Бессонов - Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков Страница 30

Чистки эти периодически производились во всех В. У. З. и во время их выбрасывались все те, кто не желал присягнуть {145} советской власти, то есть открыто ее восхвалять. За него хлопотали два профессора, но "коллектив коммунистов" остался непреклонен и последнее время он работал, - физическим трудом добывая себе хлеб. Происходил он из крестьян. Отец его еще при царском правительстве выслужился и был начальником почтового отделения. Интересно отметить, что ни он, ни его товарищи по партии, с которым он работал, не знали женщин.

Когда он вошел в камеру, и я рассказал ему порядки, его первые слова были: "Надо протестовать". Я уже тогда отлично понял, что из этого ничего не выйдет, но не возражал ему, пока он сам в этом не убедился.

Сразу же по прибытии, он потребовал у надзирателя бумаги для заявления. В определенный день ему ее дали (в этом не отказывают), и он подал несколько заявлений о вызове на допрос и о переводе его на политический режим. Но никто никак на это не реагировал. Его нервировали и давали ему возможность "подумать". Так продолжалось недели две. Он собрался объявить "голодовку".

Я знаю случай протеста политических иного рода. Он произошел по вине самого Г. П. У. Оно сразу арестовало около 300-т человек "политических", не сумело их рассовать по разным тюрьмам и посадило их всех на Шпалерную. Они расколотили окна, сговорились, объявили голодовку, переломали что возможно в камерах, но получили только "моральное удовлетворение". Им всем усугубили наказания, большая часть их попала на Соловки. Конечно, сделай это не "политические", они были бы немедленно расстреляны,

Организм моего компаньона был уже подорван усиленным физическим трудом, тюремного пайка конечно не хватало, и мы начали голодать вместе.

Недели через две его вызвали на допрос. Пришел он оттуда расстроенный. Ему навалили кучу обвинений. Я его утешал, что это их обычный прием заставить допрашиваемого заговорить и тем выдать себя.

Последствия этого допроса были очень существенны - его перевели на политически паек. А вместе с его жизнью улучшилась и моя.

Всегда в советской Poccии y меня был потайной карман.

{146} Не раз служил он мне службу, сослужил и теперь. В нем я пронес в камеру трудовую книжку и деньги. Паспорт я конечно уничтожил в уборной, а деньги сохранил. У К-ва денег не было, но зато было разрешение покупать продукты, выписывая деньги из канцелярии, куда родные должны были вносить их на текущий счет. Конечно надзиратели могли бы заметить, что деньги не выписывались, а есть на руках , но это как то проходило. Вообще же на деньги в советских тюрьмах смотрят сквозь пальцы. Ведь не будь их притока с воли, хотя бы в виде продуктов, 90 проц. сидящих ушло бы на тот свет.

Покупка продуктов разрешалась два раза в неделю. Помню с каким нетерпением ждали мы их в первый раз. Мы заказали хлеба, масла и сахару. Когда их, принесли, то съев свой ужин, мы с кипятком по настоящему разговлялись, намазав хлеб маслом и посыпав его сахаром. Это был праздник. Сытый голодного не понимает и это трудно понять тому, кто не голодал по настоящему. Мы съедали в среднем по четыре фунта хлеба в день.

Кроме разрешения покупок, К-в начал получать и другой паек

- 2 фунта хлеба, суп с мясом, настоящую кашу, сахар и 1-16 -тую фунта махорки в неделю. Но это было не все.- Нам дали книги, газеты, К-в ходил на прогулку. Электричество гасили только в 11 часов вечера. Я с удовольствием вспоминаю наши вечера, когда мы вечером читали, разговаривали или... искали вшей. У К-ва их было неимоверное количество, его платье было усеяно ими. Я находил их не более 6-7 штук в день. Есть русская тюремная примата: - Вши приходят к человеку, когда падает его дух.

Один из таких вечеров был очень веселый...

В Россию приехали английские делегаты -Персель и К-о. Газеты были полны ими. Делегация восхваляла все: она ездила в Грузию и видела ее самостоятельность и лояльность по отношение к советской власти. Она посещала заводы и фабрики и видела поднятие промышленности и производительности труда. Побывала в нескольких детских домах и пришла в восторг.

В газетах - речи, отзывы, письма...

Был вечер. Мы разговаривали и восторгались ловкостью большевиков... Нам было понятно, что советская власть {147} покажет то, что она хочет и как она хочет. У нее всегда есть в запасе десяток образцовых заводов, детских домов, школ и т. п. Она сумеет заставить плакать или смеяться.

