Миниатюры и не только - Алексей Жемчужников Страница 3

На следующий день, пока солнце не встало, Клава выпроваживает Костика на рыбалку. Жена брата Костика тоже выталкивает своего мужа в дверь…

Скоро рассвет. А пока — белым облаком берег накрыт.

Ива прозрачными росчерками вырастает из молока.

Тихо. Лодка качнулась под рыбаками. Братья отчаливают и скользят над водой, в тумане. И слышно только, как тихо скрипят весла в уключинах.

Братья ставят поперек Волги сети, так же тихо возвращаются и прячутся у воды в кустах.

Краем уха можно уловить, в зарослях ивняка, бульканье по стаканам и хруст огурцов на крепких зубах.

Но, это — если прислушаться…

А так, ничего не слышно и никого не видно. Хорошо братья спрятались. Сторожат, как положено…

Ближе к полудню проходит на катере рыбнадзор и собирает все сети.

Выглядит эта процедура примерно так… Идет на малой скорости по реке небольшой катер. За катером тянется трос и цепляет крючьями со дна реки все что зацепится.

Братья с грустью провожают взглядом удаляющийся катер.

Ночью Костик сотрясает Димкину дверь обутой в кирзач ногой и, тут же, соскакивает с крыльца, на всякий случай.

Дверь распахивается….

Ступенькой выше — Димка в тельняшке. Костику в нос упирается грудь моряка…

— Костик!.. Так- раз так!.. Звонок видишь?!..

— Разобраться надо!.. Твоя собака моих кур драла! Помнишь?…

Димка отколупывает от тельняшки налипшую чешую…

— Блэк что ли?… Так мой Блэк еще осенью пропал…

Всем соседям, чьих кур потрепал, или хуже того, сожрал с потрохами красавчик Блэк, Димка выплатил компенсацию. Кому косу отдал, старинную с клеймом мастера, кому- крыльцо поправил, кому — дров привез…

Костик в глубине души понимает, что тема с курами давнишняя и потому сомнительная. Димка хоть и «добер бобер», но- до поры… Тут по умному надо.

— Двух кур мы с Клавой не досчитались осенью!..

Костик стрижет двумя пальцами воздух у Димки перед носом.

— Двух кур не досчитались!.. А ты знаешь сколько курица живет?…

Не знаешь!.. Десять лет!..

Димка провожает взглядом двухпалубный пароход. В ночи слышно, как плюхают по реке его большие лопасти.

Димка смотрит на желтые огни и не слышит Костиковы причитания. Димка- там, на пароходе. Любимая картинка из детства… Ему десять лет. Он обнимает подушку и смотрит через иллюминатор на плывущие мимо огни. Скоро колесник подаст голос…

Вместо гудка Димка слышит голос Костика…

— А за десять лет две моих курицы знаешь сколько могли бы снести яиц?!.. А цыплят сколько могло вылупиться из этих яиц?!..

— Костик… Хочешь я тебе сети свои отдам?…Сто метров!

Костик понимает, что его затея с курами удалась, но виду не подает.

— Сети, говоришь?… Двести метров и спининг!.. Костик повышает ставку.

— Спининга у меня нет. Удочка есть, с американским поплавком!

— Поплавок точно — американский?…

— Точно!..

— По рукам.

Костик забирает у Димки 200 метров сетей и удочку с американским поплавком, взамен утраченных кур и неродившихся цыплят.

Всю следующую неделю, день за днем, Костик со своим братом «седлают» лодку и бороздят Волгу. Бороздят и вдоль и поперёк, и наискосок. Волга у нас не широкая. Метров пятьсот не более, если от берега до берега посчитать. Мальчишки, из тех что покрепче, переплывают туда и обратно саженками без отдыха.

И сколько не ставят братья Димкины сети, ничего не вылавливают. Впустую все!

Нет. Рыбалка это не для Костика. Не его стихия — Вода.

Вот Димка- другое дело! Димка на Северном флоте служил.

В Баренцевом море тельняшку полоскал, на палубе папиросы курил, против ветра плевал и бескозыркой чайку с лету сбивал…

И, может быть, потому — всякая речная рыба к Димке со всем почтением и подобострастием, как матросы- к адмиралу. С поклоном и — на сковородку.

А Костик- что?…

Костик он- сапог на портянке, коммерсант и снабженец.

— А и ладно… Костик махнул рукой. Рыбы в Волге все-равно теперь нет. Димка всю выловил…

ПАША

Иван Сергеевич потянул за край любимый клетчатый плед и залез в теплую, душную норку холодным носом.

Тощие, белые ноги его оголились почти до колен.

— Куриные… критически оценил картинку с голыми ногами Иван Сергеевич и закрыл глаза. Ему было хорошо в любимом кресле, под любимым пледом, у любимого камина. Он сызмальства окружал себя исключительно любимыми предметами.

— Тук-тук…

— Открыто…

Иван Сергеевич спрятал голые ноги под плед. Он стеснялся кривых пальцев на ногах. И даже соврал, когда-то и кому-то, что, мол- станину от гаубицы-пушки случайно опустил себе на сапоги, когда служил в армии… А в сапогах ноги его были. Хрусть… и поломал пальцы.

Оправдание, кривым пальцам, прозвучало тогда мужественно и даже, отчасти, героически.

— Тук-тук…

— От-кры-то!..

В дверь просунулась крупная, довольная собой голова…

— Таки я пройду? Как говорят у нас в Одессе?…

Голова застрекотала в дверях, не успев переместиться в тепло, где приятно проводил свои утренние часы Иван Сергеевич…

— Я теперь великий поэт, как Пушкин и Есенин! Знаю всех, знаком с кем надо, вхож туда, вхож сюда… везде меня ждут и все меня хотят… Таки я пройду?…

Иван Сергеевич узнал говорящую голову. О встрече они договорились еще вчера, по телефону.

— Проходи уже, Паша… Холодно!

Голова, не умолкая, прошла в дом, крутанулась на пятках, прикрыла за собой дверь. Снова крутанулась…

— Двадцать семь лет не виделись! Представляешь?! Сколько лет- столько зим! Обнимаю!..Ты пишешь? Что ты пишешь? Зачем пишешь? А я, брат, на бумаге пишу, карандашом. По старинке, как положено. Классика! Думаю на перо гусиное перейти… Смотри что у меня есть!..

Под мышкой у говорящей головы, которую Иван Сергеевич назвал — Пашей, раздувался, переполненный бумагами, портфель…

— Рукописи в подлинниках!

— Портфель, поди, — имитация?

— Что ты, что ты?!.. Все — натюрлих и русиш-культуриш!

Кожа крокодила! Директор Цума-Гума лично мне, одному, с поклоном, со слезой и — навеки!..

Говорящая Пашина голова крепилась на короткой шее, которая крутила головой на мясистом торсе… Руки-ноги были, так же, коротковаты и добирали недостающую длину — в толщине …

— Я по делу к тебе. Тема есть! Затем и пришел… трещала Пашина голова, кружась вокруг кресла с Иваном Сергеевичем.

— Вот. Смотри сколько стихов у меня! Пушкин, Есенин и теперь — Я!

Не хуже, а даже лучше! Теперь так никто не пишет. Сборник своей поэзии хочу. Многотомник. Нигде моих стихов нет! Нигде! Только в этом портфеле!

Паша похлопал по крокодиловой коже…

— А народ спрашивает, где почитать… И