Савченко - Лариса Мондрус Страница 34

- В "Москонцерте".

- Значит, от "Москонцерта" принесите характеристику.

Не веря легкому счастью, Шварц едет в "Москонцерт", а там партсекретарь, выслушав взволнованно-сбивчивую просьбу, мягко его осаживает:

- Эгил Яковлевич, а зачем вам Бельгия? Мы вот в октябре отправим Мондрус с ансамблем в Венгрию, по советским войскам. Вам как руководителю коллектива полезнее поехать туда. И там отдохнете как турист. Не десять дней, а почти месяц. А Бельгия от вас никуда не денется. Поедете в другой раз.

Шварц понял, что ему отказывают, хотя обещание насчет Венгрии звучало воодушевляюще. Поездку в Бенилюкс он таким образом пропустил, а командировка в Венгрию тоже не состоялась. То ли гастроли Мондрус отменили, то ли ему с Ларисой просто попудрили мозги, посулив то, чего и не планировалось. Факт, что в результате всей суеты Шварц довольствовался бесплатной путевкой от Союза композиторов в ялтинский Дом творчества. Для начала тоже неплохо.

Резюмируя последние события, происшедшие в их жизни, Лариса и Эгил пришли к заключению, что для полноты счастья им не хватает только одного завести ребенка.

Это дело, как мы знаем, тоже поддается планированию, но известно и другое: большей частью дети появляются на свет без всякого плана. Ларисе не удавалось стать матерью ни по плану, ни без плана, и теперь этот вопрос все более тревожил ее. Они с Эгилом оба молодые, красивые, талантливые, здоровые люди, им бы вундеркиндов штамповать, а Господь словно вето наложил на их желание - никаких детей! В чем дело, ни один врач в Союзе объяснить толком не мог. Об истинной причине, в общем-то легко устранимой, они узнали лишь в далеком Кейптауне, но это случится не скоро, через долгих десять лет. А пока... Говорят, добрые души, когда Бог не дает детей, заводят себе собак. Не миновала сия участь и Мондрус.

- Еще будучи в ГДР,- вспоминала Лариса,- я видела совершенно волшебных собачек, подстриженных под маленьких львов. Мне ужасно захотелось иметь именно такого песика. Помог наш приятель, поэт Саша Дмоховский. (Напомню читателю, что он - автор текстов песен "Милый мой фантазер", "Синий лен", "Озерный край" и др.) Однажды Саша устроил банкет, там был и Магомаев, которому он тоже писал тексты. Они вместе много покуролесили, и другой их приятель - Гоша. Дмоховский с Гошей привели нас потом в одну семью, где ощенилась собака. Когда я увидела в корзине этих крошечных, полуслепых, лезущих друг на друга щенков, у меня сердце сжалось. А один, полупьяненький такой, вдруг мордочку свою поднимает и так жалобно на меня смотрит, лапки протягивает. Я говорю: "Вот он и будет моим песиком". Саша и Гоша, кстати, тоже взяли щенят...

Мы его назвали Дизи - в честь негритянского джазового музыканта Диззи Гиллеспи. А через неделю нам лететь в Ялту - Эгилу дали путевку в Дом творчества. Мы бросились к Дмоховскому: "Что делать?" Саша повел нас к Гоше. Тот говорит: "Ребята, не переживайте. Вашего мальчика я возьму на воспитание к своей девочке, никаких проблем".

Я никак не предполагала, что моя крохотулька будет помнить меня. Мы отсутствовали недели три, за это время мой щеночек превратился в совершенно другое, пушистое существо. Гоша вывалил щенков из корзины и спрашивает: "Ну как, ты различишь сейчас, где твой?" Оба бросились ко мне, я поначалу растерялась, но один из них, черный, обнюхав меня, как заскулил и давай царапаться - это было незабываемо. Оказывается, у собачек очень крепкая память. Начала я его холить и стричь, и превратился мой Дизи в красивого пуделечка, который никогда и ни за что не хотел расставаться со мной. Мы пробовали на время поездок оставлять его соседям, но он устраивал самые настоящие истерики. И нам с Люсей Дородновой приходилось пускаться на всяческие ухищрения, чтобы контрабандой возить Дизика с собой и прятать в гостиницах, где собак держать категорически запрещалось.

В своем рассказе Мондрус мимоходом упомянула о Люсе Дородновой и тем самым как бы ввела в крут персонажей книги новое действующее лицо. Уникальная личность эта Люся Дороднова. До сих пор она - дай ей Бог здоровья! - по-своему служит отечественной эстраде, хотя широкие массы нашей публики и не подозревают о ее существовании. Поэтому немного задержу ваше внимание, хотя лично и сам с ней незнаком. Но много наслышан.

Знакомство Мондрус с Дородновой произошло на одном из стадионных представлений, где в супергромоздкой программе участвовали сразу несколько звезд эстрады.

В комнату, где Лариса готовилась к выступлению, постучали.

- Да-да, войдите!

