Ничего, кроме нас - Дуглас Кеннеди Страница 30

— Поздравляю, ты выдала себя с головой, — фыркнул Диджей.

Когда я пересказала этот разговор Бобу, убежденная в том, что если знает Диджей, то скоро узнают все, он ничуть не озаботился:

— В Бета-братстве никто ничего не знает, потому что иначе, уж поверь, заклевали бы без жалости. И не переживай ты так. Мой папаша говорит, что за гонором легко скрыть неуверенность. Поэтому выше нос, и плевать тебе на всех спортсменов и чирлидерш в мире. Да и на интеллектуалов, которые считают, что ты обязана дружить только с ними. Все они существуют только для того, чтобы напоминать тебе: ты лучше большинства людей в этом мире, потому что не боишься быть непохожей и умной.

Слушая Боба, я сама не заметила, как обняла его. А когда он закончил, долго страстно целовала, прежде чем заговорить:

— Ты, может, первый человек, который меня всерьез зацепил, и я чувствую, что влюбляюсь. Влюбляюсь без памяти. И от этого мне легко, и я чувствую себя счастливой — это приятный сюрприз, потому что до сих пор мне совсем не часто приходилось быть счастливой. Но одновременно все это меня очень тревожит.

— Потому что…

— Потому что я боюсь всерьез влюбиться в тебя, и потому что мы такие разные внешне — пусть даже вместе мы нереально круты, — и потому что мне нравится заниматься с тобой любовью, и потому что от всего этого вместе мне очень-очень страшно, потому что…

Боб наклонился и взял мое лицо в руки:

— Эй, и я в тебя влюблен. И считаю, что это очень клево. Так не пора ли нам завязать со всей этой конспирацией и вместе появиться в колледже?

Я была ошеломлена. А еще мне понравилось то, что Боб не боялся быть со мной откровенным — позже в ту ночь он рассказал, что всегда считал себя «пентюхом из Саути», что его мать Айрин всегда на взводе и периодически впадает в тяжелое состояние, может целый день пролежать в постели, не есть и не пить — тогда, в 1972 году, никто еще не называл это депрессией, — словом, что она уже много лет не в себе.

— Зато с отцом мне повезло, — рассказывал Боб, — хотя он, конечно, сильно огорчился, что я не получил полную футбольную стипендию в Бостонском колледже, где заправляют иезуиты. Их команда подпитывает игроками из НФЛ. В Бостонском колледже звездой стать легко, к двадцати двум годам можно сделаться профессионалом. Одного папа не знал — что я не хочу становиться профи. Боудин я выбрал не только из-за полной стипендии, а еще и потому, что уровень образования здесь высокий. Папаша пока не знает, но я через год собираюсь поступать в аспирантуру. Хочу писать диссер по английской литературе. Хочу быть профессором, преподом.

— Так это же здорово!

— Он будет мной гордиться, если я продолжу хорошо учиться и получу полную стипендию в Лиге плюща. Но не преминет позудеть на тему о том, что я всю жизнь буду жить на нищенское жалованье и что с моими оценками в Боудине, да притом еще и спортсмену, разумнее идти на юридический. Есть такое устоявшееся мнение, что мы все должны стать юристами — в Америке это лучшая гарантия благополучной жизни. Но стоит только представить, как через восемь лет я рву себе задницу, чтобы сдать экзамен на адвоката в Массачусетсе, так я сразу думаю: меньше всего в жизни я хотел бы такой жизни.

— Тогда не поддавайся. Становись профессором. На чем бы ты специализировался?

— Моя мечта — учиться у Гарольда Блума[36] в Йельском университете… хоть и понимаю, что в итоге не избежать мне стать докой по части Чарльза Диккенса и викторианскому роману. Если так и будет, папа будет не так сильно разочарован.

После того вечера мы с Бобом отважились показаться в колледже вместе. В небольшом местечке вроде Боудина слухи распространяются со скоростью света. Хотя на публике мы держались пока довольно сдержанно, но таиться перестали. И народ начал это замечать. Как-то на собрании в редакции Сэм осведомился, не собираюсь ли я — первая из членов редколлегии «Пера» — попробовать свои силы еще и в чирлидинге? Сказано это было шутливо и с мягкой улыбкой, отчасти смягчившей резкость комментария, не говоря уже о подтексте — Сэм явно огорчился за Диджея, из-под носа у которого меня «увели» (кстати, всю жизнь терпеть не могла это выражение).

Когда мы с Бобом зашли в аудиторию на лекцию профессора Хэнкока, Полли Стернс, закатив глаза, шепнула:

— Привет попугайчикам-неразлучникам.

Даже сам Хэнкок, когда я пришла к нему на консультацию, ясно дал понять, что все знает о моем романе с футболистом.

— Хотите, расскажу вам историю из своего прошлого, — предложил он в один прекрасный день, когда мы сидели у него в кабинете. — За год до поступления в докторантуру я летом посещал курс англо-ирландской литературы в дублинском Тринити-колледже, очень рекомендую вам рассмотреть его, когда будете на третьем курсе и речь пойдет о практике за границей. Те два месяца в Дублине стали для меня чем-то вроде приятной интерлюдии, шансом почитать Джойса in situ. Дублин оказался серым, дождливым, мрачным и совершенно чудесным городом, у меня то и дело возникало чувство, что я попал в какое-то очень доступное для понимания и в то же время абсолютно чужое место. В числе прочего я понял про Дублин одну штуку — там все друг про друга знают всё, вплоть до того, кто что ел на завтрак. В Боудине то же самое, только он еще меньше. Так что до меня дошли слухи, что вы встречаетесь с мистером О’Салливаном.

На это я могу сказать только одно: вам обоим повезло, что вы нашли друг друга.

С этого момента мои отношения с профессором Хэнкоком стали более дружескими. Я почувствовала, что доверяю ему и смогу открыться в случае необходимости. Большую часть времени мы обсуждали вопросы, связанные с учебой. Но мало-помалу он начал расспрашивать меня о родителях, братьях, о том, как я воспринимаю мир — все это коловращение жизненных обстоятельств. Он и сам охотно говорил со мной о себе. Например, о своей любви к фортепьянным регтаймам Скотта Джоплина[37], о том, как познакомился со своей женой, в девичестве Марианн Кэбот — девушкой из аристократической семьи, входившей в элиту Бостона, — и о том, как они поженились сразу после окончания университета. У них было трое сыновей — Тео-младший, Сэмюэл и Томас, — все младше десяти лет. Он рассказал о своей парусной