Анатолий Курчаткин - Солнце сияло Страница 31

Только позднее, ощутимо спустя, мне станет по-настоящему ясно, о чем говорили Бочаргин с ветераном рока. А тогда я только хлопал глазами и ушами и что осознавал - так лишь оскорбительность их слов.

Я встал, взял со стула рядом с диван-кроватью, где возвышались богдыханами Бочаргин с ветераном рока, свою куртку и молча двинулся к двери.

- Опять ссать? - произнес мне в спину бас-гитарист Бочаргина.

- Хочешь подержать? - приостановился я на пороге.

- Да ты! - рванулся ко мне бас, не выпуская из рук стакана.

Я уже приготовился к рукопашной, сосредоточив свое внимание на стакане, который мог быть использован как холодное оружие, но бас дал себя удержать, и я без помех покинул гостеприимную комнату Бочаргина.

Назавтра в буфете Стакана Юра Садок, когда мы встретились за чашкой кофе, говорил мне возбужденно:

- Ты их прохватил! Ты их до печенок прохватил, просадил до крестца! Бочар решил, ты его слышал - и дерешь у него.

- Какое я его слышал, откуда?! - перебил я Юру.

- Ну так и я ему о том же, но его просадило: спер и спер!

- Болван он, твой Бочар, - сказал я. Вспомнил тот образ, который возник у меня впечатлением от Бочаргина, и добавил: - Квадратный болван.

Юра с горячностью запротестовал:

- Нет, ты не прав. Он просто столько в андеграунде просидел... у него мозги, конечно, вскипели. Его у нас до сих пор признавать не хотят, а на Западе знаешь как ценят?

- И канал бы тогда на Запад, где его ценят. Что он вернулся?

- Нет, тут все не так просто. - Юра, говоря это, взялся даже на миг за косичку. - Ценить ценят, а тоже не очень хотят чужаков пускать. Своя тусовка, свои понятия - и вдруг здрасьте, кто-то из России приперся.

- Так он же говорит, ему хорошо в андеграунде.

Юра покачал головой. В этом его движении была особая, весомая значительность.

- Нет, это непросто все. Очень непросто.

Он дорожил отношениями с Бочаргиным, он ставил их выше отношений с другими (например, со мной), - это было ясно еще и по вчерашнему его поведению.

- По-моему, Юра, - сказал я, - не много тебе уютней с ним, чем мне.

- Да нет, тут о чем говорить, - Юра усмехнулся. - Конечно, неуютно.

- А что же ты тогда с ним пасешься?

Юру, судя по тому, что он опять взялся за косичку, внутренне передернуло.

- Он с какими связями приехал, ты понимаешь? Мне как музредактору его связи можешь представить как нужны? Я "роллингстоунзам" позвоню, они мне что, клип свой бесплатно у нас прокатать дадут? А я их должен дать. А денег у меня на них - ни копья. Просек теперь?

Я просек. И оценил прямоту Юриного признания. И - едва не физически ощутил, что простил его.

- А как ты сам к его музыке? - спросил я.

- Вполне положительно. Представь: если мне нравится, что ты делаешь, а я говорил, вы похожи, так нравится мне его музыка или нет?

Это было слишком витиевато, чтобы действительно означать то, что он сказал.

- У тебя есть какие-то его записи? - Я решил, мне нужно самому услышать Бочаргина.

По лицу Юры я видел, он раздумывает, что мне ответить.

- На диске, - сказал он затем. - Специальная аппаратура нужна для прослушивания.

Он хотел, чтобы я отказался от своей идеи услышать Бочаргина! По его мысли, я должен был это сделать: кто тогда и имел понятие о компактах единицы, у меня дома он не видел и следа какого бы то ни было моего знакомства с последними мировыми достижениями в области звукозаписи. Мысленно я поблагодарил Иру за новогоднюю ночь, принесшую мне это знакомство.

- Отлично, - обрадовал я Юру. - На диске! Это он где, на Западе записывался?

Юра смотрел на меня с удивлением и недоверием.

- Да что ты, это там какие бабки! Здесь уже. Есть одна студия, оборудована. А что, - спросил он затем, - у тебя есть на чем слушать?

- А как же, - сказал я.

Юра был обезоружен. Кто знает, может быть, в каком-нибудь углу у меня действительно стоял и ждал своего часа нераспакованный музыкальный центр. А для плеера и вообще много места не требовалось.

- Принесу, - сказал он. - Конечно.

- А пылесосом вас что, угощали вчера? - спросил я, чтобы закрыть тему, которая, собственно, была и исчерпана, и по какой-то непонятной причине ломала Юру.

- А, этот хрен с пылесосом! - тотчас оживился Юра. - Ну, скажу тебе, ты вовремя смылся. Он всех достал! Он три часа про свой агрегат без остановки порол. Его никто остановить не мог - вот натаскан!

Тут я уже расхохотался:

- И Бочаргин снес, не выставил?