К-ве сидя на скамеечке вспоминал газету и, как всегда, когда он был чем-нибудь очень доволен, подскакивал и кричал на всю тюрьму: "Ай, Ай! Ах ты леший! Но это еще только цветочки, ягодки впереди"!.

И действительно. Вскоре нам принесли газету и, как обыкновенно, я начал читать ее вслух. На первой странице жирным шрифтом было помещено письмо Бен-Тилета. К сожалению я не помню всего его содержания, где он восхваляет те, или другие советские учреждения. Читая его начало, мы только улыбались. Но когда дело дошло до фразы: "Ваш милосердный тюремный режим заставляет меня умиляться вашей гуманностью", наши улыбки перешли в смех. Смех в хохот... Но какой! Два здоровых мужика минуты две - три хохотали как истеричные женщины... Остановились, начали читать, но не могли "Ой, ой", кричал К-ве, "его бы сюда, он понял бы милосердный тюремный режим". И мы снова хохотали. Но правда, в нашем смехе было больше слез, чем веселья...

Я всегда, всю свою жизнь буду помнить имя Бен-Тилета, как человека, который может заставить смяться в самых тяжелых условиях.

Нигде так не сходятся люди, как в тюрьме. Здесь они показывают себя со всех сторон и если они доверяют друг другу, то здесь они высказывают свои самые сокровенные мысли. Часто у нас с К-м завязывались интересные разговоры. Естественно, что меня в первую очередь интересовали вопросы духовные. Мне хотелось проверить себя и проверить свои основы и поэтому я со всех сторон подставлял свои убеждения под его удары. До этих разговоров мне часто приходило на ум: А что если я неправ? Что если идущее в мире материалистическое учение социализма, действительно даст ему счастье? Что если оно реальнее, практичнее, и жизненнее, чем отброшенное людьми Учение Христа?

Противник у меня был серьезный. Молодой, много читавший и умевший использовать свои знания.

Но чем больше я с ним говорил, чем большее {148} количество вопросов было затронуто, чем яснее он выражал свое учение, тем тверже и тверже я верил в жизненность Учения Христа и в утопичность и нелогичность материалистического учения социализма. "Бога нет, совести нет, ответственности перед ней в будущей жизни нет", говорил он.

"Почему же вы меня не убьете за 25 штук папирос? Вы живете раз... Только этой земной жизнью... Вы хотите курить... Вы находитесь в таких условиях, что не ответите перед законом... Почему вы меня не убьете и спокойно не закурите папиросу"? Возражал я ему. "Прошу вас ответить мне на этот вопрос так, чтобы я понял или хотя бы почувствовал, что вы правы".

И тут сыпались его доказательства. Он меня совершенно забрасывал всем тем, что он впитал в себя. Тут был и закон взаимопомощи и математический, как он нарывал, закон социализма. Но толкового, ясного, простого ответа он мне дать не мог.

С удовольствием читая и говоря о Достоевском, он совершенно не выносил, когда я упоминал о его "Бесах". Это его произведение он называл и безнравственным и не художественным и вообще возмущался тем, что Достоевский мог его написать. Когда я говорил, что Достоевский пророк, то он приходил просто в ярость.

Я его просил объяснить мне разницу между большевиками и меньшевиками. Bcе его ответы вертелись около революционности одних и эволюционности других.

"Но ведь вы тоже признаете насилие"? Спрашивал я его.

- "Да, для захвата власти и орудий производства".

- "А потом"?

- "Мы от него откажемся".

- "Почему"?

- "За ненадобностью. С захватом власти и орудий производства уничтожатся классы, при современной технике рабочий день дойдет до двух часов и каждый, работая по способностям получить по потребностям".

-А вы не допускаете, что какая-нибудь группа лиц, какой-нибудь профессиональный союз, совсем не пожелает работать, а предпочтет захватив власть, заставить всех работать на себя?"

{149} - "Вы рассуждаете по детски", горячился он.

Да, соглашался я. И я бы хотел всегда рассуждать по детски. На мой взгляд это самое логичное. - Вы допустите, что какой-нибудь профсоюз химической промышленности решит, что довольно работать и пользуясь своим продуктом. как оружием, захватит власть, образует новый класс и будет диктовать миру свои условия".

Мне часто приходило в голову: Передо мной человек, который в нравственном отношении стоит много выше меня, человек, который отдает свою свободу, которую он так ценит, ради любви к ближнему, ради своей идеи. Я верю в вечную жизнь нашего духа. И являлся вопрос? Неужели он, в будущей жизни, не спасется от ответственности перед своей совестью - Богом?