Инна Кинзбурская - Дорога на высоту Страница 33

Михаэль ушел, повторив уже на пороге:

-- Значит, завтра в пять, в клубе.

x x x

Вечером следующего дня мы впервые увидели Генерала. Его представлял нам Михаэль.

Наш кандидат не умел так ослепительно улыбаться, как его конкурент. У него не получалось держаться запросто и в то же время сиять над толпой. Он был совсем другой. Но мы сразу поняли -- он свой. После многих ратных дел он снял военный мундир и явился перед нами в светлых джинсах и легкой трикотажной рубашке, облегающей его широкие плечи. Он был высок и крепок и весь воплощение благородного мужества.

Михаэль подробно рассказал о подвигах нашего кандидата. Он говорил вдохновенно. Казалось, мы видели нарисованные им картины сражений, горящие танки на плато Голан и нашего героя на поле брани. Михаэль светился. Кто-то мог бы подумать, что он искал себе место в лучах славы стоящего рядом воина.

Но нет. Я знаю Михаэля. Он ничего не хотел лично для себя. Он предан своей партии, любит Израиль, евреев. Сейчас он любил Генерала.

Он не только любил, он гордился. Я не раз слышала от него: "Смотрите, какую страну мы построили". Сейчас он был горд тем, что в его партии есть такие замечательные люди.

Слушали Михаэля внимательно, евреи народ любознательный, даже спросили: "Как вы могли?..." об одном из его подвигов.

Генерал ответил, скромно, коротко, Михаэль перевел. Потом еще спросили, тоже о войне. И вдруг сидящий неподалеку от меня старый еврей с длинным носом и торчащими седыми волосками поднялся и почти извинительным тоном произнес:

-- Господа... товарищи. Мы же не выбираем Министра обороны. Насколько я знаю, нам предстоит голосовать за мэра нашего города. А для этого, мне кажется, нужны совсем другие качества.

-- Как! -- Михаэль был разгневан. -- Разве все равно, что за человек будет руководить нашим городом?

-- Да, конечно, -- тем же извиняющимся тоном сказал старый носатый еврей, -но, я думаю, неплохо бы узнать, что этот замечательный человек собирается делать, когда... если станет во главе города.

Поднялся гвалт. Шумели все -- те, кто был "за" и кто был "против". Шипели: "Как ты мог?!" Выкрикивали: "Правильно!" Михаэлю пришлось объяснить Генералу смысл происходящего. Насколько я могла понять с моим далеко не блестящим ивритом, объяснение звучало примерно так:

-- Они (то есть мы) восхищены тобой, они считают, что ты достоин даже стать министром обороны Израиля и уверены, что когда станешь мэром города, будешь так же мужественно отстаивать их (то бишь наши) интересы. Они только хотели бы знать...

Кандидат в градоначальники сразу все понял. Конечно, у него есть программа, это серьезная и большая программа, и главное, что он собирается делать -- заботиться о нас, приехавших из Союза.

-- Я назову основное, -- произнес Генерал. Он вытянул вперед свою крепкую мускулистую руку. Это было внушительно. -- Первое -- иврит, -- он загнул один палец. -- Откроем много ульпанов, дадим лучших учителей. Будете знать язык, сможете быстрее и легче войти в израильскую жизнь, в израильское общество.

Ну, выучили, ну, вошли... А жить где?

Генерал загнул второй палец.

-- Будем строить дешевое жилье. Каждому нужен свой дом, нужна крыша над головой. Сразу же после выборов еду в Вашингтон. У меня есть связи, обещана поддержка, деньги. Будем строить.

Он знал, что нам нужно, наш кандидат в мэры.

-- Третье -- работа. Откроем в городе предприятия...

Давным-давно мы пели песню о том, что сказку сделаем былью. И верили. Такие мы -- хочется верить.

-- Если вы отдадите мне свои голоса, и я буду избран...

Какое может быть разговор!? Мы будем голосовать только за него. У нас будут ульпаны, квартиры, работа и еще много чего будет. Генерал увлек нас своими планами. Он рассказал нам трогательную историю о том, как мальчиком ходил в школу по парку, что рядом с клубом, парк был тогда красивым и зеленым, а теперь зачах, он хочет сделать этот парк снова цветущим, чтобы бегали здесь наши дети и внуки.

Впрочем, кажется, про парк мы услышали не на первой встрече, а после.

x x x

А старожилам нравилось вечерами отдыхать у фонтанов, им незачем было менять главу города. Он им нравился.