- Ну у него же пылесос этот никто не крал. Бочар кайф ловил. Он любит такие штуки.

Так на этой веселой ноте мы и завершили нашу кофейную встречу. Разойдясь вполне довольные друг другом и вновь друзьями.

А три дня спустя (два из которых были потрачены на поиски фирмы, которая поставляла бы в Москву плееры для лазерных дисков), сев в кресло и впрягши голову в дугу наушников, я нажал на плоской округло-квадратной пластмассовой коробке плеера кнопку пуска - чтобы поверить мнение Юры о Бочаргине собственным. Группа Бочаргина называлась "Гонки по вертикали". Композиция, с которой диск начинался, имела название "Саранча".

В ушах у меня звучно зашелестели ее крылья. "Эмулятор три", на котором, должно быть, и сэмплировался этот звук, был синтезатор что надо.

Я прослушал три вещи и освободил себя от наушников. Мне все было ясно. Бочаргин драл у "Кинг Кримсон" без стеснения и жалости. Почему мы и были похожи. Но я-то совпал с "кингами", абсолютно не зная их, а Бочаргин не мог их не знать. И как я совпал - манерой. А Бочаргин просто драл у них. Драл и раскрашивал под свое.

Чего Юра не мог не видеть. Прекрасно видел. Почему его так и ломало давать мне диск. Но вот почему он решил свести меня с Бочаргиным?

Сколько, однако, я ни задавал себе этот вопрос, ответа на него я не видел. И, возвращая Юре диск Бочаргина, не стал ничего говорить. Отдал и отдал. И он, взяв его, не спросил, как было бы естественно: "Ну что?". Взял и взял. Я отдал, он взял - и все.

Временами, правда, этот вопрос - зачем? - начинал вновь донимать меня, но я не мог ничего объяснить себе. Я не знал - а и откуда было мне знать? разве кому-то дано такое? - что все основные узлы моей жизни уже завязаны, будут теперь только затягиваться еще туже, и Бочаргин - один из них.

* * *

Летом того года я легализовал свое пребывание в Москве, поступив в университет. Это был один из тех во множестве возникших в ту пору университетов, которые учили чему-нибудь и как-нибудь и главное достоинство которых было в том, что они давали отсрочку от армии сильной половине человечества, а также имели платные отделения, куда можно было поступить без экзаменов. Я не нуждался ни в том, ни в другом, сдав вступительные экзамены между прочими своими делами и набрав более чем проходной балл, но все же мне нужно было ублаготворить родителей - раз, а кроме того, несмотря на уверения Конёва, что все дипломы о высшем образовании не стоят теперь и гроша, во мне за прошедший год вызрело подозрение, что диплом - своего рода защита (от слова "щит") и, хотя бы в таком качестве, он может в жизни понадобиться это два. Единственно что я выбрал для учебы университет, в котором не требовалось учиться. Не требовалось ходить на лекции, писать курсовые, сдавать экзамены в конце семестра. За все была установлена твердая такса (только, в отличие от платного отделения, неофициально), и если ты неукоснительно держался этих негласных правил, никаких проблем не возникало. Я наезжал в университет по мере необходимости опускать денежку в таксометр, тот с исправностью хорошо отлаженного механизма принимал ее - и в зачетке появлялась нужная запись. Нет, кое-какие экзамены я все же сдавал и за пять лет, которые числился студентом, сочинил несколько курсовых, но, видимо, то были какие-то особые случаи. И если бы сейчас среди вороха своих документов я не имел синего картонного складня с вытисненным на нем словом "Диплом", я бы не был уверен, что числился где-то студентом, да еще дневного отделения.

Еще тем летом изрядно энергии было мною потрачено на то, чтобы отгрызть достойный кусок пирога, называемого богатствами родины. Тогда вся страна от мала до велика стояла на ушах, мучаясь сомнениями, как распорядиться своей долей богатств, выданной властью в виде сертификатов, названных невиданным кудрявым словом "ваучер". Тонкошеий, с треугольным лицом рыжий человек, именем которого немного спустя станут называть всех рыжих котов Отечества, с воодушевлением говорил перед телекамерами, что стоимость этого ваучера - две "Волги", и каждый хотел вложить две свои "Волги" с такой надежностью, чтобы потом стричь купоны и вдоволь лежать на печи. Делая свои интервью со светилами экономической науки, я без зазрения совести терзал их вопросом, как лучше поступить с ваучерами, и если вкладывать, то куда. Светила науки были единодушны: продавать - преступление, а вкладывать - "Газпром" и "Норильский никель", доход обеспечен. Так моим волевым решением хорошо информированного человека все семейные ваучеры были вложены в эти супергиганты постсоветской промышленности, - и вот уже не один год каждая из полученных акций приносит двадцать - двадцать две, а было раз, что и двадцать семь копеек годового дохода. На совокупный доход от них, если немного добавить из своего кармана, свободно можно купить двухсотграммовый стакан семечек у окраинной станции метро.