Я сам свою жизнь сотворю… Лепестки сакуры. Белый город - Геннадий Вениаминович Кумохин Страница 3

Этот случай отец будет помнить до конца своих дней. И в последние мгновения жизни, когда у него уже началось недержание, он еще пробовал шутить, и, думая, что перед ним я, а не внук, сын моей сестры Сергей, произнес понятную только нам двоим фразу:

— Вот сейчас мы с тобой квиты.

Как-то раз в Марадиди в отсутствие отца маме позвонили из комендатуры.

— Вы только не волнуйтесь, — сказали ей, — но Вашего мужа задавила машина. Кажется, насмерть.

На самом деле отец отделался сравнительно легко: переломом ключицы и неделей в госпитале. А дело было так. Врач, а, может быть, даже главврач больницы в Тбилиси, грузинка, только что купила себе легковую машину и поехала прокатиться по городу. На пути у нее оказался отец, с которым они были даже шапочно знакомы. Потом отец рассказывал:

— Я влево, и она влево, я вправо, и она вправо.

Машина сбила его и протащила за собой еще метров десять. Впрочем, для всех эта история закончилась благополучно. Особенно для меня. В два года я заболел дизентерией, лежал в больнице и был уже совсем плох. Отец, который сдавал для меня кровь, говорил, что я уже не мог громко говорить и только шептал. Меня спасла та же врач, которая недавно чуть не угробила отца. Она достала пенициллин, первый антибиотик, который был тогда большой редкостью.

Совсем маленьким я настолько привык видеть вокруг только военных, что, по словам мамы, говорил, глядя на человека в форме:

— Это дядя.

А на человека в штатском:

— Это не дядя.

Как и все дети, я временами вел себя неважно. Однажды я совсем вывел маму из себя и в ответ она замахнулась на меня.

— Ну вот. Родила меня, воспитала меня, а теперь бьёшь! — выдал ей кроха.

Больше меня не трогали.

Отец начал брать меня с собой на охоту, наверное, лет с трех.

Тогда он был уже начальником пограничной заставы в Шекветили. У нас была собака Альма, породы сеттер-гордон. Так что мы ходили на утиную и перепелиную охоту втроем. Охота начиналась в холодное время года, когда перелетные птицы прилетали на зимовку сюда — в зону субтропиков. Снег я видел только далеко в горах, а здесь зима состояла в том, что море штормило, и шли проливные дожди.

Где-то у сестры осталась фотография, на которой я прогуливаюсь по заставе между пальмами. Я помню, как мы бродили по песчаному берегу моря. Чуть дальше была старица — узкая полоска пресной воды, на которую предпочитали садиться утки.

Однажды, я это знаю по рассказам мамы, отец подстрелил большую птицу, которую в слабом свете начинающегося утра он принял за серого гуся, а оказалось, что это был белый лебедь. Мама долго плакала, жалея птицу, а потом сделала маленькую подушечку из лебяжьего пуха.

Рядом с заставой находился поселок староверов-молокан. Среди семейных преданий сохранился такой эпизод: после неудачной охоты отец зашел к своему другу завмагу, и тот посетовал, что вынужден списать целый ящик шампанского. Дело в том, что староверы пили только чачу, виноградную самогонку, и шампанское совсем не пользовалось у них спросом. Друзья решили, что добру не стоит пропадать, лучше его выпить. Заодно дали попробовать мне и собаке Альме. Мама рассказывала, что, придя домой, мы блевали все втроем.

Отец, как начальник заставы, отвечал не только за участок черноморского побережья, но и за работу рыбацкой артели староверов. Поэтому рыбы у нас было предостаточно. Мама вспоминала, как будучи беременной моей будущей сестрой, она зашла в коптильню, где висели на крюках туши белуг. Она едва не упала в обморок, увидев фосфоресцирующие хребты огромных рыбин.

Другой случай я уже хорошо помню. К тому времени мама родила дочку, мою сестру, младше меня на три с половиной года. С этой поры я был в основном предоставлен самому себе. После этого со мной начали случаться всякие неприятности. То меня собака кусала прямо за лицо, то корова комолая бодала в щеку. До сих пор помню, как было больно и обидно. Я плакал и грозился пристрелить ее из ракетницы.

Однажды отец уехал на машине в комендатуру в Кобулети, а я решил пойти его встречать. На моем пути оказалась горная речка Натанеби, с канатным подвесным мостом шириной в две доски и поручнями на уровне груди взрослого человека. Когда мост стал раскачиваться, я продолжил свой путь на четвереньках. На той стороне реки меня ждал замирающий от страха отец, который, чтобы не испугать меня, не сказал ни слова до тех пор, пока я не дополз до конца моста.

Отец рассказывал, что его избирали депутатом районного совета. Где это было, он не уточнял. Однако эта работа ему не понравилась. На мой вопрос, почему? Он ответил коротко:

— Приходилось слишком со многими выпивать.

Насколько я помню по детским воспоминаниям, у родителей были прекрасные отношения с местными, будь то грузины, абхазцы или аджарцы. Маму, так вообще, из-за ее внешности, они принимали за свою.

Когда мы жили в Шекветили, на шкафу у нас часто стоял тазик с мандаринами. Знаю, что для большинства жителей России цитрусовые были изрядной редкостью.

О быте местных мужчин отец рассказывал так. В саду работает только женщина. Когда созревают мандарины, мужчина нанимает самолет, грузит цитрусовые и летит в Москву. Возвращается с чемоданом денег и опять целый год не работает. Напомню, за окном только начинались пятидесятые.

Официально считалось, что у отца семилетнее образование, но на самом деле не было и его, поэтому надежд на получение звания майора и должности выше начальника заставы практически не было.

Отцу все не служилось на одном месте, и мы поменяли еще два места его службы, прежде чем обстоятельства позволили ему демобилизоваться.

Я не знаю, по какой причине отец решил уехать из Шекветили. Казалось бы, все там было хорошо: и быт налажен, и служба в порядке. Когда уезжали с заставы, все плакали. Особенно тяжело отцу было расставаться с любимой собакой. Альма была ему настоящим другом. Свою последнюю в жизни собаку он также назовет Альмой.

После заставы в Шекветили была служба в Чарнали. Здесь он уже не был начальником заставы, а, кажется, командиром роты. В этом месте отец прослужил очень недолго. Погиб его солдат. Пошел в самоволку и пропал, как оказалось — утонул. На фотографиях в интернете в Чарнали показаны одни горы, а мне почему-то запомнилась равнинная местность. Мы с ребятами уходили довольно