Леонид Нетребо - Мидии не родят жемчуг (рассказы) Страница 31

"Это хорошо, что ты еще жив. Сначала я хотела твоей смерти. Это было моим самым сильным желанием. Просто, чтобы ты шел с той, другой, по улице и вдруг упал и умер, или чтобы тебя задавила машина, или чтобы ты заснул и не пробудился: она проснулась среди ночи, хвать тебя за плечо - а ты холодный... Это чушь, конечно. Но было именно так: я хотела твоей смерти. Однако чуть позже я испугалась. Это произошло после моего второго быстрого замужества: на своей свадьбе я смеялась, хохотала, но внутри, слышишь, проклятый, - я плакала. Я обманывала Виталика. Нет, ты не должен умереть раньше времени, не умирай. Не умирай, пока я тебя ненавижу. Я должна тебе все сказать, я должна тебя ударить, избить, исцарапать, изгрызть. Так, чтобы ты после этого стал мне совершенно безразличен. Чтобы вспоминая тебя (иногда, случайно), я - зевала!... Я хочу, - знаешь, просто умираю, как хочу, - стать к тебе безразличной. Поверь, мне от тебя больше ничего не нужно."

Ты моя жертва. Моя месть пока только вот в чем: я наблюдаю за тобой, а ты ничего не понимаешь. Как ты, ставя мне рога, наблюдал за мной, зная, что я ничего не понимаю. Но этого мало. Конечно, мало. Этой идиотской власти над "тобой" - мало. Для большего нужен повод. Но настоящего повода пока нет. К сожалению. А провоцировать, ты прекрасно знаешь, я не умею.

Он действительно красив. Он всегда был красивым. Я изменилась за наши пять лет супружества. Надо сказать, не в лучшую сторону (мнение Виталика не в счет): появились морщины - пусть легкие. Хотя... Несомненно, я стала женственнее, до этого я совсем была похожа на мальчишку. Сейчас от того мальчишки - лишь небольшой рост, изящная - чего уж там! - худоба, манера одеваться, удобно для моей журналистской работы: джинсы, свитер... (Я даже сумочку не ношу, все по карманам удобной, парусиновой репортерской куртки "супер-кенгуру", как я ее называю.) Словом, изменения, мне кажется, есть. Он же остался таким, каким я его впервые встретила: зрелым, уверенным и... красивым, черт побери. Высокий, черноволосый, слегка вьющиеся локоны, неизменная бородка с неизменной, наверное, врожденной, проседью. Под аккуратными усами - всегда красный, прямо-таки кровавый рот с "резными" губами... Это все, что мне в конце концов стало ненавистно. После того, как ему на все, что касается меня, стало наплевать. Обидное в том, что я долго не могла почувствовать этот момент, момент равнодушия. Когда почувствовала, то это было, во-первых, поздно по сути, по глубине, во-вторых, стало "вдруг" ясно, что этот пресловутый момент - по времени - наступил давно. В данном случае, повторяю, "поздно" и "давно" - не одно и то же: было (поздно!) обидно за себя ту, более "давнюю", раннюю, дурную и неопытную, к которой оказывается, давно - стали равнодушны. Я совсем запуталась. Шею можно сломать, распутывая и оглядываясь.

Сейчас, наблюдая за ним, я открываю его по-новому, убеждаясь, что это была действительно мразь (так я его назвала при расставании - единственное, кстати, что я могла тогда сказать - еще не веря в свои слова. Сказала, чтобы что-то сказать). Теперь я убеждаюсь, что оказалась права. Это доставляет мне удовлетворение с одной стороны и, с другой, еще больше распаляет мою обиду. Необходима разрядка, но в чем она может заключаться по отношению к совершенно незнакомому человеку, которому невольно выпало играть чью-то, в данном случае отрицательную, роль. Это смешно, но мне не до смеха. Я вновь поднимаю глаза на миссис Смайл и понимаю, что у нас с ней есть что-то общее, что-то необъяснимое словами. Кроме уже понятого: того, что мы обе смеющиеся в ненависти плакальщицы. Я тоже миссис Смайл. У нас даже один враг. Стоп!

Вот и выход.

"Супруг" уже виноват перед ней, значит заслуживает наказания. И совсем не важно, кто из нас, я или миссис Смайл, совершит правосудие. Как хорошо и удобно все поворачивается! Это при том, что я прекрасно понимаю: "удобный поворот" - следствие того, что у меня "едет шифер".

...Нет, все-таки есть какая-то высшая справедливость! Мне дан шанс, и я впредь уже буду недостойна божьей милости, если им не воспользуюсь. Это я поняла, когда заметила: "супруг" закончил читать, поставил несколько книг на стенные, доступные всем читателям стеллажи с рекламными экземплярами, несколько книг отдал миссис Смайл, опять двусмысленно улыбаясь, и торопливо ретировался. Эта торопливость понятна: одну книгу он положил в полиэтиленовый пакет и вместе с этим пакетом вышел. "Супруг" это и есть тот самый книжный вор!... Мое трехдневное сиденье в этой библиотеке вознаграждено. Теперь я отомщу за нас обоих.