Наш мэр -- белозубый красавец. Где бы он ни появлялся, его лицо светится улыбкой, руки всем пожимает, всем он рад, со всеми запросто, такой вот душка. Простой, доступный. Все про него все знают, жизнь его открыта, он часть нашего бытия. Его физиономия улыбается нам с каждой страницы газетки, которая издается мэрией, иногда по нескольку физиономий на странице. Вот наш любимец публики на встрече, на заседании, на совещании, вот на спортивной площадке, на стройке, а это -- на прогулке с женой... Любуйтесь своим избранником, радуйтесь, созерцая отца города.

Ну, а если кому-то и не по душе его ослепительная улыбка, никто вас не заставляет листать газету, она бесплатная, можно и куда-нибудь зашвырнуть.

Но в последнее время огромные портреты нашего мэра, рядом по три, по пять, в два ряда заполнили в городе все стены, столбы и рекламные щиты. Казалось, весь город окутали его сияющие лики.

-- Скажи, -- спросила я свою знакомую, ту самую, которой нравились фонтаны и фейерверки, -- зачем так много улыбок?

-- Тебе мешает? -- удивилась она.

Мне мешало. Хотелось сдирать со всех стен и столбов эти портреты, безжалостно рвать их, они меня раздражали. Я этого, конечно, не делала, поскольку была человеком законопослушным. Но в одном городке на востоке страны я восхитилась смельчаком (а может, их было несколько), который отважился на то, чего бы я сделать не посмела.

Рекламные щиты и все возможные плоскости в этом городе были заклеены портретами кандидата в градоправители. Может быть, это был и нынешний его глава, кому-то пришедшийся не по душе. На всех портретах белыми кружками были заклеены глаза. Впечатление странное, неприятное, в дрожь бросающее: лицо, как лицо, а вместо глаз пустые глазницы.

Мы долго бродили по этому городу, но нигде не смогли увидеть, какие у кандидата глаза. Может, взгляд у него злой, нехороший, безжалостный, и правильно сделали, что заклеили глаза, нечего так смотреть на мир, на город, на евреев. А может, наоборот, глаза у него добрые и умные, и тот, кто поработал над портретами -- варвар и негодяй.

Я не сдирала со стен лики нашего мэра, но чем многократнее и ослепительнее он мне улыбался, тем тверже становилось мое убеждение: ни-зачто не голосовать за него, ни за что!

Свои голоса мы отдадим Генералу.

x x x

Михаэль приглашал нас на все встречи с Генералом. Сценарий каждый раз был примерно один и тот же: представление, подвиги, вытянутая вперед рука, загибание пальцев -- первое... второе... третье... Яркие словесные картины: самолет, несущийся в Штаты, самолет, летящий обратно, карманы, полные денег. И стройка, стройка... Дома для нас, неимущих. Кто откажется опустить в урну бумажку нужного цвета, чтобы потом иметь крышу над головой?

Ему верили, им гордились. О нем знали все.

Как-то раз стояла я в очереди в банке (единственное место, где очереди -дело обычное). Две дамы по-русски говорили о Генерале. Одна другой рассказывала о его подвигах. Подошел мужчина, тоже наш, из Союза.

-- Нет, -- вмешался он, -- дело было не так, -- и начал излагать свою версию хода знаменитого сражения.

-- Какая разница, -- возразили ему, -- слева подошли танки или справа? Он совершил подвиг. -- Похоже, военные действия ее вообще занимали мало, для нее было важно совсем другое: -- Он такой интересный, такой представительный, уверенный в себе. Он знает, что надо делать.

Женщины таких любят.

-- Он нравится мне как мужчина, -- произнесла одна дама, глядя на выступающего генерала. Дама эта приехала, как и мы, недавно, но была моложе и уже при должности, и с удовольствием купалась в предвыборной суете. Правда, сказав, она улыбнулась, мол, вы же понимаете, что это шутка. Но кто знает, может, все-таки не совсем шутка. Если начиналось братание лидера с народом (иногда бывало), она никогда не упускала случая оказаться рядом, поближе и спешила с ним поцеловаться. Как-то и я нежданно-негаданно удостоилась генеральского поцелуя. Но об этом позже.

Михаэль представил кандидата во всех районах города, где жили приехавшие из Союза, по второму кругу идти не стал, может, Генерал решил, что и так наши голоса у него в кармане, и он на время исчез из нашего поля зрения.

А по квартирам, в том числе и нашим, съемным, где жили олимы, ходили симпатичные парни и девушки, солидные мужчины и женщины и разносили улыбки смуглолицего красавца. Они были отпечатаны на отличной мелованной бумаге. Посетители тоже улыбались и говорили о том, как нынешний глава города любит нас, приехавших из России, и как денно и нощно заботится о нашем благе. Он сделает все, чтобы нам в городе жилось прекрасно.

В пору было и поверить. Мэр улыбался, посланцы улыбались, слова звучали обещающе -- может, все не так плохо? Найдутся такие, которых уговорить будет нетрудно.