делать, но кто-то все время путает, и гора гнутых железяк да неправильно отрезанных досок – наглядный пример, что все пошло не так.

– Степан Алексеевич, бросай это дело! Давай налью красненького, разговейся маленько, никуда не денется опалубка, – достав еще один пластиковый стаканчик, предложил Петрович.

– Там машина приехала, – с дрожью в голосе прошептал прораб.

– Ничего страшного, подождет, – взял его под руку бригадир. – Попробуй, какие куличи моя жинка делает. Малой, налей ему вина.

И вот так, под смех и разговоры, мы встретили светлый праздник. Самый вкусный стол в моей жизни, я ел и не мог остановиться, но главное – это чувство выполненного долга, даже несмотря на все издержки трудной профессии. И только сейчас понимается, что это были не просто ограничения в еде, нет, это были испытания, после которых я уже никогда не буду прежним.

– Вкусно, Малой? – спросил Петрович.

– Божественно, – с набитым ртом ответил я. – Как будто в первый раз ем копченый окорок.

– Верю, – с улыбкой поддержал захмелевший Петрович. – А по-другому и не может быть, на то он и пост.