Олесь Бенюх - Навстречу бездне Страница 35

- Письмо как письмо... Отнюдь не шедевр эпистолярного жанра. Впрочем, если хотите, могу прочесть вот отсюда несколько строк. Он взял с дивана книгу, которую листал перед их приходом. - Есенин... Только на чужбине я понял, какой это пронзительно-русский поэт... 3Спит ковыль. Равнина дорогая 3И свинцовой свежести полынь. 3Никакая родина другая 3Не вольет мне в грудь мою теплынь... 3Знать у всех у нас такая участь, 3И, пожалуй, всякого спроси, 3Радуясь, свирепствуя и мучась 3Хорошо живется на Руси. 3Свет луны, таинственный и длинный, 3Плачут вербы, щепчут тополя. 3Но никто под окрик журавлиный 3Не разлюбит отчие поля...

Виктор попытался было переводить. Но, посмотрев на восторженные глаза Раджана, завороженно следившего за губами Голдина, так и не дерзнул произнести ни слова...

Через два дня Виктор Картенев и Раджан поездом возвращались в Дели. В купе вагона первого класса,вместительном и прохладном, было тихо, чисто.

- Ты видел, что творится в других вагонах? - раздраженно произнес Виктор, когда они расположились на широких, мягких диванах. - Теснота, жарища, вонь!

- У вас в России тоже разные классы на железной дороге, - невозмутимо заметил Раджан.

- Я не в укор Индии! - смутился Виктор. - Просто стыдно ехать вот так, - он повел рукой вокруг, - когда тут же рядом не то чтобы удобств, мест самых паршивых не хватает. Это везде одинаково скверно!

- Поскольку унижает достоинство человека, - добавил Раджан. - Любое, пусть малейшее, ущемление прав унижает человеческое достоинство. Ты знаешь, Виктор, иной раз хочется каплю за каплей всю кровь свою отдать, только бы наступила она, эра всеобщего равноправия. А схлынут эмоции и вдруг начинаешь понимать, что это все из области утопической фантазии. Красивой кто же спорит...

- Я! - раздался громкий веселый голос и в купе вошел плечистый мужчина лет пятидесяти, румяный, кареглазый. Все в нем, казалось, излучало энергию, задор, здоровье - от темных, без проседи, волос и губ цвета спелой клюквы до нарядного коричневого костюма, под которым угадывались могучие мускулы.

- И спорить буду не с тем, что красивая, а с тем, что утопическая фантазия! - продолжал он.

- Постойте, - проговорил Виктор, - мы же с вами на совещании у главного инженера Голдина встречались. Инженер-энергетик Иван Левченко из Днепродзержинска?

- Он, - улыбался тот, крепко пожимая руки Виктору и Раджану. Обосновался в соседнем купе. Догоняю семью, которую отправил домой. Месячишко поплескаюсь в море в Ялте. Благодать!

- А потом? - спросил Раджан.

- А потом снова воплощать в жизнь "утопическую фантазию"!

- Где же, если не секрет?

- Конечно, секрет. Но вам скажу - в Египте.

- А до Бхилаи вы где-нибудь были? Я имею в виду, как строитель.

- Был, конечно.

- Где же, если не секрет?

- Конечно, секрет. Но вам скажу - в Китае, на Кубе, в Ираке, в Бирме, в Румынии, во Вьетнаме.

- И... не надоело вам мотаться по свету? - удивился Раджан. - Жить без семьи, где придется, есть что попало, спать по три часа в сутки?

- Нет, нисколько.

- Не понимаю! Или какая-то мистика, или бравада, или... извините, неправда.

- Ни то, ни другое, ни третье. "Утопическую фантазию" нужно строить рабочими мозолистыми руками.

- Пожалуй, я знаю, как я назову новую серию статей из Бхилаи, сказал Раджан. - "Иваны, строящие "Утопическую фантазию".

- Не слишком ли выспренно, браток? - спросил Виктор.

- Может быть, - задумчиво ответил Раджан. - Может быть... Зато точно!

Поезд, набирая скорость, бежал теперь по невысокому плато. Вот он плавно пошел по дуге и вскоре огромная россыпь огней заполнила все окно купе. Раджан поднялся с дивана, стал смотреть на эти огни. Завод жил, дышал, строился, рос. "Утопическая фантазия"! - думал Раджан.

Глава тридцать пятая П Р И Е М

( Из дневника Виктора Картенева )

"... Мы вернулись в зал. Он все еще был похож на пчелиный улей. Но уже на улей, готовящийся к зимней спячке. Через минуту Карлов подвел меня к молодому парню:

- Господин Наградж, журналист. Виктор Картенев, пресс-атташе нашего посольства. Третий секретарь.

Меня очень заинтересовала ваша статья в одном из воскресных приложений к "Индепендент геральд" об американском "Корпусе мира" вообще и в Индии - в частности, - говорю я. Здесь я ничуть не покривил душой, ибо, независимо от задания посла, давно уже интересуюсь этим вопросом. - В том же номере была еще одна статья на ту же тему, написанная господином Раджаном, - добавил я.