На пороге появилась молодая женщина, представилась:

- Я - Люся. Работаю костюмершей у Миансаровой.

- Она, кажется, тоже выступает сегодня?

- Да.- И далее из уст незнакомки, благоговейно взиравшей на артистку, полился такой поток комплиментов, что Мондрус просто растерялась. Настоящее объяснение в любви! Речь кончилась умоляющей просьбой: - Лариса, если бы вы меня взяли к себе, я бы тотчас ушла от Миансаровой.

Позже выяснилось, что администратор Миша Дорн уже сосватал Миансарову в донецкую филармонию, и эта перспектива Люсю Дороднову не устраивала.

Мондрус костюмерши не имела, все платья шила сама, да еще успевала музыкантам рубашки гладить.

- Эгил, что ты скажешь по этому поводу? Не пора ли мне горничной обзавестись?

- Ну давай попробуем выбить ставку. Костюмерша нам все равно нужна.

Предлагая свои услуги, Люся Дороднова знала о своей хозяйке буквально все: вкусы в одежде, еде, косметике, привычки, правила жизни, режим дня и т. д. и т. п. Она взялась служить Мондрус с полной самоотреченностью и совершенно бескорыстно. Люся успевала и за хозяйством следить, и квартиру убирать, и обеды готовить, стирать и гладить белье, кормить и выгуливать Дизика и еще десятки разных дел. Она жила где-то в Подольске у родственников, без мужа и детей. Однажды осталась ночевать у Мондрус, и уже потом Лариса не решилась ее выпроводить. Люся боготворила свою хозяйку и ни за что не хотела оставлять ее даже на выходные. Она знала, где что купить: огурчики и зелень - на Преображенском рынке, булочки и пирожные - у Филиппова, мясо и рыбу - на Мясницкой. Моталась по Москве, не тратя лишней копейки. "Люся, вечером у нас будут гости,- говорила Лариса,- нужно накрыть стол".- "Тогда в холодильник лучше не забирайтесь,- по-хозяйски командовала она.- Я приготовлю утку и салат по-восточному". Когда Эгил из любопытства заглядывал в кастрюли, она ревниво косилась: "Пробу снимать можно только Ларочке".

Привела в порядок Люся и оркестр: костюмы и рубашки музыкантов всегда висели перед концертами на вешалках вычищенные и выглаженные.

- Я почувствовала себя, как у Христа за пазухой,- вспоминала Лариса.Никогда в жизни у меня не было такого преданного человечка. Дом блестел! Люся вставала раньше всех, а спать ложилась позже всех, и никогда ее не было слышно, будто в доме все делает невидимка. Когда решился вопрос о нашем отъезде, она просто разрыдалась: "Я понимаю, здесь так тошно и противно, и мне, конечно, обидно". Но мы простились тепло. Я отдала ей что-то из своей одежды, подарила шубку. Она потом звонила нам на Запад и хвалилась: "Я все еще в вашей шубке, Ларочка". А тогда уже Люся работала у Пугачевой...

Дороднова, как и Гарин, не побоялась поддерживать с нами связь. Мы меняли квартиры, а она все равно находила нас. И говорила по телефону: "Мне, Ларочка, сам черт не страшен, я ничего не боюсь..."

К словам Мондрус я добавлю следующее: с Пугачевой Дороднова объездила, наверное, весь мир, ну там, где эмигрантские колонии есть. Была и в Германии. Но вот в Мюнхен звезда нашей эстрады не брала ее никогда. Как-то Люся заикнулась о своей частной поездке к Мондрус, Алла Борисовна отрезала: "Нет!" Как утешение оставались только звонки по телефону. Однажды, находясь с Пугачевой в Кёльне, Дороднова полчаса "висела" на телефоне. Мондрус удивлялась: "Люся, за какие деньги ты говоришь?" - "А у меня есть мои суточные, вот проболтаю их сейчас, и мне больше ничего не нужно".

Я надеюсь, эти строки не повредят ее отношениям с Аллой Борисовной, которую все мы любим.

Итак, под конец главы, как бы между прочим, в моем повествовании вновь звучит тема эмиграции. После отъезда Лекухов в Америку, так поразившего Шварца, разговоров о туманных планах, связанных с заграницей, в семье Мондрус не возникало. Если не принимать в расчет ропот по поводу отсутствия зарубежных гастролей Жизнь-то все равно шла по восходящей: купили машину, выбили квартиру, вступили в Союз композиторов, записывали небольшие пластинки, давали сольники. Крутились как белки в колесе, не до пустопорожних разговоров было.

Искушения стали одолевать в начале 70-х.

Кто-то сообщил Шварцу: "Вы слышали, Александрович уезжает в Израиль..." -"Как?! Заслуженный артист, лауреат госпремии, уважаемый человек..." - "Да, подал документы".- "Ну, наверное, он хорошо припрятал свои бриллианты, запасся здесь добром, чтобы обеспечить себе будущее там".