"...Я опозорю тебя на всю библиотеку. Сюда вызовут милицию. Потом об этом вопиющем случае сообщат на твою работу!... И так далее. Это будет моя месть тебе за миссис Смайл и, самое главное, за меня. А потом, если хочешь, умирай!... Или живи на здоровье, - это уже не будет иметь никакого значения! Ни для миссис Смайл, ни для меня, ни для моего Виталика, которому ты в подметки не годишься!"

Но, издержки чудесности, неожиданного подарка судьбы, - я замешкалась, "супруг" успел выскочить. Как я могла не спрогнозировать такую возможность что "супруг" и есть книжный вор. Ведь у него же на лице это три дня было написано. Врешь, не уйдешь! Я бросаю пачку журналов на стол миссис Смайл и, провожаемая ее, ставшей вдруг удивленной улыбкой, выскакиваю из библиотеки.

"Супруг" уже на улице. В руках пакет. Лицо довольное жизнью, почти радостное. Я иду "шпиком" сзади. Подхожу совсем близко. Внимательно, насколько это возможно, осматриваю полупрозрачный пакет. Так и есть: книга. Большая. Кажется, именно такую я видела на стеллаже, какой-то справочник , видимо детский, тематический, хорошо иллюстрированный.

О чем ты думаешь? С детства читаю детективы, несколько лет профессионально занимаюсь "газетным" криминалом, но ни разу в жизни не могла смоделировать психологию воришки. Украсть у какого-то ребенка, чтобы отдать своему, и умиляться при этом сознанием того, как хорошо сделал, обеспечил чадо необходимым, и сердце сочится гордостью и умилением. Нет, ничего не получается. Вор - аномалия, выродок. А в шкуру выродка я, при всем желании, влезть не смогу. В чем-нибудь да ошибусь. Одно понятно: твое место в клетке. Но что я реально могу сделать: заломить тебе руку и отвести в милицию или обратно в библиотеку? При этом следить, чтобы ты, как опытный вор-карманник, не избавился от пакета. Смешно. Ты останавливаешь такси! Это катастрофа. Сейчас сядешь в эту грязную "Волгу", и прощай мои мстительные мечты! Хотя бы одно доброе дело из этой неудачной истории я должна выжать - хотя бы вернуть в библиотеку украденную книгу.

Ты открываешь дверцу, сгибаешься с намерением забросить свои драгоценные чресла на мягкое сиденье. В это время я обеими руками, маленькими, но крепкими (ты должен помнить!), хватаюсь за твой пакет и со звериной решительностью рву его на себя...

Я едва устояла на ногах, а у тебя в кулаках остаются только пластмассовые ручки от пакета.

...Ты бежишь следом.

Я ошиблась: полагала, что ты не будешь меня преследовать с целью вернуть нечестно добытое. Потом я решила использовать твою жадность в своих целях. Сначала притворялась немощной, бежала прихрамывая. Мне взбрело в голову таким образом, по примеру какой-то птицы, отвлекающей хищника от гнезда с птенцами, заманить тебя куда-нибудь поближе к милиции или библиотеке. Но потом я обнаружила, что бегу не известно куда. Просто бегу и все. Я элементарно заблудилась, не зная города, района.

Ты загнал меня в какую-то тупиковую подворотню. Я заметалась у стены. Зачем-то сняла рваный пакет с этой большой книги и, торопливо смяв, бросила его тебе в лицо. Ты завалил меня на землю и стал вырывать свой нечестно добытый талмуд. Я умею кусаться, - ты не знал об этом?!... Тогда ты высоко размахнулся и ударил меня своим огромным кулаком в грудь. Ух, как хорошо! Ну, давай еще! Ты не просто бьешь - ты выбиваешь себя из меня... Но... мне больно. Все-таки ты подонок... Ты как будто услышал, ударил еще. Надавил коленкой на мой беззащитный живот. Я задохнулась, у меня потемнело в глазах. Сейчас изо рта полезут кишки. Еще один удар, и я потеряю сознание, а потом, может быть, умру.

На паническом, еще не равнодушном остатке сознания я вновь ощущаю книгу в своих руках, запрокинутых за мою дурную голову. В этой самой голове мелькают, разумеется, глупости: книга - источник знаний... знание - сила. Быстрыми толчками, синхронными со стуками крови во всем организме, я напитываюсь мыслью, которая удерживает меня в рассудке: знание - сила!... Да, черт возьми: с радостью убеждаюсь, что книга еще не выпала из рук, закинутых за голову, собираю последнюю энергию и хлопаю этим гроссбухом, источником знаний, по твоей красивой голове. Затем еще. Еще! Хочу еще, но сил на большее не хватает.

Твои глаза превращаются в два белых шара. Ты медленно разгибаешься, выпрямляешь торс, отпускаешь от меня свои руки, как хирург от больного, и также медленно, как бы нехотя, берешься за свою красивую голову. Наверное, там сейчас колокольный звон и поют ангелы. Сидящий на коленках и покачивающийся, ты напоминаешь йога. А вместе мы напоминаем что-то из "Кама-сутры". Нокдаун.