Кира Эллер - Кома Страница 30

Не знаю, сколько там я стояла, пока в приемной не зазвонил телефон. Как-то мгновенно поднялась возня, легкий топот в коридоре. Кажется, к дверям приемного отделения подъезжала, подвывая, Скорая. Я очнулась от ступора и поняла - или сейчас, или никогда. Я быстро наклонилась, легонько поцеловала Иде в губы и повернулась к системе жизнеобеспечения. Я бы запуталась, конечно, но сверху следовал один четкий совет за другим. Я свела звук реанимационного сигнала до нуля, а затем отключила кислород. Удары сердца, довольно размеренные на мониторе, сменились хаотическими прыжками, а затем внезапно улеглись в одну прекрасную прямую линию. Такую же прямую, как канат, что сейчас уже тянет лифт к облакам.

Включилась аварийная мигалка, правда, беззвучно - звук-то я отключила. И все же я быстренько поцеловала Иде еще раз, и смылась из палаты. Если звук я отключила внутри, то на пульте у дежурной медсестры сигнал тревоги навряд ли отключен. По дороге я прошла мимо дверей инфекционного отделения, не забыв заглянуть в топку, где сжигались всякие заразные предметы. Мир праху вашему, тапочки, перчатки и халатик.

Вернулась я кружным путем, вставила в нос кислородную кишку, старательно ввинтила на старое место иглу от капельницы - два раза в одно и то же место, лучше сразу застрелиться, на мой взгляд, и откинулась на подушки. Боги были милостивы и избавили меня от мыслей, оценок и рассуждений - заснула я сразу.

Когда я проснулась, в палате никого не было. Где-то там, за окном ярко светило солнце, пробиваясь сквозь жалюзи, отчего и пол, и постель и даже я сама казались раскрашенными в веселую желтую полоску. Дышалось легко. Голова была ясная, я прекрасно помнила все, что было. Я подняла левую руку, хотя она слушалась не совсем. Часы были на месте и показывали 11 часов утра. Значит, правда. Все, что было, случилось на самом деле. И теперь Иде заправляет миром, а я стала богом. Богиней, точнее. Я засмеялась. Ну кто бы мог подумать, что простая поездка на отдых может так обернуться?

Слабой рукой я дотянулась до тумбочки и стянула с нее пульт, чуть не уронив. Хорошо, что удержала, с пола мне бы его ни за что не поднять слабость во всем теле был дикая. Настолько дикая, что я промучилась с минуту, пытаясь включить телевизор - не могла как следует даже на кнопку нажать.

Ничего особенного не было, биржевой канал как обычно выдавал поминутно результаты торгов, шли какие-то дурацкие новости и старый русский фильм. По первому каналу транслировали в прямом эфире ежегодный фестиваль "Rock Summer" и там бегали и орали новоиспеченные эстонские рок-звезды, а девчонки в публике бросали на сцену бюстгальтеры и вообще вели себя крайне непристойно. В принципе, этот фестиваль я люблю смотреть, хотя бы для того, чтобы увидеть, какие новые дураки появились за год в шоу-бизнесе, но сейчас у меня от криков и воплей разболелась голова.

На MTV безраздельно царили Бивис и Батхед, где в очередной раз их мучили испанским, а Бивис бегал и кричал, что он Великий Кукурузо. Дибилизм, конечно, но это было лучшее из того, что я могла посмотреть.

Когда Бивис в натянутой на уши футболке уже шатался как неприкаянный по коридорам, в палату вошла медсестра. На секунду она застыла, потом бросилась ко мне, стала проверять пульс или что там они проверяют, чтобы удостовериться, что пациент не помер и чувствует себя хорошо.

- Вы давно очнулись? - спросила она меня участливо.

- Да нет, недавно, - ответила я. Точнее попыталась, потому что голос меня тоже не слушался.

Она задала мне пару вопросов, на предмет выявления признаков деградации и потери памяти, как полагаю, и побежала за врачом. В течение следующего часа меня как ватную куклу мучили в каком-то кабинете, тоже наверняка в целях проверки. После чего мне дали салат и стакан кефира - больше нельзя, как было сказано, и я уснула опять. На этот раз нормально и без погружений в другие реальности.

Когда я проснулась, у постели сидела Мон с весьма странным выражением лица - с одной стороны оно было глуповато-радостное в связи с моим воскрешением, с другой - было ясно, что что-то ее мучает и как мне это объяснить, она не представляет. На самом деле, кроме слабости во всем теле меня ничего не беспокоило, а о причинах ее волнений я вполне догадывалась, но все равно надо было придать ситуации логичность. Только я начала раздумывать, как бы понатуральней обставить свое пробуждение, опираясь на знания, полученные из просмотра сериалов, где постоянно кто-то валяется в коме, как Мон встала, решив поправить на мне одеяло. Благородное дело, конечно, но выполняя этот маневр, она по пути задела капельницу, и иголка, которую раньше я не ощущала, впилась в меня как змея. Разумеется, я застонала.