- Да-да, - с доброй улыбкой подтвердил Наградж. И продолжал: - Видите ли. "Корпус Мира", на мой взгляд, - это очень сложный, даже, я бы сказал, запутанный конгломерат. Я, правда, писал об этом полунамеками, но убежден на каждую пару чистых там имеется пара нечистых. Для баланса, что ли. Или чтобы люди все время помнили: "Есть американцы красивые, а есть и некрасивые". Выбирай, кому что нравится...

Внезапно за моей спиной раздался голос Раджана:

_ Разрешите, господин пресс-атташе, засвидетельствовать самое искреннее к вам почтение!

Мы обнялись. Раджан включился в наш разговор. К нам подошел и Карлов со своей собеседницей, сказал, обращаясь ко мне:

- Вот, Виктор, ты хотел поговорить с живым представителем "Корпуса Мира" в Индии. Прошу любить и жаловать - Беатриса Парсел. Только что из самой глуши джунглей!

Беатриса - совсем молоденькая девушка. Молоденькая и прехорошенькая. Она уже немного навеселе. Не обратив ни малейшего внимания на Раджана и Награджа, она хватает меня под руку и тащит по направлению к круглой комнате. Я оборачиваюсь, машу рукой Раджану: "Пойдем с нами". Но он напряженно улыбается, кивает головой. Индийцы в знак согласия поводят головой из стороны в сторону, в знак отрицания - кивают. Видно, обиделся парень на бесцеремонность американки. А она ничего вроде бы не замечает. Усевшись на диванчик, говорит:

- А вы мне нравитесь, господин Картенев. - Она снова громко, еще громче прежнего, смеется. - Загадочная славянская душа. Вы знаете, я очень люблю Достоевского. Он пытался раскрыть миру сокровенные секреты русской психологии. Выдать более важную тайну, чем любая военная. Наверно, поэтому он был у вас так долго под запретом. Ну, признайтесь!

- Я считаю Достоевского одним из величайших психологов всех времен. Его гений раскрыл миру секреты общечеловеческой психологии. Хотя его творчество, естественно, уходит всеми корнями в русскую почву. И никто его не запрещал. Конечно, как любой писатель, кому-то он более близок, понятен, кому-то менее. Я, например, могу читать наизусть большие отрывки из его романов...

-Ха-ха-ха! Ну, Бог с ним, с Достоевским. А то вы сейчас начнете цитировать любимых в России Джека Лондона, Теодора Драйзера, Эрнеста Хемингуэя. Ведь правда, вы их считаете самыми американскими писателями? Ах, что я болтаю! Все это пустяки...

Голос ее задрожал, и я подумал, что она вот-вот расплачется. С чего бы это? Подозвав официанта, я хотел дать ей стакан мангового сока.

- Ну нет, господин Картенев, - возразила она живо, быстро овладев собой. - Коль скоро я в русском посольстве, я пью только водку. А не пустяки вот что: вы скверно рисуете нас, американцев, в своей прессе. А местные "комми" вам, естественно, подражают. Например, как это вы пишете о "Корпусе Мира"?

Она наморщила лоб, словно пытаясь вспомнить что-то.

- А, да - вот: "Это троянский конь американского империализма". Ну, посмотрите на меня хорошенько, господин Картенев. Разве я похожа на лошадь?

Нет, черт возьми, она была даже красива, эта подвыпившая американка. И уж никак не похожа на лошадь!.. Хотя, может быть, если моя жена еще полгода посидит в Москве, мне любая женщина покажется красавицей.

- За объективность в оценках, - продолжает она. - Дно кверху! Между прочим, как вы смотрите, господин Картенев, на проблему Анастасии? Действительно ли та женщина, которая много-много лет судилась с гамбургским судом, - единственная чудом уцелевшая дочь последнего русского царя? Или она - отважная авантюристка типа княжны Таракановой?

- А вы неплохо знаете русскую историю!

- А вы плохо уходите от ответа!

Тут подошел к нам какой-то хлюст, длинный, прилизанный, представился:

- Тэдди Ласт, корреспондент "Нью-Йорк Таймс" в Дели!

И, обратившись к моей собеседнице, дружески-развязным тоном сказал: Беатриса, я думаю, нам пора ехать. О'кей?

- Тэд, а господин Картенев тоже любит Достоевского. Только он боится в этом признаться. Русская нация - нация сфинксов. Вот индийцы, - она бросила неприязненный взгляд по направлению к залу, - у них все, как на ладони. Простодушные дети природы!

Ласт мягко взял ее под руку, повел к выходу.

Странная девица, не правда ли? В моих познаниях о "Корпусе Мира" от этой встречи мало что прибавилось. Разве что они знакомы с нашей историей? С Достоевским? Или с русской водкой? Но кто с ней не знаком?!

Когда остались одни наши, посол по традиции предложил выпить "посошок" за отбыващего советника. И мне вдруг снова так захотелось домой, так захотелось зачерпнуть пригоршню снега на Арбате, пробежаться на лыжах в брянском или тамбовском лесу, наконец, просто молча постоять у обочины любой российской дороги - с ее ухабами и рытвинами, с деревенькой в стороне, с церковкой на горке и леском речкой под, с нашим солнцем, с нашими звездами над ней. Вдохнуть своего воздуха, напоенного нашей песнью, нашей удалью, нашей радостью и нашей печалью"...