- Кей, дорогая, - Мон схватила меня за руку, - Кей, ты меня слышишь?

Я снова застонала - она так трясла мою руку, что иголка от капельницы впивалась в мою плоть все больше и больше. Само собой получилось, что я очень плохо себя чувствую.

- Слышу, слышу, - прошептала я, - только не тряси меня.

- Ой, - она аккуратно положила руку обратно на одеяло и легонько ее погладила, - извини. Ты правда в порядке?

- Жить буду, - слабо улыбнулась я, - не переживай.

Тут она взяла и заплакала, громко и безнадежно. Она прямо таки тряслась вся и в такт ей бренчали склянки на тумбочке.

Я погладила ее по руке пальцем, на большее сил не хватило, и прошептала:

- Ну чего ты? Со мной все в порядке, не плачь.

Но она продолжала сотрясаться в рыданиях.

- Что-нибудь случилось, Мон? Чего ты так убиваешься? - не выдержала я.

Она утерла сопливый нос платком и, хлюпнув для порядка еще пару раз, ответила:

- Я... я просто не могу тебе об этом сказать... Язык не поворачивается.

- Я все равно хочу знать, - сил у меня оставалось все меньше и меньше, конечности не слушались, язык не ворочался и жутко хотелось спать, - Ну?

Она захлюпала с удвоенной силой.

- Иде... больше нет.

Я откинулась на подушки и уставилась в потолок. Значит, все. Свершилось. Надеюсь, он получил то, что хотел. Однако, какой сегодня день?

- Когда? - прошептала я.

- Четыре дня тому назад, - Моника снова начала сморкаться.

Четыре дня... Ловко придумано, Дьявол. Усыпил меня, чтобы я очнулась уже позже... Никаких следов, никаких подозрений, очень ловко и хитроумно подстроено...

- Кей, - Мон уже заикалась от плача, - я тебе главного не сказала. Он мог выжить... но его убили, - худенькие плечи ходили ходуном, - кто-то отключил подачу кислорода... Его убили, как и Шейна, - и она в рыданиях сползла на пол.

Наверное, мне тоже стоило заплакать, но я не могла. Во-первых, я прекрасно знала, что для Дьявола жизнь не закончилась, наоборот, все только-только начинается, а потому оплакивать его было совершенно ни к чему. А во-вторых, у меня не было никаких сил устраивать тут показательный спектакль со слезами. Когда я раздумывала, в палату на мое спасение вошла медсестра. Увидев валяющуюся на полу Монику, она пришла в ужас.

-Что вы делаете? Встаньте немедленно! - она подняла Мон и ухватив за плечи повела к выходу. Я успела расслышать ее тревожный шепот, - вы ей, надеюсь, ничего не успели сказать?!

После выдворения моей подруги в коридор, она вернулась, неся за собой шлейф из аромата валерьянки, и с деланной беспечностью начала поправлять одеяло.

- Это правда? - спросила я, - Дьявол умер?

Медсестра смерила меня взглядом, вероятно пытаясь понять, устрою ли я истерику и насколько она мне повредит.

- Я не буду плакать, - тихо прошептала я, - я просто хочу знать правду.

- Ну, - сомнение в ее взгляде еще читалось, но, похоже, она была не из тех, кто пропагандирует ложь во спасение, - да, правда. Он скончался четыре дня назад, ночью, от недостатка кислорода.

- Это была случайность?

Она опять помедлила с ответом.

- Нет. Но этим уже занимается полиция. А теперь спите, - сказала она голосом, исключающим любые возражения, - помочь ему вы уже не сможете, так что лучше подумайте о себе и постарайтесь отдохнуть.

С этими словами она выключила телевизор, поплотнее задвинула жалюзи и решительно вышла из палаты. Наконец-то я могла отдохнуть. Конечно, мне надо было многое обдумать, но на это времени будет еще предостаточно, а сейчас мне нужно было выспаться.

Мне потребовалось чуть больше недели, чтобы прийти в себя и встать на ноги. Все это время Монику к мне не пускали, боялись, что своими истериками она может спровоцировать меня на очередные глупости. Похоже, все уже в городе знали, что перед катастрофой мы с Дьяволом помирились.

Где-то на третий или на четвертый день ко мне стали пускать посетителей, и первым в моей палате оказался мой любимый троюродный брат. Он шмякнул на кровать огромный букет желтых роз, поцеловал меня в макушку и долго смотрел мне в глаза.

- Выходит, я был прав? - спросил он наконец, - У вас с Дьяволом действительно все наладилось перед...

- Да, ты был абсолютно прав, - отозвалась я. Я не могла плакать, потому что знала, что для расстройств нет причин, а люди вокруг думали, что я настолько шокирована, что эмоции просто не проявляются. Мне от этого было только легче - таким отношением они избавили меня от необходимости устраивать показательные сцены самоистязания.